Белые и синие - Дюма Александр. Страница 46
Вязанки сена и соломы на всех повозках задвигались; Затем посредине каждой повозки возникли сначала две головы, затем — два туловища и наконец полностью показались двое мужчин в прусской форме.
Затем из каждой повозки извлекли по такому же мундиру и бросили их возницам; те, скинув свои блузы и штаны, переоделись в прусскую форму.
В довершение всего солдаты, стоявшие на повозках по двое, вскинули ружья на плечо, а свои третьи ружья стали передавать возницам, ставшим солдатами; таким образом, когда пробило десять часов, под началом Стефана, одетого в шинель с сержантскими нашивками, находилось шестьдесят мужчин, решительных, говоривших по-немецки, — всех, кого он просил у Пишегрю.
Всех их построили в большой конюшне (дверь ее закрыли) и приказали зарядить ружья, которые из предосторожности держали в повозках незаряженными.
Затем Бауэр и Стефан вышли, держа друг друга под руку; Бауэр вел Стефана, не знавшего город, к дому, стоявшему в самой высокой точке города, на противоположном конце от Агноских ворот, приблизительно в сотне шагов от порохового склада.
Этот дом, несколько напоминавший особняки великого герцогства Баденского или швейцарские шале, был целиком построен из дерева.
Бауэр провел Стефана в комнату, забитую горючими материалами и смолистым деревом.
— В котором часу следует поджечь дом? — спросил он просто, как ни в чем не бывало.
— В половине двенадцатого, — ответил Стефан. Было около десяти часов.
— Ты уверен, что в половине двенадцатого генерал будет на посту?
— Будет собственной персоной.
— Понимаешь, — продолжал Бауэр, — когда пруссаки узнают, что горит дом рядом с пороховым погребом, они бросятся на место пожара и попытаются помешать огню добраться до артиллерийского парка и порохового погреба. В это время вся Агноская улица будет свободна; настанет момент завладеть воротами и войти в город. Генерал доберется до центральной площади беспрепятственно; когда же прозвучит первый выстрел, пятьсот патриотов откроют окна и начнут стрелять по пруссакам.
— У вас есть люди, которые ударят в набат? — спросил Стефан.
— По двое в каждой церкви, — ответил Бауэр.
— Значит, все в порядке, — сказал Стефан, — пойдем посмотрим на пороховой погреб.
Они пошли назад по земляному валу; пороховой погреб и артиллерийский парк, как и сказал Бауэр, находились не более чем в ста пятидесяти шагах от деревянного дома, поджог которого должен был послужить сигналом к началу действий.
В одиннадцать часов они вернулись в гостиницу «Золотой лев».
Шестьдесят человек были наготове; каждый из них получил рацион, состоявший из хлеба, мяса и вина: обо всем этом позаботился Бауэр. Солдаты были воодушевлены: они понимали, что им поручена важная операция, и это наполняло их радостью и гордостью.
В четверть двенадцатого Бауэр пожал Стефану руку, убедился, что огниво, кремень, трут и палочки для зажигания лежат у него в кармане, и направился к деревянному дому.
Стефан, оставшийся со своими людьми, собрал их и разъяснил им свой план; каждый понял, что ему нужно делать, и все дали слово, что будут стараться изо всех сил.
Теперь надо было ждать сигнала.
Часы пробили половину двенадцатого.
Стефан стоял у самого верхнего окна в доме Бауэра и следил, не покажутся ли первые отсветы пожара.
Лишь только смолк бой часов, красноватое зарево расцветило крыши домов в верхней части города.
Затем послышался глухой шум голосов, сопутствующий в городах всякой беде.
Вслед за этим, заглушая все крики, на одной из колоколен раздались скорбные звуки набата, тотчас же подхваченные другими колоколами города.
Стефан спустился вниз: час настал.
Солдаты разделились во дворе на три группы по двадцать человек.
Поляк приоткрыл ворота, выходившие на улицу, и увидел, что все бегут в сторону верхнего города.
Он приказал своим людям направиться шагом к воротам города под видом патруля.
Сам он помчался вперед, крича по-немецки:
— Пожар в верхнем городе, друзья! Пожар рядом с пороховым погребом! Горим! Спасайте зарядные ящики! Пожар! Не дадим взорваться пороховому погребу!
Потом он подбежал к кордегардии, где находился отряд из двадцати четырех человек, который охранял ворота; часовой, прогуливавшийся перед кордегардией взад и вперед, даже не подумал задержать Стефана, приняв его за сержанта охраны.
Тот устремился в кордегардию с криком:
— Все — в верхний город, спасайте зарядные ящики и пороховой погреб! Пожар, пожар!
Из двадцати четырех человек, охранявших кордегардию, на месте не осталось ни одного.
Лишь часовой, связанный уставом, остался на посту.
Но его разбирало любопытство, и, отступив от правил, он обратился к сержанту с вопросом, что происходит, и Стефан, сделав вид, что благоволит к нижестоящим, сообщил ему, как по недосмотру слуги загорелся деревянный дом хозяина гостиницы «Золотой лев».
Тем временем сзади подошел отряд.
— Что это? — спросил часовой.
— Ничего, — сказал Стефан, — обычный патруль!
С этими словами он прижал носовой платок к губам часового, чтобы он не кричал; затем он подтолкнул этого охранника к двум ближайшим солдатам, которые держали веревки наготове и в один миг связали его, заткнули ему рот, отнесли в кордегардию и заперли в кабинете начальника охраны.
Один из людей Стефана встал на часах.
Теперь следовало узнать пароль пруссаков, и Стефан взял это на себя. Держа в одной руке ключ от кабинета начальника охраны и в другой — острый кинжал, который он достал из-за пазухи, Стефан вошел в кабинет.
Мы не знаем, к какому средству он прибег; тем не менее часовой заговорил, хотя во рту у него был кляп…
Паролем было слово «Штеттин», ответом — «Страсбур».
Стефан передал его своему караульному.
Затем солдаты ворвались в каморку сторожа; его тоже схватили, заткнули ему рот, связали и заперли в погребе.
Стефан завладел ключами и расставил пятьдесят пять человек с заряженными ружьями в кордегардии и каморке сторожа, приказав им, если потребуется, защищать ворота до последней капли крови.
Наконец он вышел с пятью солдатами за ворота, чтобы убрать часовых, стоявших снаружи.
Через десять минут двое из них были убиты, а третий взят в плен.
Трое из пяти человек Стефана заменили пруссаков — двух убитых и одного пленного.
Направившись с двумя солдатами в сторону Энасхаузена, Стефан не успел сделать и пятисот шагов, как столкнулся во мраке с плотной и темной массой людей. То были три тысячи солдат Пишегрю. Он оказался лицом к лицу с генералом.
— Ну что? — спросил тот.
— Нельзя тратить ни секунды, генерал, пошли.
— А что с Агноскими воротами?
— Они в наших руках.
— Пошли, ребята, — сказал Пишегрю, понимавший, что не время вдаваться в подробности, — живо, вперед!
XXXII. ТОСТ
Солдаты подчинились с радостью и воодушевлением, что дарует надежда.
Пишегрю и Стефан, шагавшие во главе отряда, услышали звуки ожесточенной перестрелки, которые доносились е той стороны, где Стефан оставил своих людей.
— Поспешим, генерал, — сказал Стефан, — наших людей атакуют.
Колонна побежала, не соблюдая равнения. При ее появлении опускная решетка поднялась и ворота открылись; несмотря на то что республиканцев атаковали втрое превосходящие силы противника, они стойко держались: ворота по-прежнему оставались в их руках. Колонна ворвалась в ворота с криками «Да здравствует Республика!». Люди Стефана, прусская солдатская форма которых делала их мишенью для тех, кто не был в курсе тактической уловки Пишегрю, прижимаясь к стене, добрались до кордегардии и укрылись у офицера охраны. Подобно кабану, наносящему удары клыками, сметая все перед собой, колонна ринулась на улицу, опрокидывая все и вся на своем пути.
Когда она шла в штыковую атаку и горстка пруссаков, Штурмовавших ворота, разбегались перед ней, даже не пытаясь обороняться, спеша присоединиться к более многочисленной воинской части и, главное, сообщить, что французы завладели Агноскими воротами, в двух-трех местах города послышался треск ружейной стрельбы.