Монте Верита - дю Морье Дафна. Страница 7

Тут проснулись остальные домочадцы и один за другим вошли в комнату.

Кажется, все они догадались, что случилось. Мужчина, женщина и даже дети смотрели на Виктора с тревогой и каким-то особым состраданием. Он сознался мне, что эта атмосфера не столько обеспокоила его, сколько вызвала гнев и раздражение. Ему вспомнились черные кошки, метлы и колдуны шестнадцатого века.

Туман рассеивался, медленно сползая вниз, в долину, и облака начали понемногу исчезать. Посветлевшее небо за горной грядой на востоке предвещало восход солнца. Старик что-то сказал мужчине и взмахнул палкой.

– Мой сын покажет вам дорогу, – проговорил он, – но пройдет только часть пути. Дальше он идти не захочет.

Виктор добавил, что ему долго глядели вслед, не только в доме, где он ночевал, но и из окон других хижин деревни. Он знал, что его рассматривают сквозь неплотно прикрытые ставни и полуотворенные двери. В деревне к этому часу все уже были на ногах и, как зачарованные, следили за ним. Проводник и не пытался заговорить с ним. Он шел впереди, ссутулившись и опустив глаза.

Виктор чувствовал, что он отправился с ним только по требованию своего отца.

Каменистая, неровная тропа часто обрывалась. Виктору стало ясно, что путь проходил по руслу старого высохшего ручья. В дождливую пору там нельзя было ступить и шага. Сейчас, в разгар лета, они поднимались вверх без особого труда. Зеленые, в цвету, деревья, колючки и кустарники остались позади, они шли уже около часа. Гора впивалась в небо своими расколотыми надвое пиками. Из долины и даже из деревни раздвоенные вершины не были видны, оба пика сливались воедино.

Солнце взошло и ярко освещало юго-восточный склон, озаряя его алым сиянием. Клубы облаков, плавно плывущих по небу, застилали все находившееся внизу. Внезапно проводник Виктора остановился и указал рукой вперед, где выступ скалы заострялся и тянулся на юг, постепенно теряясь из виду.

– Монте-Верита, – проговорил он и повторил:

– Монте-Верита. – Затем проводник быстро повернулся и стал спускаться по той же дороге.

Виктор позвал его, но он не откликнулся, даже не повернул голову. Через минуту он скрылся в туманной дымке. Придется идти одному вдоль выступа отвесной скалы, сказал себе Виктор, убежденный, что стоит ему миновать этот выступ, как он встретит ждущую его Анну.

Он обошел его, что заняло полчаса, и с каждым шагом чувствовал, как растет его тревога, потому что теперь на южной стороне не осталось ни одного пологого склона, гора казалась отвесной. Вскоре подниматься станет невозможно. Тогда Виктор решил пройти по неглубокой лощине над горным кряжем, она находилась примерно в трехстах футах от вершины, и… увидел его… монастырь, выстроенный из скал. Он стоял между двумя пиками.

Аскетически строгий, ничем не украшенный. Его окружала каменная стена, тоже высеченная из скал, а значительно ниже, в тысяче футов от нее, располагалась другая "стена" – горная гряда. Выше них было только небо и два пика Монте-Верита.

Значит, это правда. Виктор не сошел с ума. Такое место действительно существовало. Речь шла не о несчастном случае. Он сидел здесь, в кресле рядом с газовым камином, в клинике, и все это произошло с ним, а не было фантазией, рожденной трагедией.

Сейчас, столько рассказав мне, он выглядел спокойным. Напряжение спало, его руки больше не дрожали. Он стал похож на прежнего Виктора, его голос окреп.

– Должно быть, его основали много веков назад, – продолжил он через минуту-другую. – Бог знает, сколько времени его строили, высекая из огромной скалы. Я никогда не видел более сурового и мрачного здания, но, как ни странно, и более прекрасного. Казалось, что монастырь, подвешенный между горой и небом, парит над пропастью. В нем было множество длинных узких прорезей для света и воздуха, не настоящих окон, какие мы знаем. К западу от монастыря находилась башня. За ней шел крутой длинный склон. Высокая стена делала их неприступными, подобно крепости. Я не мог понять, как туда проникнуть. Там не было никаких признаков жизни, и вообще никого не было. Я пристально вглядывался в узкие оконные прорези. Мне оставалось только ждать, когда появится Анна, потому что тогда я уже уверовал в правоту старика, твердо знал, что все случилось именно так. Живущие в монастыре увидели Анну через узкие прорези и позвали ее. Теперь она с ними, там, внутри. Заметив меня, стоящего у стены, она обязательно должна спуститься. Я ждал целый день…

Его слова были обычны. Простая констатация факта. Любой муж ждал бы так жену, которая во время путешествия однажды утром внезапно исчезла, решив навестить друзей. Он сел и чуть позже позавтракал, глядя на плывущие над ним клубы облаков. Они отделяли от него мир, неслись, рассеивались и опять сгущались, приобретая очертания. Он смотрел на солнце, палившее со всей силой лета, обжигавшее своим жаром беззащитные вершины Монте-Верита, башню, узкие оконные прорези и высокую стену вокруг монастыря, откуда по-прежнему не слышно было ни звука, ни шороха.

– Я просидел весь день, – сказал Виктор, – но она так и не вышла. Солнце слепило глаза, беспощадно жгло, и я был вынужден укрыться от его лучей в лощине. Там, лежа в тени выступа скалы, я, как и раньше, следил за башней и оконными прорезями. Мы оба в прошлом знали, как молчаливы горы, но ничто не могло сравниться с безмолвием между двух пиков Монте-Верита. Время шло, я продолжал ждать, повеяло прохладой, и потом, когда на душе стало совсем тревожно, солнце на западе вдруг закатилось. Скала потемнела – на нее больше не падал свет. Мной овладело отчаяние. Я подошел к стене и стал кричать. Я ощупал стену руками, но не нашел выхода. Никто не откликнулся. Эхо снова и снова возвращало мне мой голос. Я усомнился в рассказе старика, во всем, что он говорил. Этот монастырь был необитаем, в нем уже тысячу лет никто не жил.

Его построили когда-то, давным-давно, и покинули. Анны в нем не было и нет.

Она упала в пропасть у выступа скалы, где обрывалась тропинка, – как раз на этом месте со мной расстался сын старика. Должно быть, она исчезла в бездне у южного отрога горного кряжа. Та же участь постигла и других женщин, шедших когда-то по этой дороге, – дочь старика, девушек из долины. Их всех поглотила пропасть, ни одной не удалось добраться до вершины горы между двумя пиками.

Напряжение было бы легче вынести, если бы голос Виктора дрогнул или оборвался, как в начале. Но он был здесь, в лондонской клинике, в простой комнате, где на столе стояли пузырьки с лекарствами, а рядом с ними пилюли, с Уигмор-стрит доносился уличный шум, а он все рассказывал, мерно, монотонно, его голос походил на тиканье часов. Я понял бы его, если бы он сейчас отвернулся и заплакал.

– Но я решил не возвращаться назад, – продолжал Виктор, – пока она не выйдет ко мне. Я был вынужден ждать там, у стены. Облака нависли надо мной, они отливали в сумерках темно-серым цветом. Хорошо знакомые мне грозные вечерние тени заволокли небо. На какое-то мгновение и скала, и стены, и оконные прорези окрасились золотом заката, и солнце тут же скрылось. Сумерек не было вовсе, сразу похолодало и наступила ночь.

Виктор сказал, что он оставался у стены до рассвета. Спать он не мог.

Он ходил взад-вперед, чтобы согреться. Когда рассвело, он совсем промерз, продрог и ослабел от голода. Он взял с собой запасы продовольствия только на полдня. Здравый смысл подсказывал ему, что ждать еще день – безумие. Он должен возвратиться в деревню за пищей и водой и, если это возможно, попросить жителей собрать ему поисковую группу. Когда солнце уже взошло, он нехотя стал спускаться со скалы. Вокруг, как и раньше, царило молчание.

Теперь он был уверен, что за стенами нет и признака жизни.

Виктор пошел назад вдоль выступа скалы к обрывистой тропе, продвигаясь в утреннем тумане вниз, к деревне. Его там ждали. Все случилось, как он и предполагал. Старик стоял на пороге дома, рядом с ним были соседи, в основном мужчины и дети. Первым делом Виктор спросил: "Вернулась ли моя жена?" Пока он спускался, в нем вновь ожила надежда, что она и не поднималась в горы по этой тропе, а выбрала другой путь и пришла в деревню по неизвестной ему дороге. Когда он увидел их лица, его надежда исчезла.