Королева баррикад - дю Террайль Понсон. Страница 2

На этом дворе росли высокие деревья, ветви которых достигали крыш обоих домов. Около деревьев небольшими группами прогуливались шестнадцать горожан, все время поглядывавших на дом, как бы в ожидании кого-то. «Ну, раз они ждут, подожду и я!» — сказал себе Мовпен.

Мало-помалу надвигалась ночная тьма. Вдруг в окнах надворного флигеля дома Рошибона загорелся свет, и Мовпен увидел зал с длинным, накрытым сукном, столом, вокруг которого стояло шестнадцать стульев.

Шестнадцать! А ведь столько же было вождей в лиге! Мовпен сейчас же учел это и понял, что перед ним разыгрывается нечто очень важное. Он стал внимательнее рассматривать убранство зала и обнаружил при этом, что в нем имелось еще и семнадцатое сиденье в виде большого кресла, обитого золотой парчой, какое не часто встретишь в доме обыкновенного горожанина.

Вдруг в ворота кто-то с силой постучался, и тотчас же из дома выбежали двое слуг; они открыли ворота и пропустили нарядный портшез; из последнего вышла какая-то замаскированная дама.

Шестнадцать горожан с низкими поклонами приветствовали новоприбывшую, и Мовпен подумал: «Твоя маска для меня совершенно прозрачна! Я знаю, что ты — герцогиня Монпансье, женщина-дьявол!»

Вскоре ему пришлось убедиться, что он не ошибся: женщина вошла в дом, за нею последовали горожане, и когда, войдя в зал и заняв золоченое кресло, она сняла маску, то действительно оказалось, что под нею скрывалась герцогиня Монпансье.

Теперь Мовпену показалось весьма необходимым узнать, о чем будут говорить в собрании. Поэтому он поспешно взобрался вверх по крыше и вскочил в комнату Перины.

Последняя с изумлением встретила это новое появление и спросила дрожащим голосом:

— Да откуда вы?

— Слушай-ка, крошка, — сказал Мовпен, — наверное, у тебя найдутся простыни?

— Конечно!

Ну, так дай мне парочку простынь и ножницы! — он достал из кошелька золотую монету, бросил ее на стол и прибавил: А вот это тебе за убытки!

— Да на что вам это нужно? — спросила Перина, теряясь все больше.

— А вот увидишь! — ответил ей Мовпен. Вооружившись ножницами, он принялся разрезать грубое полотно простынь на узенькие полоски.

— Но что вы делаете? — снова спросила Перина. Мовпен принялся связывать между собою отдельные полоски и ответил:

— Ты же видишь, что я приготовляю спускную лестницу.

— Да на что она вам?

— Чтобы слезть в соседний двор.

— Значит, вы уже хотите уйти от меня?

— Дурочка! Если бы я хотел уйти, я вышел бы через дверь!

— Но в таком случае… зачем?

— Я уронил кольцо и хочу достать его.

— О, вы просто смеетесь надо мною!

— Может быть, но… тебе уж придется удовольствоваться пока этим объяснением!

Через четверть часа простыни Перины превратились в довольно прочный канат с узлами. Привязав один конец его к ножке кровати Перины, Мовпен взял другой в зубы, снова выбрался па крышу, заглянул через край ее, убедился, что во дворе никого нет, и скользнул на землю. Быстро проскользнув по двору, он подошел к дереву, росшему у самых окон надворного флигеля, и с ловкостью обезьяны взобрался на него. Здесь, тщательно укрывшись в густой листве, Мовпен притаился и стал смотреть и слушать.

Герцогиня председательствовала на собрании вождей лиги, но за ее креслом стоял еще один человек, которого Мовпен раньше не видел. Присмотревшись к нему, королевский шут не утерпел, чтобы не пробормотать вполголоса:

— Да ведь это герцог Гиз!

— Он самый! — ответил чей-то шепот над самым ухом Мовпена.

Королевский шут настолько был уверен, что находится в полном одиночестве здесь, на дереве, и так был поражен этим неожиданным голосом, что в первый момент чуть не свалился с сучка. Обернувшись, он увидел, что немного выше его на соседнем сучке сидит еще какой — то человек, лицо которого нельзя было разобрать в этой тьме.

Конечно, первым делом Мовпен схватился за кинжал и обнажил его.

— Тише, — остановил его таинственный сосед, — этого вовсе не нужно! Я не замышляю ничего дурного против вас!

— Но кто же вы?

— Я друг!

— Чей?

— Во-первых, ваш, а во-вторых — короля Франции!

Мовпен облегченно перевел дух.

IV

Оправившись от первого смущенья, Мовпен быстро обрел вновь свой обычный иронический тон.

— Простите, сударь, — сказал он, — хотя час и место плохо выбраны для взаимных представлений, но не соблаговолите ли вы все-таки сообщить мне, с кем я имею честь беседовать?

— С одним из ваших друзей, — ответил незнакомец.

— Извините, но я не могу узнать ваш голос!

— Это вполне понятно, так как вы никогда не слыхали его.

— Значит, вы не можете быть моим другом!

— Наоборот, мсье Мовпен!

— Как? Вы знаете меня?

— Еще бы, черт возьми!

— В таком случае, ваше имя?

— Когда-нибудь я назову вам его, но в данный момент… не находите ли вы, что у нас есть чем позаняться? — и незнакомец указал рукой на освещенные окна зала, где Анна Лотарингская собиралась открыть заседание.

— Вы правы, — согласился Мовпен, — будем слушать! Они оба напрягли свой слух и зрение.

— Господа парижские горожане, — начала Анна Лотарингская, обращаясь к шестнадцати вождям лиги, — в течение трех дней я думала, что трон вакантен!

— Вот как! — пробормотал незнакомец на ветке.

— Но, — продолжала герцогиня, — порою божественная справедливость запаздывает…

— Да неужели! — фыркнул в свою очередь и Мовпен.

— И так случилось, что Валуа все еще существует, продолжая погружать королевство в океан беззакония!

Одобрительный ропот горожан покрыл фразу герцогини. Она между тем продолжала.

— Настало время Франции восстать и расправиться по справедливости с Лувром!

— Ей-богу, — пробормотал Мовпен, — хотел бы я, чтобы король послушал эту прекрасную проповедь!

Поднялся один из горожан. Это был сам сир де Рошибон, самый влиятельный вождь лиги, которому парижане подчинялись с безграничной, слепой покорностью.

— Ваше высочество, — сказал он, — мы готовы. Нам не хватает только вождя!

— Вот вам вождь! — и Анна указала на герцога Гиза.

— Но нам нужен еще предлог, чтобы начать бой! — продолжал сир де Рошибон.

— Ну вот еще! — заметил другой горожанин. — Для этого достаточно сущего пустяка — например, того, чтобы королевский солдат задел горожанина! Незнакомец наклонился к уху Мовпена и шепнул:

— Пока они подыскивают предлоги, недурно было бы сыграть с ними хорошенькую штуку. Вот мы с вами сидим здесь и слушаем. Между тем было бы совершенно достаточно, чтобы все происходящее видел и слышал только один из нас, так как он мог бы передать все в точности другому. А этот другой тем временем сбегал бы в Лувр, добился бы свидания с королем и привел бы сюда герцога

Крильона с сотенкой гвардейцев, с помощью которых можно было бы арестовать сразу всех шестнадцать вождей лиги, герцогиню Монпансье и герцога Гиза!

— О, это было бы очень недурно! — согласился Мовпен.

— Ну, раз вы разделяете мое воззрение, то… что же мешает вам отправиться и сделать все это?

— А, так это я должен быть «другим»?

— Ну конечно! Мне ведь не суметь добиться пропуска, и пройдет слишком много времени, пока я разыщу кого — нибудь, кто возьмет на себя труд известить короля о происходящем.

— Сударь! — подумав, сказал Мовпен. — Нарисованный вами план, ей-богу, очень нравится мне, но… мне невольно пришло в голову странное соображение…

— Странное? А ну-ка!

— Я подумал, а вдруг, в то время как я побегу в Лувр, все эти господа спокойно разойдутся по домам? Незнакомец рассмеялся тихим, сухим смешком.

— Господин Мовпен, — сказал он, — вы утверждаете меня в моем мнении, что вы умный человек!

— Премного благодарен!

— Вы умеете так ловко подойти к самому тонкому подозрению, что на вас и обидеться нельзя. Я понял вас! Но не бойтесь, с моей стороны вас не ждет предательство: в этом вы уверитесь сейчас же, как только я назову вам свое имя, — и незнакомец, нагнувшись к уху Мовпена, что — то шепнул ему.