Асканио - Дюма Александр. Страница 27

– Лезвию цены нет, – ответил Бенвенуто, – я убил им убийцу своего брата.

– Да здравствует кинжал! – воскликнул школяр. – В поход, Асканио!

– Сейчас, – проговорил Асканио, обернув вокруг талии веревку в пять-шесть морских саженей и вскинув на плечо лестницу. – Вот я и готов!

И оба отважных молодых человека прошли шагов сто по набережной, затем повернули налево и скрылись за углом Большого Нельского замка, позади городского рва.

Пусть Асканио выполняет свой замысел, а мы посмотрим, как Челлини осуществляет свой.

Асканио, как мы говорили, смотрел направо, то есть в сторону полей; а Бенвенуто смотрел налево, то есть в сторону города, потому что в толпе зрителей, держащейся на расстоянии, Челлини приметил двух женщин, и в них он как будто узнал дочь прево и ее дуэнью.

И в самом деле то были Коломба и госпожа Перрина. Когда обедня кончилась, они пошли домой, в Малый Нельский замок, но, напуганные рассказами об осаде и страшным зрелищем, представившимся их глазам, в ужасе остановились и затерялись в толпе.

Но как только Коломба, встревоженная судьбой отца, заметила, что сражение поутихло и по улице можно свободно пройти, она, невзирая на мольбу госпожи Перрины, заклинавшей девушку держаться подальше от места схватки, бесстрашно направилась к замку, предоставив госпоже Перрине полную свободу действий; но госпожа Перрина в глубине души нежно любила Коломбу, поэтому, правда умирая от страха, все же решилась сопровождать свою воспитанницу.

Обе женщины отделились от толпы в ту минуту, когда Асканио и Жак Обри завернули за угол.

Теперь нам понятен план Бенвенуто Челлини.

Увидев, что женщины приближаются к замку, он пошел к ним навстречу и учтиво предложил руку Коломбе.

– Сударыня, не бойтесь, – произнес он. – И, если вы пожелаете опереться на мою руку, я вас проведу к вашему отцу.

Коломба колебалась, но госпожа Перрина повисла на руке Челлини, хотя он и забыл предложить ей помощь.

– Соглашайтесь, милая крошка, соглашайтесь на покровительство этого благородного кавалера!.. Смотрите-ка, а вот и сам господин прево – он стоит на крепостной стене! Вот он наклонился… Конечно, он тревожится за нас.

Коломба оперлась на руку Бенвенуто, и все трое подошли к воротам замка.

Тут Челлини остановился, держа под руки Коломбу и госпожу Перрину.

– Господин прево, – крикнул он, – ваша дочь желает вернуться домой! Надеюсь, вы откроете дверь и впустите ее, если не согласны отдать в руки врагов такую прекрасную заложницу!

Не раз за эти два часа прево, сражаясь под прикрытием крепостной стены, думал о дочери, которой так неосмотрительно разрешил выйти, и не мог придумать, как же впустить ее в замок. Он надеялся, что девушку вовремя предупредят и она догадается пойти в Шатле и там переждать, как вдруг увидел Челлини; ваятель покинул отряд и направился к двум женщинам, в которых д'Эстурвиль сразу узнал Коломбу и госпожу Перрину.

– Глупая девчонка! – проворчал сквозь зубы прево. – Однако нельзя оставлять ее среди этих нечестивцев…

Затем, повысив голос, спросил у Челлини, открывая оконце и припав лицом к решетке:

– Чего вы требуете?

– Вот мое условие, – произнес Бенвенуто. – Я позволю вернуться домой госпоже Коломбе и ее дуэнье, а вы со всеми своими людьми выйдете на улицу, и мы сразимся в открытом бою. Тот, за кем останется поле битвы, будет владеть замком, и тогда – горе побежденным! Voe victis! – как говорил ваш соотечественник Бренн. [71]

– Согласен, – сказал прево, – но при одном условии.

– Каком же?

– Вы и ваши воины отойдете, чтобы дать моей дочери время войти, а моим стражникам выйти.

– Пусть так! – проговорил Челлини. – Но сначала вы выйдете, затем войдет госпожа Коломба, и, чтобы отрезать себе путь к отступлению, вы перекинете ключ через стену.

– Согласен, – сказал прево.

– Даете слово?

– Слово дворянина! А вы?

– Слово Бенвенуто Челлини!

Когда они обменялись честным словом, ворота распахнулись: стражники во главе с мессером д'Эстурвилем вышли и выстроились в два ряда. Теперь их было девятнадцать человек. А в отряде Бенвенуто Челлини, без Асканио, Германа и Жака Обри, было только восемь, в том числе и Симон-Левша, к счастью, раненный в правую руку. Но Бенвенуто был не из тех, кто считает своих врагов, – ведь он сразил Помпео, которого охраняла дюжина наемников. Он с радостью дал слово, ибо больше всего на свете хотел, чтобы произошло решительное, генеральное сражение.

– Теперь вы можете войти, сударыня, – сказал он своей прелестной пленнице.

Коломба, вспорхнув, как голубка, на которую она была похожа, перелетела от лагеря к лагерю и вне себя от волнения бросилась на шею прево.

– Батюшка! Батюшка! Ради бога, не подвергайте опасности свою жизнь! – воскликнула она, заливаясь слезами.

– Ступай прочь! – грубо ответил прево, схватив ее за руки и отводя к воротам. – Из-за твоей глупой выходки мы попали в труднейшее положение.

Коломба вошла в замок в сопровождении госпожи Перрины, которая от страха хоть и не летела словно на крыльях, как ее прелестная воспитанница, зато бежала, и довольно быстро, а ведь целых десять лет она воображала, что у нее отнимаются ноги! Прево захлопнул за ними ворота.

– Ключ! Ключ! – крикнул Челлини.

Прево, верный своему слову, вынул ключ и перебросил его через стену во двор замка.

– А теперь, – крикнул Бенвенуто, устремляясь к прево и к его отряду, – каждый за себя. Бог за всех!

И тут произошла кровопролитная схватка, ибо не успели стражники прицелиться из аркебузов и выстрелить, как Бенвенуто с семеркой подмастерьев очутился среди них, рубя направо и налево своей грозной шпагой, а ею он не только ловко действовал, но и сам ее на диво закалил, поэтому не было на свете такой кольчуги и такого панциря, которые бы перед ней устояли. Стражники побросали аркебузы, ставшие бесполезными, выхватили шпаги и, в свою очередь, пошли врукопашную. Но, несмотря на количество и на силу врагов, отряд Челлини мигом разметал их по площади, а двое или трое самых смелых были так тяжело ранены, что уже не могли сражаться и принуждены были отступить.

Прево видел опасность, но это был человек храбрый и в свое время, как мы упоминали, мог похвалиться ратными успехами; он бросился навстречу грозному Бенвенуто Челлини, перед которым все отступали.

– Ко мне, – кричал он, – ко мне, гнусный разбойник, и пусть все решит между нами поединок! Теперь посмотрим!

– О, клянусь, ничего иного я и не желаю, мессер Робер! Прикажите своим людям не мешать нам, и я в вашем распоряжении.

– Смирно! – приказал прево стражникам.

– Ни с места! – крикнул своим помощникам Челлини.

И все замерли в неподвижности, как воспетые Гомером воины, прекратившие сражение, чтобы не пропустить ни единого движения двух знаменитых полководцев, вступивших в поединок.

И вот прево и Челлини устремились друг на друга со шпагами наголо.

Прево искусно владел оружием, но и Челлини был непревзойденным фехтовальщиком. Уже десять-двенадцать лет у прево не было случая обнажить шпагу. И, напротив, за десять-двенадцать последних лет, вероятно, не проходило дня, чтобы Бенвенуто не дрался холодным оружием; прево, который так самоуверенно вступил в бой, при первых же выпадах заметил преимущество врага.

А Бенвенуто Челлини, в свою очередь не ожидавший, что какой-то судейский окажет такое сопротивление, фехтовал энергично, быстро, ловко. Все поражались, глядя, как его шпага, словно двойное жало змеи, угрожала одновременно голове и сердцу врага, перелетала с места на место, не позволяла противнику нанести ни единого удара и едва давала ему время парировать удары. И прево, понимая, что имеет дело с более сильным фехтовальщиком, подался назад, правда защищаясь, но в конце концов начал сдавать позиции. Мессеру Роберу не повезло: он стоял спиной к замку. Поэтому не успел он отступить на несколько шагов, как Бенвенуто прижал его к воротам, к которым прево инстинктивно приблизился, хотя отлично помнил, что сам их запер и перебросил ключ за стену.