Аметистовая корона - Дюксвилл Кэтрин. Страница 56

Она увидела, как ее крепостные бежали защищать ее, но, увидев распластанных на дороге рыцарей, остановились в замешательстве.

Его сердце не принадлежит Хелоизе! В нем только жалость, но не любовь. Матерь Божья! Именно это она страстно желала услышать!

Сенрен вновь сказал, что его не отпустят, но Констанция опять не поняла его. Жонглер ткнул своим растоптанным башмаком лежащего у его ног огромного рыцаря, тот поднял голову и вопросительно посмотрел на Сенрена.

— Вставай и расскажи ей все, — приказал он ему.

Клессен послушно встал, его лицо по цвету напоминало дубовую кору, глаза были тусклыми и ничего не выражали. Он отряхнулся, передвинул свой тяжелый меч за спину и, развязав кожаную сумку размером с человеческую голову, которая была привязана к его ремню, достал оттуда толстую, сделанную из золота древнюю корону, отделанную пурпурными камнями. Корона переливалась в солнечном свете разными огнями.

Рыцарь опустился на колени. Констанция инстинктивно отшатнулась. Клессен поднял корону над головой — лучи солнца, пробивавшиеся через деревья, осветили корону. Другие рыцари тоже поднялись с земли и стояли на коленях, склонив головы.

Клессен торжественно произнес:

— Принц Конрад! Мы приветствуем принца Конрада, саксонского рыцаря!

Графиня Морлакс повернула голову к Сенрену и спросила, заикаясь, правильно ли она поняла, что он принц?

Жонглер только пожал плечами и равнодушно ответил:

— Да, правильно. К тому же саксонский герцог. Мой дядя, Лофар, должен быть императором, конечно, после смерти настоящего импертора Генри. И оба они хотели, чтобы я жил в Германии, а не бродяжничал по дорогам Англии, зарабатывая себе на кусок хлеба песнями и фокусами, как бродячий менестрель. Болваны, которых они послали, целый год охотились на меня, но не могли поймать. Но сейчас их желание наконец исполнилось, страдания увенчались успехом. Они прекрасно знают, что я не хотел этого и желал бы видеть их всех в аду.

Констанция была поражена его спокойствием, его иронией. Минуту назад она была самая счастливая из женщин на земле, она хотела предложить ему своей замок, землю, поместья. Графиня вспоминала, с какой страстью он предложил ей стать ее певцом, поэтом, рабом… Слезы выступили на ее глазах, леди уже успела забыть, каким жестоким он может быть.

Сенрен внимательно наблюдал за ней, по ее лицу он понял, какие чувства завладели ею. Прижав ее к себе, он стал успокаивать:

— Бедная Констанция! Ты не заслужила таких страданий! Не надо плакать…

— Я не плачу! — перебила его графиня и гордо встряхнула головой.

Позади себя они услышали стук копыт. Это морлакские рыцари во главе со своим новым капитаном Лодгспризом галопом скакали по направлению к ним. Рыцари императора Генри, стоявшие на коленях посередине дороги, не шевелились. Рыцари Констанции приблизились к ним насколько было возможно и во весь голос стали звать ее.

Жонглер улыбнулся своей саркастической улыбкой.

— Эти рыцари не двинутся с места, даже если ваши воины станут рубить их на куски. Они обучены, так же как и я. Знаешь, Констанция, я старался жить по-другому. Быть мудрее, добрее, но несмотря ни на что, я все еще такой же дикий, как они. Смотри… — Он поднял меч над головой рыцаря с короной в руках. — Графиня! Я сейчас отрублю его собачью голову за то, что он испугал вас и ваших детей…

Он не успел договорить, как Констанция бросилась вперед и, схватив его за руку, громко закричала:

— Нет! Святая Дева Мария! Нет! Не убивай его, ради всего святого, не делай этого!

Рыцарь, прекрасно понявший намерения Сенрена, даже не пошевелился, как будто речь шла совсем не о нем. Констанция заплакала. Ей казалось, что она сходит с ума, окруженная неподвижными рыцарями, стоящими на коленях с опущенными головами. Она снова стала кричать:

— Если хочешь наказать его, лучше сделай рабом, пусть работает на полях!

Сенрен опустил саксонский меч.

— Сделать его рабом? Вы хотите, чтобы я сделал известного крестоносца Сигурда Клесссна рабом? Чтобы он работал на ваших полях или на моих? — с издевкой спросил он.

Графиня смутилась, неопределенно пожав плечами. Ей не хотелось сейчас думать о каком-то, пусть и известном, крестоносце.

Констанция знала, что Сенрен вернется в Германию. Она всегда чувствовала в нем какую-то тайну, чувствовала его силу, надменность, высокомерие и не могла понять, откуда в простом жонглере все это. Нередко графиня спрашивала себя, может быть, он разоренный, обесчещенный дворянин, все надежды которого потерпели крушение, или бывший монах, а возможно, разжалованный рыцарь. Но ответа на эти вопросы не было. Она никогда не думала о нем как о принце, такое даже не приходило ей в голову.

Сенрен отступил от рыцаря и обнял графиню.

— Поцелуй меня, Констанция! — попросил он с мольбой в голосе.

Ее поцелуй был нежным, мягким и страстным одновременно, глаза графини закрылись сами собой.

Она открыла глаза, услышав, как он говорит, что поедет в Саксонию только с ней. Родственники убеждают его выбрать себе жену в Саксонии, но Констанция — единственная, кого он хочет, единственная, при одном взгляде на которую у жонглера начинает закипать кровь.

Сенрен остановился, перевел дух и продолжил:

— Я, наконец, понял, что любовь — превыше всего, что она может вынести все. Раньше, к сожалению, я этого не понимал. Впрочем, раньше я не понимал многого… Но сейчас я знаю твердо, что ты — моя единственная любовь, мое сердце. В тебе вся моя жизнь, только с тобой моя душа отдыхает. Поверь, это великий дар, данный тебе Господом. Я…

Констанция попыталась что-то сказать ему, но Сенрен остановил ее:

— Нет, не говори ничего. Я сказал еще не все, что хотел… А сейчас я очень хочу услышать, что ты тоже любишь меня. Ты ведь любишь меня? Ты не лгала мне? — спросил он, и графиня, услышав страх в его голосе, страх, который жонглер искусно прятал, поспешила успокоить его:

— Нет! Я никогда не лгала тебе.

Сенрен улыбнулся и продолжил:

— Я возьму тебя к императору, ты поправишься, окрепнешь в Саксонии, познакомишься с моим дядей. Боже! Как Лофар будет ненавидеть тебя!

В этот момент к ним подошел ее новый капитан и, услышав последние слова жонглера, нахмурился.

— Миледи! Прикажите мне схватить этого негодяя!

Но в ответ графиня лишь отрицательно покачала головой. Сейчас ей не хотелось ничего объяснять Лодгспризу.

Жонглер бросил меч в грязь и со страстью притянул графиню к себе.

— Пойдем со мной, Констанция! Я богат, у меня есть поместья, владенья, и ты сможешь быть хозяйкой, управлять всем этим, организовывать школы… Я ничего не прошу, только люби меня и будь со мной рядом! Всегда рядом! Ты мне очень нужна, и я не поеду в Германию без тебя!

Боже! Ее дети! Они были рядом и смотрели на них широко открытыми глазами. Сенрен огляделся и предложил поехать в Морлакс и там еще раз поговорить обо всем спокойно.

Графиня только кивнула головой. Жонглер посадил Ходерн на пони — девочка уже пришла в себя и могла ехать самостоятельно, — подал неуловимую команду саксонским рыцарям. Они поднялись с колен, звякая шпорами и кольчугами. Сенрен нагнулся и взял у, все еще стоящего на коленях, Клессена аметистовую корону и привычным жестом надел ее себе на голову.

Сенрен был одет в поношенную, рваную одежду, его башмаки совсем стоптались, но все это не могло умалить его достоинств, скрыть природную гордость, умение держать себя. Морлакские рыцари, глядя на него, не могли сдержать удивления и изумления, наблюдая за чудесным превращением простолюдина в герцога.

Теперь уже саксонский герцог, принц Конрад подсадил графиню Морлакс на лошадь. Ее одежда при этом немного распахнулась, и она увидела, как метнулся его взгляд… Констанция на миг закрыла глаза и прошептала молитву.

За последние часы слишком многое произошло с графиней, и она растерялась. Констанция стала говорить себе, что не может ехать в Саксонию, это сумасшествие! Она должна через три дня выйти замуж за Томаса Моресхолда и не может покинуть своих сестер, они нуждаются в ней. Наконец, король Генри накажет ее, она может потерять свои земли, потерять Морлакс. К тому же Сенрен сказал ей, что его родственники не примут ее и будут ненавидеть.