Прелестная сумасбродка - Дэвис Мэгги. Страница 10

Герцог швырнул в нее последнюю порцию записок и, обессилев, упал на подушки и зашелся в отчаянном кашле.

— «Иные называют меня мечтательницей, — с ангельским спокойствием продолжала Мэри, — но я благодарю бога, который вложил мне в душу эти мысли и дал силу духа для того, чтобы высказывать и защищать их открыто. — Голос ее зазвенел: это место Мэри не могла читать без волнения. — Благодарение богу, я нашла свое место в жизни, я свободна и счастлива: но стоит вспомнить о предрассудках, порабощающих моих сестер, и сердце мое обливается кровью…»

Герцог больше не слушал. Он сел в кровати, комкая в руках одеяло, рот его открывался и закрывался вновь, грудь ходила ходуном, но из горла не вырывалось ничего, кроме рычания и кашля.

Мэри невозмутимо перевернула страницу.

— Позвольте напомнить, ваша светлость, что доктор Пендрагон прописал вам чтение вслух для отдыха и развлечения. Мистер Краддлс говорит, что вы не смогли заснуть, — так, может быть, вам стоит лечь на подушку, расслабиться, закрыть глаза и спокойно слушать дальше? Итак, я продолжаю. «Я люблю мужчину как равного себе; мы уважаем друг друга и стремимся доставить друг другу радость и наслаждение; но у него нет никакой власти надо мной, как и у меня над ним».

Герцог потянулся к кувшину с водой, стоящему на столике у кровати.

— «В наше время женщин держат в золотой клетке, — продолжала Мэри, — их наряжают в роскошные платья, дарят им драгоценности, обучают изящным искусствам, но не дают им никакого понятия о реальной жизни…» На вашем месте я бы не стала швыряться посудой, — заметила она, скосив глаза на герцога. — Бросив в меня кувшин, вы только подтвердите слова Мэри Уоллстонкрафт: мужчина властвует над женщиной не благодаря превосходству разума или характера, а исключительно с помощью грубой физической силы!

— Да, черт побери, но тогда вы заткнетесь! — прорычал герцог, позорно «пустив петуха» на последнем слоге.

Оставив мысль о кувшине, герцог отбросил сатиновое покрывало и вскочил с кровати. Мэри успела заметить, что его короткая ночная рубашка совсем не прикрывает мускулистых ног…

Миг спустя мощная рука сгребла ее и опрокинула на герцогское ложе, а вторая рука сунула ей под нос кучу скомканных записок.

— Сэр! — потрясенно вскричала Мэри.

Записки полетели ей в лицо и снежным ковром рассыпались по покрывалу.

— Сэр, вы переходите все границы!

Доминик вскочил на кровать — она прогнулась под его тяжестью — и потянулся к чернильнице.

«А что мне остается делать, если вы изводите меня уже целый час? — торопливо строчил он. — Довольно! Не хочу больше слушать бред этой сумасшедшей!»

Мэри Фенвик вскочила. Синие глаза ее сверкнули гневом.

— Уверяю вас, Уэстермир, это не каприз, — с достоинством промолвила она. — Вот уже несколько лет я глубоко предана идеям этой великой женщины! Если вы считаете ее сумасшедшей, то, уж простите, у вас самого не все в порядке с головой! Или, может быть, — гневно продолжала она, — вы полагаете, я специально выбрала эту книгу, чтобы рассердить вас и толкнуть на грубость? Дурного же вы обо мне мнения, сэр!

Герцог ее не слушал — он лихорадочно перебирал скомканные записки. В ожидании Мэри Доминик приготовил для нее столько вопросов, что уже не все помнил. Когда в руки ему попался клочок бумаги с надписью: «Какого вы роста?», Доминик несколько мгновений удивленно смотрел на него, затем сердито фыркнул, скомкал и отбросил записку.

Наконец он нашел то, что искал, и сунул измятую бумажку Мэри под самый нос.

«Вам знакомо понятие ахроматического микроскопа? И что же это такое, по-вашему?» — язвительно интересовалась записка.

Мэри не торопилась отвечать. Сперва она заложила «Защиту прав» закладкой, закрыла и положила на резной прикроватный столик. Затем сложила руки на коленях и, устремив взгляд на тяжелые складки балдахина, заговорила, словно примерная ученица на уроке:

— Ахроматический микроскоп, милорд, дает исследователю возможность наблюдать объект, не искаженный эффектом дополнительных цветов, наблюдаемым в обычных оптических приборах. В таком микроскопе используются особые линзы — несколько линз из разных видов стекла и с разными фокусами, что и позволяет достичь желаемого эффекта.

Она подняла взгляд еще выше, на герцогский герб.

— Впрочем, вы, милорд, как обладатель такого прекрасного микроскопа, несомненно, все это знаете и просто получаете извращенное удовольствие, подвергая меня этому ненужному экзамену.

Герцог немедленно потянулся за бумагой.

— Уэстермир, не напрягайте силы! — воскликнула Мэри. — Вспомните, доктор Пендрагон говорил, что любое волнение вам противопоказано! И незачем забрасывать меня вопросами. Я и без вашего допроса признаюсь, что видела микроскоп всего раз или два в жизни, а пользовалась им и того меньше. Зато читала иллюстрированные каталоги, которые выписывает отец моей лучшей подруги, доктор Томас Стек из Стоксберри-Хат-тона. Долгими зимними вечерами мы с подругами сидели у доктора в библиотеке и листали эти изумительные журналы. Доктор так мечтает о новейшем оборудовании для больницы, но, увы…

Слова ее были прерваны нетерпеливым рычанием. Герцог не желал слушать жалоб на бедность провинциальных докторов.

Склонившись над доской для письма, герцог нацарапал новую записку и протянул ее Мэри.

Девушка прочла вопрос — и глаза ее расширились от удивления.

5.

— О ботанике? — переспросила Мэри.

Цветущий ротик ее вопросительно округлился — и герцог, едва взглянув на девушку, мгновенно забыл, о чем только что спрашивал.

Мэри снова заглянула в записку.

— Вы спрашиваете, что я знаю о ботанике?

Уэстермир кивнул, не сводя с нее пристального взгляда.

Речь Мэри, посвященная микроскопу, его словно громом поразила. Доминик чувствовал, что готов пересмотреть свои представления об ученых женщинах. «Или я брежу, — думал он, — или этот ярчайший образчик „синего чулка“ и вправду на что-то годен!»

Осталось только выяснить, на что именно.

Несколько дней, проведенных в герцогском особняке, преобразили Мэри Фенвикдо неузнаваемости — по крайней мере, внешне. Юная красавица, скромно сидящая на краешке кровати, ничем не напоминала расхристанную нахалку, ворвавшуюся в экипаж Уэстермира в Ковент-Гардене несколько дней назад. Сегодня на Мэри было шелковое платье с глубоким декольте, открывающим взору белоснежные плечи, волосы ее были причесаны и убраны по последней моде, а узкая юбка подчеркивала длину ног и обнажала стройные лодыжки.

Доминик помнил, что с первой секунды их необычного знакомства его поразила сочная, почти классическая красота девушки. Никакой бледности, томности и хрупкости, воспеваемой модными поэтами, но герцогу ненавистной! Сильное гибкое тело, полная грудь, яркий румянец, тяжелая копна золотых кудрей — все говорило о том, что из Мэри Фенвик, несмотря на все ее мятежные выходки, получится отличная жена и мать. Покойные отец и дед Доминика, несомненно, с ним бы согласились.

Со времен Вильгельма Завоевателя Уэстермиры выбирали себе жен, руководствуясь не знатностью, не богатством, а прежде всего здоровьем будущих суженых. Многие аристократы ради приданого брали в жены чахоточных, хромых, даже горбатых, но за Уэстермирами такого не водилось. Поэтому и дети у них получались как на подбор — здоровые и крепкие, не чета хилым отпрыскам иных благородных семейств.

А мисс Мэри Фенвик, думал герцог, глядя на ее склоненную русую головку, самой природой создана для материнства! Их дети затмят всех аристократов на севере Англии!

— Мне, — говорила тем временем Мэри, — случалось заглядывать в «Описание растений» Стивена Гейлса, принадлежащее нашему учителю, мистеру Макдугалу. Гейлс — выдающийся ученый, хотя, должна признаться, его взгляды на обмен веществ у растений мне кажутся странными…

«А может быть, она умеет и каталоги составлять?» — думал герцог, глядя, как в лад дыханию поднимаются и опускаются кружева на высокой груди его восхитительной собеседницы.