Прелестная сумасбродка - Дэвис Мэгги. Страница 37
Софрония удивленно подняла брови. Пенелопа ахнула.
— Мэри, дорогая, ты действительно этого хочешь? Ты представляешь, какие пойдут разговоры? Конечно, Уоллстонкрафт — великая женщина, но она никогда не жила в Стоксберри-Хаттоне! И вообще, это унизительно и оскорбительно! Он обращается с тобой, словно с какой-то…
— Я согласилась, и хватит об этом, — коротко ответила Мэри. — Иного выхода нет. Уэстермир, предлагая это, рассчитывал, что я испугаюсь и соглашусь на замужество, — не дождется!
Она гордо вздернула подбородок и оглядела подруг, ожидая возражений.
— Кроме того, таким образом мне легче будет осуществить великолепную идею Пенни — влюбить его в себя до безумия, привязать к себе… э-э… узами чувственности, или как это там называется, и получить от него деньги. Разумеется, солидную сумму, — добавила она. — Я дешево не продаюсь.
— Все это хорошо, Мэри, но как ты собираешься это сделать? — скептически заметила Софрония. — Мне кажется, чтобы обворожить мужчину, нужен большой опыт в любовных делах.
— Ну, кое-какой опыт у меня теперь есть, — густо покраснев, заметила Мэри и торопливо продолжила: — И Уэстермир уже в меня влюблен! Ведь он приехал сюда за мной и продолжает называть меня своей невестой. Хотя, конечно, это проблема: боюсь, я плохо представляю, что и как надо делать, чтобы свести мужчину с ума. Ах, вспомнить только, что в Лондоне Уэстермир показывал мне целые толстые тома, посвященные искусству любви! И почему я не прочла их от корки до корки!
Мэри вдруг замолчала.
— И вообще он был таким внимательным, таким нежным… — протянула она каким-то странным голосом.
— Мэри, дорогая, — прервала молчание Пенелопа, — если тебе нужны книги на эту тему, то у моего папы есть несколько штук.
Обе девушки уставились на свою подругу во все глаза.
— Я… ну… — замялась Пенни, — понимаешь, у меня и в мыслях не было специально их искать — я просто протирала полки у папы в кабинете и нашла их сзади, за собранием сочинений Аристотеля. Я так удивилась! Конечно, учитель должен держать у себя самые разные книги, и чем больше, тем лучше, но эти… Ах, Мэри, там та-акое написано! Я потом несколько дней ходила сама не своя! Но, мне кажется, тебе эти книги очень пригодятся.
— Подумать только, а нам ничего не рассказала! — укоризненно заметила Софи.
— Да это совсем недавно случилось, — пробормотала Пенелопа, покрываясь густым румянцем.
— И что это за книги? — поинтересовалась Мэри. — С картинками?
— Да нет, картинок там нет, но текст такой… Мне кажется, папа читал их в молодости, еще в студенческие годы. Их там три или четыре, я помню, что одна называется «Невинные шалости».
— Спасибо, Пенни! — поблагодарила ее Мэри. — Думаю, твои книги мне очень помогут. Что ж, подруги, завтра я отправляюсь в «Вязы», а через неделю уезжаю в Лондон. Пожелайте мне удачи!
— Я тоже могу тебе помочь, — сказала вдруг Софрония, поднимаясь с места. — Подожди, сейчас принесу кое-что из своей комнаты.
— А твой отец… — начала Мэри.
— Уже спит. Он всегда рано ложится. Не бойся, я его не разбужу.
Вскоре она вернулась, неся с собой деревянный расписной сундучок, окованный по углам медью. Высокая круглая крышка его запиралась на латунную защелку. Весь он был расписан яркими цветами, вьющимися лозами и фантастическими птицами. Сундучок был очень потертым, но краски ничуть не потускнели от времени. При свете камина он выглядел очень ярко и экзотично.
— Какая прелесть! — воскликнула Пенелопа. — Что это?
— Цыганский сундучок, — ответила смуглая красавица. — Он принадлежал моей матери.
Она отодвинула защелку и открыла сундук. Сверху лежала стопка пожелтевших от времени писем, их Софрония отложила в сторону. Под письмами блистало что-то красное, шелковое, богато расшитое золотой фольгой. Софи вынула его из сундучка и развернула: при ближайшем рассмотрении полупрозрачное красное полотнище оказалось юбкой.
Вслед за юбкой Софи вытащила кожаный лоскуток, расшитый разноцветным бисером и стекляшками.
— А это что? — изумленно воскликнула Мэри. — Софи, только не говори мне, что… о господи, неужели все-таки лифчик?
Софрония грустно улыбнулась.
— В таких нарядах цыганки танцуют на ярмарках. А «гаджо» — то есть деревенские парни — любуются на них и бросают им монеты.
— Откуда ты знаешь? — Мэри заглянула в сундучок сама. Взору ее представилась шелковая шаль, множество браслетов для рук и ног, а также баночка помады, краска для век и духи, такие сильные, что стоило открыть флакон, как запах их распространился по всей кухне.
— Софи, а ты знаешь, как все это… одним словом, что куда надевать?
— Мама мне ничего не рассказывала — она умерла, когда я была еще совсем маленькой, — ответила девушка. — Но догадаться нетрудно. Я пару раз примеряла этот костюм. В шаль надо закутаться с головы до ног перед началом танца — тогда ты будешь выглядеть загадочной.
Она широко улыбнулась.
— А потом сбрасываешь шаль и предстаешь перед зрителями во всем своем великолепии!
— Мэри, — восклицала Пенни, от волнения чуть не прыгая на стуле, — неужели ты и вправду это наденешь? Ты только посмотри — на этой юбке такие разрезы, что видно… э-э… ну, вообще все видно! А лифчик? Я вообще не понимаю, на чем он держится! Разврат, да и только! Господи боже, — вдруг взвизгнула она, — хотела бы я посмотреть, как ты в этом наряде соблазняешь Уэстермира!
— Ну и кто же из нас развратница? — улыбнулась Мэри. — А теперь, Пенни, пойдем к тебе, и ты дашь мне книги, о которых говорила. Как ты сказала — «Невинные шалости»?
— Да, как-то в этом роде, — ответила Пенни, не сводя мечтательных глаз с цыганского наряда. — И еще «Ночные забавы» и «История девственницы». Ах, Мэри, там та-акое написано… ты и представить не можешь!
— Будем надеяться, что герцог этого тоже представить не может, — сухо заметила Софрония.
Часом позже, около полуночи, Пенелопа и Мэри прокрались окольными улочками к дому учителя Макдугала. Мэри притаилась в тени у задней двери; Пенни отправилась внутрь за «Ночными забавами» и «Историей девственницы».
Она скоро вернулась.
— Удачи тебе, подруга! — прошептала она, вручая книги Мэри. — Только постарайся их вернуть, ладно? Если они пропадут, бедный папочка придет в ужас!
Мэри обещала так и сделать. Подруги обнялись.
— Просто не верится, что мы с тобой видимся в последний раз, — со слезами на глазах пробормотала Пенелопа.
— Вовсе не в последний! — горячо возразила Мэри. — Уэстермир не посмеет нас разлучить. Вы с Софронией будете приезжать ко мне в гости — и пусть он только попробует возразить!
С сундучком Софронии под мышкой, прижимая к животу книги Пенелопы, Мэри пустилась в обратный путь. Она держалась темной стороны и не выходила из-под деревьев: молодым девушкам не положено гулять одним поздней ночью, и, если кто-то ее увидит, пойдут новые сплетни — а их, видит бог, и так ходит о ней больше чем достаточно. Наконец она обогнула мельницу и увидела невдалеке блистающий в лунном свете шпиль церкви Святого Дунстана.
Мэри снова была дома.
Но, увы, только на одну ночь.
Бледный лик луны навис над Воинским лесом. Великолепный жеребец игреневой масти шел по тропе шагом; всадник его, отпустив поводья, погрузился в раздумья.
Робинсон Пархем возвращался из Хоббса, где провел чудный вечерок в трактире «Золотое руно». Он был рад хотя бы на несколько часов вырваться из Стоксберри-Хаттона.
В последнее время жизнь Пархема сильно осложнилась. А все этот проклятый герцог Уэстермир! Словно с цепи сорвался, ей-богу, — с чего это ему вздумалось проверять своего верного приказчика, чей дед служил еще его деду?
Герцог был резок и придирчив, и Пархем побаивался, что хозяин просто прикажет закрыть и шахту, и фабрику — а что тогда останется делать приказчику? Сниматься с насиженного места и искать новую работу? Да где же еще он найдет такое непыльное и доходное местечко?