Невеста мастера - Дэвис Сьюзан. Страница 14

— Лохлен… — прошептала она с какой-то болью в голосе.

Он замер, звук их прерывистого дыхания и бешеный стук сердец — это было единственное, что можно было услышать. Он бросил взгляд, на ее красиво очерченный рот со следами его страстных поцелуев и содрогнулся.

— Господи! — произнес он низким, грубым голосом. — Я, должно быть, не в своем уме!

Эти слова подействовали на нее как удар бича. Реальность вернулась, и, Боже, как она мстительна! Эта темнота, эта ледяная вода там, внизу, этот холод, этот мужчина. Чувствуя унижение и почти физическую боль, она отшатнулась от него. Схватив ее за руку, он помог ей встать, — хотя она отчаянно пыталась вырваться.

— Констанс!

— Пусти! — сказала она не допускающим возражений тоном, не глядя на него.

— Я не знаю, что сказать…

— Ничего и не говори. Просто уйди. — Она сделала шаг и снова чуть не упала.

— Черта с два! — взорвался он, успев подхватить ее. — Мороз же! Ты обморозишься.

— Господи, как я ненавижу этот проклятый городишко! — пробормотала она, ковыляя на своих онемевших ногах.

— Я должен тебе помочь, а то ты тут совсем загнешься, — и полуповел, полупонес ее к дорожке.

— Черт тебя возьми! Не нужна мне твоя помощь!

— Ладно. — В голосе его мешались иронические и извиняющиеся нотки. — Я не хотел тебя испугать, или еще что-нибудь…

Ее это не очень удовлетворило, и вот, чтобы он не заметил, что она все еще вся дрожит, — причем, не от холода, а от последствий его ласк, Констанс перешла в наступление:

— А зачем ты тогда меня преследовал?

— Ну, ты была такая… вся не в себе, когда убегала из зала…

— А, и ты хотел меня утешить? Какой рыцарь! — Она ухмыльнулась и толкнула его.

— Уйди, я сказала!

— Перестань строить из себя!.. Как джентльмен я не могу позволить тебе идти одной! — По его голосу было очевидно, что его терпение истощается.

— Ну, за сегодняшний вечер я нарушила уже все предписания миссис Фаррар, так что моя репутация переживет и это… — едко заметила она. Нервы ее были на пределе.

— Неблагодарная девчонка! Если бы не я, ты бы сейчас была по шею в этом лягушатнике!

— Я бы никогда не стала сходить с дорожки, если бы ты за мной не тащился! Хватит с меня твоей помощи, оставь меня!

— Еще раз говорю — хватит! Я доведу тебя до дома — это недалеко и тебе надо переодеться, снять все мокрое…

Они были уже почти у самого начала Бикон-стрит. Вдоль улицы выстроилась как на параде шеренга солидных, ухоженных особняков — все из красного кирпича, с черными ставнями, с белыми карнизами — свидетельство безупречного происхождения и финансового благосостояния их владельцев.

— Подумайте, как следует, мистер Мак-Кин! — отвратительно фальшивым тоном произнесла Констанс. — Если вы уж так следуете общепринятым правилам, то учтите, — коль скоро вас увидят со мной наедине, то вам придется сделать мне официальное предложение о вступлении в брак. Как вам эта перспективочка?

— Какой шанс! Видимо, мне следовало бы им воспользоваться! — фыркнул Лок.

— Шанс, но не для меня! Я была бы очень обязана, если бы вы, наконец, убрали свои руки и сами бы убрались восвояси!

— Ты можешь помолчать? — рявкнул он. — Хотя ладно, слава Богу, хоть не дерешься. После этого сегодняшнего представления от тебя посуду будут подальше убирать!

— Ах ты! — Она попыталась влепить ему пощечину, но, плотно укутанная в пальто, не смогла этого сделать. Ярость сразу согрела ее. — Смеешься надо мной? Издеваешься? Да, конечно, тебе же приятно, когда с Латэмами происходит что-нибудь скандальное. Я видела, как ты радовался!

— Ну, отчасти! — В свете уличного фонаря было видно, как он слегка улыбнулся. Они остановились, одна его рука была у нее на талии, другая — сжимала полы пальто у ее горла. Он притянул ее к себе.

— Вот что я тебе скажу — один маленький секрет. Роджер Латэм — это просто надутый индюк. Это купание на него должно хорошо подействовать.

— Он меня боится, — сказала она почти про себя и вновь вздрогнула — от страха, от холода и от близости этого мужчины. — Я не могу здесь оставаться.

— Думаешь, бегство решит все проблемы?

Этот простой вопрос заставил ее вновь вспомнить о своем преступлении, — у нее перехватило дыхание.

— Ты ничего не понимаешь…

— Перестань! Я вполне понимаю, каково это — стать предметом всеобщих толков и пересудов, — резко сказал он.

— Да уж кому, как не тебе это понимать! — Она как-то вся увяла, от всего ее вызывающего поведения не осталось и следа.

Наверное, бессознательное стремление бросить вызов всем этим сплетням и толкнуло ее на то, чтобы строить из себя дурочку на этой Ассамблее. И, наверное, она просто заставила себя поверить, что ей хорошо в его объятиях, а все объясняется тем, что они просто товарищи по несчастью. Да, это было не более чем иллюзия, но от ее утраты было как-то невыразимо больно.

— Бежать — это трусость, — продолжал между тем Лок, подходя уже к гранитной громаде дома Латэмов. — Это только затянет решение проблемы.

— Я не такая сильная, как ты. — В ее голосе вдруг послышались слезы.

— Ну да! Как ты разделалась сегодня с этими горгонами и драконами бостонского света! На это такая смелость нужна — и у тебя, я смотрю, ее не занимать.

— Да нет, все не так. — Констанс остановилась — вот они, те же деревья, которые она каждый день видит из окна своей спальни. Ей вдруг захотелось все объяснить насчет себя ему, этому сильному, такому привлекательному мужчине.

— Это была не я, — сказала она очень серьезно. — Ну, то есть не совсем я. Не знаю, почему я делаю все эти ужасные вещи. По-моему, я иногда себя не вполне контролирую, как будто кто-то мной управляет со стороны. — Ее голос оборвался. — Может, я какая-то чокнутая…

— Играешь на жалость, Констанс? Я, пожалуй, не встречал никого, кто бы меньше в ней нуждался.

— Если бы только знал… — Она глубоко вздохнула, и из ее груди вырвалось что-то похожее на рыдание.

— Да ладно тебе… — Он неуверенно посмотрел на нее. — У тебя было что-то вроде нервного шока, а потом ты еще замерзла.

Из-под ее ресниц скатилась слеза, потом другая, оставляя мокрые дорожки на щеках.

— Ну не надо, черт! — пробормотал он. — Слушай, Конни, ну, пожалуйста!

Слезы не останавливались. Она повернулась, чтобы убежать, но он не отпустил ее, а наоборот, мягко, но решительно обнял, и она громко зарыдала, уткнувшись ему в грудь.

Лок не знал, что делать, однако бессознательно сделал как раз то, что было ей больше всего нужно, — поглаживая ее по спине, прикрыв ее своим большим, теплым телом от ветра, начал шептать ей на ухо что-то нежное, успокаивающее. В этой ласке не было и следа той страсти, которая жарким, коротким языком пламени вспыхнула между ними всего несколькими минутами раньше. Это было скорее похоже на то, как утешал ее в свое время ее учитель рисования, бедный Жером.

Нет, она не заслуживает этого, это ее очередная фантазия — плод одиночества и неустроенности.

Он и она — сами по себе, бремя ее вины отделяет ее от всех, она не может позволить себе так распускаться. В опасности ее свобода, ее жизнь, все остальное — безумие…

Вырвавшись из рук Лока, Констанс бегом перебежала пустынную улицу, даже забыв, что на ней его пальто. Он ее не окликнет, она знала это, и он не окликнул. Ладно, пусть она поступила как трусиха, но бежит она не в поисках надежного убежища — вряд ли дом Латэмов можно считать таковым, а, просто спасаясь от самой большой опасности, которая встретилась ей с тех пор, как она покинула Лахайн.

— Констанс! Ты проснулась, моя девочка? — Осторожный стук в дверь и мягкий вопрос деда вырвали Констанс из мира ее мрачных мыслей о своей несчастной доле. Она поднялась со своей мягкой пуховой перины, поспешно стерла с лица слезы и с виноватым видом скатала валиком пальто Мак-Кина: сунув его затем под подушку. Сумрачный свет пробивался сквозь занавески, но было трудно сказать — утро это или уже полдень. После вчерашнего было бы лучше вообще впасть в спячку, чтобы избежать всех этих неизбежных упреков и вопросов.