Мери Энн - дю Морье Дафна. Страница 51

– Иди упаковывать свои вещи, – сказала она. – Мы едем в Лондон.

– Зачем? Для чего?

– Не задавай вопросов. Ведь ты доверял мне, когда был ребенком, так верь и сейчас.

– Ты восстановишь меня в прежней должности?

– Да. И ты сразу же отправишься к месту службы. Твое будущее зависит от того, как на это отреагирует твой командир части. Если он действительно хочет разделаться с тобой, он себя проявит.

Наконец у нее есть возможность действовать, есть жертва, в которую можно вцепиться. Вся ее ярость обратилась на полковника Фейна, марионетку, олицетворяющую собой закон и порядок, агента Эдама, Гордона, военное министерство. Ненависть порождает ненависть. Одна женщина против мужской половины рода человеческого, чувствовавшей в ней достойного противника и поэтому ненавидевшей ее. Вон из наших рядов, не суй свой нос в то, что принадлежит только нам. Вот почему они возненавидели ее: она доказала, что они равны. Их не волновала госпожа Карей, которая воцарилась в Фулхэме, изредка появляясь на подмостках, – артистов они принимают, так как те не вмешиваются в их дела. Но вдруг женщина перехватит у них инициативу, отнимет их заработок и начнет всем управлять – что будет с миром? Общество распадется.

– О чем ты думаешь? – спросил ее Чарли, когда они ехали в дилижансе в Лондон. – У тебя такой суровый вид.

Она засмеялась.

– Я была далеко отсюда. Но я думала не о нас с тобой. Я представила, как мама моет посуду, склонившись над лоханью в дальнем углу кухни, – помнишь, как там было темно без окна, – а мальчики ползают у нее под ногами, хватают ее за щиколотки, и она не может шевельнуться. Входит отец и начинает орать, требуя, чтобы ему подали ужин… Я вспомнила, как подошла к нему и ударила. Мне не забыть этого.

– А почему ты вдруг, через столько лет, вспомнила об этом?

– Не знаю… – Дилижанс, качаясь из стороны в сторону, медленно тащился по дороге. Одной рукой она ухватилась за ремень, а второй – за Чарли. Все сомнения рассеялись. Она была уверена в себе и счастлива. С ее временным пристанищем на Берлингтон-стрит покончено. Расселл Маннерс уехал в Индию – вот и хорошо, ей сейчас не нужны никакие сложности, ей не нужно оповещать всех о своем возвращении.

Два дня в отеле, потом меблированные комнаты в Хэмпстеде. Она принесла цветы на могилу Эдварда, посадила в землю луковицы, которые расцветут весной. Но думала она при этом не об Эдварде, а о Джордже. С Хэмпстедом было связано ее прошлое, он стал родным, полным воспоминаний, но не о медовом месяце с Джозефом, а о Билле. Госпожа Эндрюс в «Йеллоу Коттедж» была добра и радушна, но у нее не было комнат, которые она могла бы сдать хотя бы на полгода, а весь верхний этаж был отдан одному издателю, сэру Ричарду Филлипсу. Госпожа Кларк слышала о нем? Слышала… и сделала себе заметку на будущее. Издатель может пригодиться, все зависит от ее планов. Не согласится ли госпожа Эндрюс рекомендовать какие-нибудь другие меблированные комнаты, где она и капитан Томпсон смогли бы обосноваться на время? Конечно, попытайтесь поговорить с господином Николсом, Фласк Уолк, Нью-Энд. Он очень респектабельный джентльмен, по профессии булочник. Наконец вопрос с комнатами был решен.

Первый раунд был выигран.

На письмо, отправленное на Портман-сквер, ответа не было, но… двадцатого ноября Чарльз Фаркуар Томпсон, капитан 59-го пехотного полка, был восстановлен в должности. С победной улыбкой она протянула Чарли «Газетт».

– Ведь я обещала тебе, не так ли?

– Да, но что дальше?

– Отправляйся в полк. Ты застанешь его в Колчестере. Если полковник Фейн будет опять нападать на тебя, сразу же напиши мне.

Джордж спокойно продолжал учиться в Челси, но, как и говорил Чарли, его имя было вычеркнуто из списков Марлоу. Начальниками училища были и Эдам, и Гордон, так что сразу стало ясно, кто оказался инициатором этого шага. Так получилось, что сначала ей пришлось заняться Чарли. Теперь должен быть решен вопрос с Джорджем. В меблированных комнатах господина Николса хватало места для всех: и для гувернантки-француженки (приходится забыть о школе) и для Марты. Ее мать может пока оставаться в Локтоне. За последнее время она сильно сдала, довольно плохо себя чувствовала, все время на что-то жаловалась и спрашивала, почему Его Королевское Высочество не навещает ее. В конце недели из Колчестера вернулся Чарли. Одного взгляда хватило, чтобы понять: опять неприятности.

– Что теперь?

– Я вынужден сменить место. Полковник Фейн говорит, что он не потерпит моего присутствия в полку.

– Он объяснил почему?

– Все потому же – отсутствие без уважительной причины. И еще одно. Ты помнишь те векселя, которые были выписаны на имя Расселла Маннерса и которые мама подписала, а ты отправила мне? По ним можно было получить деньги через Роуланда Молтби в Фишмангерз Холле, и незадолго до того, как я заболел и уехал в отпуск, я получил от казначея в Лидсе наличные. Но по векселям платить отказались, а мы не можем доказать, что были уверены в своевременной оплате. Командир части говорит, что меня могут обвинить в мошенничестве.

– Странно. Роуланд Молтби всегда оплачивал векселя Расселла.

– Мой случай оказался исключением: Молтби отказался оплатить именно эти векселя. Может, у тебя были какие-то трения с Молтби и Маннерсом до твоего отъезда в Локтон? Может, ты не хотела их видеть?

– Великий Боже! Да они оба напились до потери сознания.

– Так… теперь все понятно. Но казначей дал мне денег, а потом векселя вернули. Если дело дойдет до суда, это будет моим концом.

– А разве полковник Фейн сказал, что против тебя будет выдвинуто обвинение?

– Он сказал, что дело закроют только в том случае, если я перейду в другой полк.

– Отлично. Мы добьемся твоего перевода. К Рождеству.

Но на этот раз ничего не получилось. Письма, отправленные на Портман-сквер, возвращались нераспечатанными. Чарли просил его о встрече. Отказ. Марта, водившая дружбу со слугами на Портман-сквер, решила зайти в гости к своей давней подруге, кухарке. Но никого из старых слуг там не оказалось, а новые просто не пустили ее на порог. У нее возникло впечатление, что все ее старые друзья были уволены господином Эдамом. За Мери и Элен, гулявшими по Нис-стрит, наблюдали. Гувернантка-француженка устроила из-за этого истерику и попросила расчет: какой-то мужчина дотронулся до нее и начал расспрашивать: «Госпожа Кларк в Хэмпстеде? Какой у нее адрес?»

Это могли быть кредиторы или даже Джозеф, но, скорее всего, за ними следили шпики Эдама. Чарли беспокойно шагал из угла в угол по маленькой гостиной, грыз ногти и выглядывал в окно.

– Есть что-нибудь о моем переводе?

– Пока нет. Я уже написала.

Не было надобности говорить ему, что его продвижение по служебной лестнице намеренно задерживали. Она написала в пятьдесят полков и отовсюду получила отказ. Никакое агентство не хотело брать его на учет. Очевидно, все получили негласный приказ: «Внести в черный список: Ч.Ф. Томпсон». Друзья, которые всего два года назад с радостью бросились бы ей на помощь, внезапно оказывались за городом, или больны, или заняты. Она отправилась к Виллу Огилви. По крайней мере, он скажет ей правду.

– Что произошло, Вилл?

– Разве вы не читали газеты?

– Вы же знаете, что я все лето и почти всю осень провела в Локтоне.

– Я же просил вас следить за развитием событий. Тогда вы бы все поняли. А вместо этого вы позволили себе расслабиться и смотреть, как Коксхед-Марш кольцует фазанов.

– Если вы считаете, что я получала от этого удовольствие… Так о чем пишут газеты?

– Они почти ежедневно нападают на Его Королевское Высочество. Оскорбительные, граничащие с неприличием памфлеты.

– А какое отношение это имеет ко мне?

– Официально – никакого. Но все военное министерство считает, что их пишете вы.

– Боже мой! Жаль, что не я.

– Они хорошо поработали, чтобы выяснить кое-что о вашем прошлом. Вернее, Эдам и Гринвуд. Но не о вашем замужестве, дорогая, – о вашем сотрудничестве с парнями с Граб-стрит, о ваших побочных приработках, когда вы жили в Холборне.