Дух любви - дю Морье Дафна. Страница 60

Зима подходила к концу, дни становились светлее.

Вскоре работы на верфи закончатся и корабль будет готов к выходу в море. Было уже видно, что это красивое, отлично сработанное судно, и кузены Кумбе имели все основания для гордости. На последней неделе марта Кристофер сильно простудился и слег в постель. Перед самой болезнью он послал в контору счет за постройку «Хесты», поскольку фирмы в Плимуте и в других городах, с которыми он был связан, стали присылать письма с просьбами рассчитаться с ними. Когда простуда окончательно подкосила его, заниматься этим Кристофер поручил Тому.

Через неделю, когда он уже мог спускаться по лестнице и сидеть перед камином в гостиной, к нему с встревоженным лицом вошла Берта и сказала, что в передней ждут Том и Джеймс, которым надо поговорить с ним по очень важному делу.

– Сейчас же их впусти, – сказал Кристофер с некоторым удивлением. – Надеюсь, не произошло ничего из ряда вон выходящего.

Мужчины вошли в комнату, и по их лицам Кристофер сразу понял, что привело их к нему нечто крайне срочное.

– Видя, как ты плох, я бы ни за что не стал тебя беспокоить, – начал Том, – если бы не произошла ужасная вещь. Вот, взгляни, это письмо пришло сегодня утром.

Кристофер взял у него лист бумаги и прочел следующее:

«Томасу Кумбе и сыновьям.

Милостивые государи!

Относительно вашего счета за переоборудование барка „Хеста" мы полагаем, что вы значительно завысили и превзошли лимиты, установленные фирмой. Поскольку перед началом работ вы не определили их стоимость и, не проконсультировавшись с нами, действовали под свою ответственность, сим документом мы решительно отказываемся выплатить указанную вами сумму, и настоятельно рекомендуем пересмотреть ее в плане уменьшения, в противном случае считаем наше соглашение недействительным.

Искренне ваши

Хогг и Вилъямс.»

Кристофер перевернул листок и невидящими глазами посмотрел на своих кузенов.

– Что это значит? – глупо спросил он. – Я ничего не понимаю.

– А значит это только одно, – медленно ответил Том, – мы разорены.

Он поднялся со стула и стал ходить взад-вперед по комнате. Джеймс молчал.

– Но послушайте! – закричал Кристофер диким голосом. – Здесь какая-то ошибка. Он не может отказаться платить, это невозможно, это бесчеловечно. Вы были в конторе?

– Пошел, как только мы прочли это письмо, – ответил Том, – сразу пошел и потребовал встречи с ним. Долго он меня не задержал. Сказал, что мы собирались ограбить его фирму, что мы специально принялись за работу не как положено, не составив сметы, и все такое, что он не приказывал делать то-то и то-то, что мы сами виноваты, что попали в такую передрягу. Платить он не намерен, а если мы собираемся бороться, то закон на его стороне. Это, Крис, только в общих словах.

– Вот мы и пришли сразу к тебе, посмотреть, что ты предложишь, – прервал свое молчание Джеймс.

Кристофер в ужасе и замешательстве переводил взгляд с одного на другого.

– Мы действовали так, как было всегда заведено у Кумбе, – сказал он, – мы верили людям, и люди верили нам. Раньше такого никогда не случалось. Спросите у любого в Плине, и они скажут то же самое. Хогг и Вильяме не могут так обойтись с нами… говорю вам, не могут, но…

– Брось, Крис! – воскликнул Джеймс. – Какой толк обращаться к людям? Теперь нам надо драться с Филиппом Кумбе и с законом. Не на жизнь, а на смерть, как говорит Том.

– Да, взгляни-ка на это, и вот на это, и вот еще на это, – с яростью в голосе проговорил Том, вынимая из кармана счета из Плина, Плимута, Лондона и из многих других мест. – Они приходят с каждой почтой, и сколько еще придет. Материалы и оборудование, заказанные на наше имя, за которые мы ждали уплаты от Хогга и Вильямса. Он платить не хочет, мы не можем. Это крах, говорю вам, эго крах, конец для всех Кумбе.

Он уронил голову на руки.

– Неправда, – пробормотал Кристофер, – неправда, должен быть выход, клянусь, что должен.

В комнате наступила тишина, все замолкли. Том вынул из кармана платок и высморкался. Джеймс, не сводя взгляда с огня, что-то тихо насвистывал сквозь зубы. Из кухни доносился звон тарелок: Берта накрывала стол к обеду. За окном пробежала Дженифер, зовя мать. Трое мужчин в гостиной словно окаменели. Но вот Кристофер нетвердо поднялся с кресла и протянул руки кузенам.

– Мы все в одинаковом положении, – сказал он, – мы будем бороться или погибнем вместе. Пусть закон на стороне дяди Филиппа, но на нашей стороне правда. Я не боюсь.

Джеймс пожал плечами и хрипло рассмеялся.

– Кому до сих пор удалось взять верх над Филиппом Кумбе? – спросил он. – По мне, так правда плохое оружие, хитрость и подлость – вот что в наше время приносит процветание. Он знает, что ему надо, говорю вам: он сразу наголову разобьет нас.

Три двоюродных брата, растерянные, беспомощные, молча смотрели друг на друга.

Глава двенадцатая

Следующие недели были полны тревог и душевных мук. По ночам Кристофер, лежа без сна рядом с женой, молил Бога, чтобы хоть слабый луч света пробился сквозь мрак, сгустившийся над ним и его двоюродными братьями и готовый целиком поглотить их.

Днем он работал с адвокатом, предоставляя все свидетельства того, что Кумбе действовали в строгом соответствии с договоренностью и что вина целиком лежит на фирме Хогга и Вильямса.

Прекрасно знакомый с судебной казуистикой, стряпчий сделал все возможное, чтобы на основании массы разрозненных фактов и материалов подготовить защиту, однако предупредил своих клиентов, что почти не надеется на успех, поскольку, как бы честно и добросовестно они ни выполнили свою работу, с юридической точки зрения их действия были незаконны.

Пятого апреля дело слушалось в суде Садмина. Братья отправились туда на взятом в плинском гараже автомобиле той же извилистой дорогой, которой более двадцати лет назад смотритель лечебницы для душевнобольных вез Джозефа в тряской двуколке. С затянутого штормовыми тучами неба непрерывно лил дождь, ветер временами переходил в ураган. Весь день мысли об отце не покидали сына. Тот же человек, что некогда обрек Джозефа на одиночество и безысходное отчаяние, теперь обрекал Кристофера на разорение.

На исходе дня Кристофер узнал, что их дело проиграно. Хогг и Уильямс одержали победу. Чтобы расплатиться с долгами, Кумбе должны ликвидировать свое предприятие.

Кумбе разорены, Кумбе банкроты. Старая вывеска будет снята, верфь продана. Док, где было построено и спущено на воду столько прекрасных кораблей, придет в запустение. Одна из самых славных традиций Плина, предмет его гордости останется в прошлом.

В тот вечер возвращение Кристофера домой было печальным. Потрясенный постигшей его бедой и разорением своих кузенов, он вошел в дом, почти не замечая завываний ветра, который рвал на нем одежду, не обращая внимания на яростно бьющееся о скалы море.

Вышедшая ему навстречу Берта по одному взгляду на лицо мужа поняла, что с ними случилось самое худшее.

Не снимая плаща, с которого струилась вода, Кристофер с потерянным видом прошел в гостиную и остановился перед пылающим камином.

Пришло время ужина, но он так и не пошевелился. После работы и вечерних занятий вернулся Гарольд. Он еще в городе услышал о решении суда, поэтому сразу подошел к отцу и положил руку ему на плечо.

– Ничего, отец, – ласково сказал он. – Мы справимся. Все на нашей стороне. Да и вообще, обойдется, будет не так плохо, как ты думаешь.

Кристофер поднял голову и посмотрел на сына. Попробовал улыбнуться, но безуспешно. Он не находил в себе сил отозваться на сочувствие, сердце его окаменело. Ему казалось, будто чувства навсегда покинули его, что пережитое потрясение парализовало его нервы, лишило ощущений, эмоций. Он был побежден, уничтожен.

Ужин прошел в молчании. Маленькая Дженифер догадалась, что в доме что-то неладно; когда она начала было громко рассказывать, как провела день, мать резко оборвала ее, а брат нахмурился. Она не привыкла, чтобы ее беспричинно бранили, поэтому вздрогнула, покраснела и опустила голову над тарелкой. Она чувствовала, что губы ее дрожат, сердце сильно колотится, а уголки рта, несмотря на все ее усилия помещать этому, опускаются вниз. На глазах у нее навернулись слезы. Она постаралась проглотить кусок молочного пудинга, но ей это не удалось. Она не понимала, почему все на нее сердятся. Вдруг она поперхнулась, и ее ложка упала на тарелку. Когда Кристофер увидел слезы дочери, в сердце у него что-то оборвалось; она встал из-за стола и вышел из комнаты. Надел дождевик, сапоги и ринулся в слепящую глаза бурю. Дженифер громко заплакала. Ничто не могло заставить его действовать; ни застывшие от горя лица братьев, ни сочувствие жены не смогли пробудить его от тупого оцепенения, пассивного отчаяния. Но слезы Дженифер привели его в чувство, более того, они зародили в его сердце холодную, твердую решимость, которая вела его из дома вниз по холму, по городским улицам к жилищу его дяди.