Испанка - дю Террайль Понсон. Страница 1

Понсон дю Террайль

Испанка

На двенадцатичасовом расстоянии от Гаврского рейда плыл по направлению к нему весьма быстро коммерческий бриг «Чайка».

Погода была великолепная, ветер попутный.

— Скоро мы приедем в Гавр? — обратился к капитану молодой человек, одетый в узкие клетчатые панталоны, шотландский плед поверх короткого коричневого пальто и маленькую шапочку с двумя ленточками сзади, — одежда, изобличавшая в нем англичанина.

— Если погода не переменится, — отвечал капитан, — то к утру мы войдем в Гаврский рейд.

— И вы уверены в этом?

— Да, но, повторяю, если не случится какого-либо несчастия.

Капитан, видя, что все обстоит благополучно, отправился в каюту отдыхать.

Молодой же человек-, сэр Артур, задумался, припоминая прошедшее из своей жизни.

— Я пробыл в Лондоне четыре года, проживая лишь по десяти тысяч франков, проводя вечера в Сити у купцов, которые ловили меня для своих дочек. К счастью, я вспомнил, что был некогда виконтом Камбольхом, а также маркизом доном Иниго де Лос-Монтесом, что был членом клуба червонных валетов и, наконец, что зоркий сэр Вильямс предсказал мне великую будущность.

Вспомнив про потерянного наставника сэра Вильямса, Артур тотчас же удалился в каюту.

Он сел за столик, отыскал между множества бумаг записную книжку, страницы которой были испещрены какими-то необыкновенными знаками, в виде иероглифов, и начал ее читать.

Книжка эта была та же самая, которую Рокамболь нашел накануне своего отъезда под одним из портретов в замке де Кергаца.

Вот что он прочел в ней:

«В Париже есть дом в улице…»

— О, осторожный, сэр Вильямс, — проговорил Рокамболь, — название улицы написано иероглифами, которых я не понимаю. — «В доме этом живут маркиз и маркиза де…» — Теперь опять имени не разберу: «Люди богатые. У них. есть семнадцатилетняя дочь и сын, который четырнадцать лет тому назад отправлен юнгою на английском корабле Индийской компании и с тех пор пропал без вести. В случае его возвращения он должен получить в наследство по смерти отца громадное состояние. Итак, следует…» — Опять иероглифы, непонятные для Рокамболя.

Вероятно, последними было сэру Вильямсу труднее писать, потому что он употреблял их только для имен лиц, адресов, чисел и, наконец, самых дерзновенных замыслов.

— Проклятый сэр Вильямс! — воскликнул с досадой Рокамболь. — Я знаю, что он намерен был делать: выдать себя за сына маркиза и получить наследство… но кто она и где она — этого я не знаю…

— Все наверх! — раздался вдруг повелительный голос капитана.

Рокамболь выбежал на палубу, чтобы узнать, в чем дело.

— Милостивый государь, — обратился он к молодому офицеру, человеку высокого роста, лет около двадцати восьми, — объясните мне, пожалуйста, причину этой тревоги.

— Будет сильная буря, — отвечал тот с хладнокровием моряка.

— И мы находимся в опасности? — спросил Рокамболь, крайне удивленный, ибо вокруг не было видно ни одной тучки.

— Может быть, — отвечал моряк, глядя в подзорную трубу вдаль, — впрочем, Господь милостив, а капитан этого брига, насколько я заметил, знает свое дело.

— Так вы здесь не более как пассажир? — спросил Рокамболь.

— Да, я мичман корабля Индийской компании.

— Вы едете в Гавр?

— В Париж, где должен найти свою мать и сестру, которых я восемнадцать лет не видал именно с тех пор, как я десяти лет отправился юнгой на корабле Индийской компании.

Рокамболь вздрогнул. Он вспомнил только что прочитанное в записной книжке сэра Вильямса.

— Вы француз?

— Да… однако извините, меня, я должен сходить в каюту за своими бумагами, которые я должен спасти в случае крушения.

Молодой моряк удалился.

Рокамболь мгновенно задался целью следить за ним, разузнать от него все и тогда — не отступать ни от каких средств, лишь бы достигнуть желаемого.

— Француз, — бормотал он, — Индийская компания… уехал юнгой… восемнадцать лет тому назад!.. Это он!

— Начинается! — закричал кто-то на корабле.

И только тогда Рокамболь вспомнил о предсказанной опасности.

Действительно, сначала подул сильный ветер, и затем сделалось совершенно темно, и среди этого мрака послышались вопли женщин, плач детей и громкая команда капитана.

— Вот я и готов, — обратился к Рокамболю моряк Индийской компании.

Действительно, через плечо у него была перекинута жестяная сумка, талия туго охвачена поясом, из-за которого виднелись два пистолета и рукоятка кинжала.

— Рубите грот-мачту! — раздалось среди оглушительного рева бури приказание капитана.

И несколько минут спустя грот-мачта лежала уже на палубе.

Рокамболь бросился в каюту, схватил свои драгоценные бумаги и кошелек с деньгами и, привязав их к поясу, сбросив с себя лишнюю одежду, побежал снова на палубу, не желая терять из виду молодого моряка.

Лишь только Рокамболь подошел к нему, как вдруг последовал страшный толчок и затем раздался продолжительный вопль ужаса и отчаяния.

Корабль ударился о подводный камень далеко от берега.

— Лодки на воду! — послышалось на палубе.

Но Рокамболь и молодой моряк бросились уже с борта и плыли почти рядом.

Они плыли так около часу.

— Вы устали? — спросил его молодой моряк, заметив, что Рокамболь отстает от него.

— Да.

— Соберите последние силы, мы приближаемся к какой-то скале, где можем немного отдохнуть.

Но Рокамболь почувствовал, что члены его немеют. Он вскрикнул и начал уже исчезать под водой. Молодой моряк, услыхав этот отчаянный крик, подплыл к утопающему и схватил его за волосы. Но Рокамболь уже лишился чувств.

Придя в сознание, он увидел себя лежащим на земле навзничь под открытым небом.

Он собрался с силами, встал и начал глазами искать молодого моряка, спасшего его от неминуемой смерти. Но его нигде не было. Лишь неподалеку от себя Рокамболь заметил жестяную сумку. Обрадовавшись, он подбежал к ней и убедился, что это действительно та самая сумка, в которую молодой моряк спрятал свои бумаги.

Вдруг до слуха его долетел неясный крик. Он несколько времени прислушивался и затем, направясь к месту, откуда слышался этот голос, подошел к круглой расселине футов восемь глубиной, с совершенно отвесными и гладкими стенками. На дне ее лежал молодой моряк.

— Ах, — вскричал он, увидя Рокамболя. — Наконец-то вы услыхали меня!

— Как вы сюда попали?

— Сегодня утром я увидел в открытом море проходивший корабль. Спеша подбежать к краю нашего островка, чтобы дать о себе знать, я упал в эту яму, откуда нет никакой возможности самому выбраться.

— К счастью, я здесь… но как вытащить вас оттуда?

— Недалеко от того места, где вы лежали, вы найдете мою сумку с бумагами, пистолеты и кушак; он довольно длинен и прочен для того, чтобы вытащить меня отсюда.

— Хорошо, я иду за ним, — сказал Рокамболь, и в голове его мелькнула адская мысль.

— Если я его вытащу оттуда, — рассуждал он, — то все мои планы лопнут как мыльный пузырь; если же я этого не сделаю и овладею его сумкой, то сделаюсь маркизом с громадными доходами. Эх, дружище, надеюсь, что ты не упустишь этого счастливого случая.

Он сел на песок, открыл жестяную сумку, вынул из нее все бумаги и спокойно начал их читать. Первая бумага, которую он развернул, был патент мичмана, из которого Рокамболь узнал, что моряка зовут Фридерик-Альберт-Оноре де Шамери и что он родился в Париже.

— Отлично, — проговорил он с самодовольной улыбкой. — Итак, меня зовут Фридерик де Шамери, и я служил в Индии.

Затем он прочел письмо, писанное женскою рукой, оно начиналось словами: «Любезный сын» и кончалось подписью: «маркиза де Шамери. Улица Ванно, 29, в мой отель».

И Рокамболь начал читать письмо матери к сыну.

«Вот уже восемнадцать лет, как тебя похитили у меня, и только вчера, на смертном одре твоего отца, я узнала, что с тобой сталось. Маркиз скончался сегодня ночью, умоляя разыскать тебя; а я считала тебя умершим и целых восемнадцать лет оплакивала тебя. Адресую это письмо в английское адмиралтейство, надеясь, что оно как-нибудь дойдет до тебя и что тогда ты приедешь к своей несчастной матери и сестре.

Только вчера я узнала причину странного поведения твоего отца. В продолжение восемнадцати лет маркиз жил в отдельной комнатке отеля, не говоря со мною ни слова и платя мне годовую пенсию в сто луидоров. Долгое время мы считали его помешанным. Но вчера мы узнали страшную тайну, которую считаем долгом и тебе сообщить.

Тридцать лет тому назад твой отец был гусарским полковником и не имел никакого состояния; мы полюбили друг друга и обвенчались. Ты первый плод нашей любви; но спустя шесть лет положение наше вдруг изменилось. Твоего отца назначили в алжирскую экспедицию; он поручил меня своей родственнице, маркизе де Шамери. Июльская революция не, дозволила ему продолжать службу, и он воротился ко мне в Оранжери в 1830 году. «Так как мы бедны, — обратился он ко мне, — а между тем нужно нам позаботиться о воспитании нашего сына, то я принял место управляющего в компании разработки рудников в Вогезских горах». Я с радостью приняла это известие, и мы переселились в маленький городок. Спустя три месяца родственник твоего отца, Гектор де Шамери, который безумно пленялся мною, вышел на дуэль из-за какой-то ссоры, получил рану и через неделю умер.

Он оставил духовное завещание, которым сделал твоего отца единственным наследником в ущерб своей побочной сестре по матери. Гектор де Шамери, знавший тайну матери, глубоко возненавидел это дитя позора. Теперь, любезный сын, ты поймешь жестокое мщение этой женщины. Вскоре после этого я родила твою сестру. Пять лет спустя вдова де Шамери умерла; отец твой поехал на ее похороны и вступил во владение поместием Оранжери, которое Гектор де Шамери оставил своей матери в пожизненное владение.

В это самое время тебя похитили у меня, и с тех пор я считала тебя умершим.

Я написала твоему отцу об этом страшном несчастии, но получила на это весьма сухой ответ, что меня крайне поразило. Через месяц он воротился, и я с ужасом увидела, что он совершенно поседел. С этого-то дня он и сделался угрюм и молчалив и совершенно отделился от нас.

Перед кончиной маркиз был болен всего одну неделю ив продолжение этого времени никого не впускал в свою комнату. Но вчера утром священник, причащавший его, упросил допустить меня к нему.

— Марта, — обратился он ко мне, — в предсмертный час я тебя прощаю.

— Боже мой, — вскричала я, — что же я сделала, в чем вы меня прощаете?

Дрожащей рукой он вынул из-под подушки пожелтевшую бумажку и подал мне ее. Это было письмо вдовы де Шамери, написанное ею к твоему отцу за два дня до смерти. Вот содержание его:

«Любезный кузен! Сын мой назначил вас единственным наследником. Вот причина, побудившая его сделать это завещание: он хотел лишить наследства молодую девушку, которая, теперь могу признаться, есть мое собственное дитя. Я надеюсь, любезный кузен, что вы сделаете что-нибудь для этой девушки, которой я, к несчастию, оставляю очень мало, в особенности если вы узнаете, что Гектор любил вашу жену и что не вам, а своей дочери оставил он сто тысяч ливров дохода.

Маркиза де Шамери».

Итак, в глазах твоего отца я сделалась преступною женщиною, а сестра твоя — дитя нравственного преступления. Однако мое отчаяние и вопли тронули твоего умирающего отца: он начал сомневаться в своем предположении. «О, прости, прости меня! — прошептал он. — Не оплакивай твоего сына: он не умер; я сам похитил его потому что я считал тебя преступной, и мне хотелось, чтобы он никогда не узнал проступка своей матери и чтобы не пользовался богатством, которое приобрел но постыдными средствами…» Теперь же, милый сын мой, я прошу тебя немедленно вернуться к нам… твоя мать, которая шестнадцать лет оплакивала тебя, умоляет тебя об этом».