Графиня Солсбери - Дюма Александр. Страница 22

Суррей был вынужден трубить сигнал к наступлению, и авангард под командованием Крессингема (подобно всем священнослужителям того времени, он решительно пускал вход меч и копье) начал переправляться по мосту и развертываться на другом берегу.

Этого и ждал Уоллес. Едва увидев, что половина английской армии перешла на его берег, а мост позади нее забит войсками, он дал сигнал к атаке, лично ведя в наступление шотландцев. Все английские солдаты, перешедшие мост, были убиты или взяты в плен; все, кто находился на мосту, были смяты, сброшены в воду и утоплены. Суррей понял, что остатки его армии погибнут, если он не примет важного решения: он приказал поджечь мост, пожертвовав одной частью своих людей ради спасения другой, ведь если бы шотландцы переправились через реку, то они застигли бы своих врагов в таком смятении, что, вероятно, за день покончили бы со всей армией.

Крессингема отыскали среди мертвецов, но ненависть, которую он вызывал, оказалась столь велика, что шотландцы, нашедшие его труп, срезали с него кожу полосками, пуская их на ремни и подпруги для своих лошадей.

Суррей же, поскольку располагал еще значительными силами, отступил в глубь Англии и двигался очень быстро, так как не хотел, чтобы весть о поражении обгоняла его. В итоге он переправился через Твид, приведя обратно в Англию остатки армии. По мере отхода англичан население поголовно поднималось на борьбу, и не прошло двух месяцев, как все замки и крепости снова перешли во власть шотландцев.

Эдуард I узнал об этих событиях во Фландрии и тотчас вернулся в Англию. Творение его честолюбия рухнуло сразу. Эдуарду I пришлось потратить годы хитростей и переговоров, чтобы покорить Шотландию, а потерял он ее после одной битвы. Вот почему, ненадолго задержавшись в Лондоне, он принял из рук Суррея остатки его войск, сформировав из них ядро значительной армии, и сам отправился усмирять мятежников.

Тем временем Уоллес был назначен протектором; но дворяне, считавшие его способным на то, чтобы мечом освободить Шотландию, тогда как сами они еле-еле осмеливались защищать ее словом, решили, что он слишком низкого происхождения, чтобы управлять страной, и отказались его поддерживать. Уоллес воззвал к народу, и к нему примкнуло множество горцев. Хотя его армия была слабее армии Эдуарда по числу солдат, в оружии и воинской тактике, Уоллес, уверенный, что в создавшемся положении самое худшее — отступление, смело пошел навстречу королю и столкнулся с его армией под Фолкерком 22 апреля 1298 года.

Обе армии выглядели совершенно по-разному. Армия Эдуарда, набранная из всего дворянства и рыцарства королевства, двигалась вперед на великолепных конях, которых рыцари получали из великого герцогства Нормандского, а с флангов ее окружали грозные лучники — каждый из них нес в сумке дюжину стрел и бахвалился, будто у него на поясе болтается жизнь дюжины шотландцев. Армия же Уоллеса едва насчитывала пять сотен всадников и немного лучников из Эттрикского леса, находящихся под началом сэра Джона Стюарта из Бонхилла; остальную часть солдат составляли горцы, плохо защищенные от стрел кожаными латами; горцы шли тесно сомкнутым строем, и их прижатые друг к другу длинные пики казались движущимся лесом. Выйдя на место, где он решил дать сражение, Уоллес приказал остановиться и, обратившись к воинам, сказал:

— Вот мы и прибыли на бал; теперь покажите-ка, на что вы годитесь в танцах.

Эдуард тоже сделал остановку, но, поскольку позиции обеих армий были выгодными и никто из полководцев не решался первым пойти в атаку, английский король решил, что он покроет себя позором, ожидая нападения мятежников, и приказал трубить сигнал к сражению.

В эту минуту вся тяжелая кавалерия англичан дрогнула, словно скала, готовая обрушиться в озеро, но была остановлена длинными копьями шотландцев. Этот первый удар почти полностью свалил две первые шеренги английских рыцарей, ведь раненые кони сбрасывали всадников, и те, будучи стеснены в движениях грузными доспехами, были почти все перебиты, не успев даже встать на ноги; но тут шотландская кавалерия, вместо того чтобы поддержать пехотинцев, отважно исполнявших свой долг, побежала, открыв один из флангов Уоллеса. Эдуард тотчас бросил в прорыв лучников, и они, уже не боясь, что их атакуют всадники, смогли приблизиться к шотландцам на расстояние в полполета стрелы и целились наверняка в тех, кого надлежало убить. Уоллес быстро призвал на помощь своих лучников, но конь сэра Джона Стюарта, ведущего их в бой, споткнулся о корень дерева, и седок упал головой вперед, разбившись насмерть. Тем не менее шотландские лучники продолжали наступать. Однако, не имея больше командира, кто руководил бы их действиями, неосторожно раскрылись перед врагом и были уничтожены. В это время Эдуард заметил в шотландской армии некоторое смятение, вызванное тем, что его отборные стрелки осыпали шотландцев дождем стрел. Он встал во главе отряда набранных им отчаянных храбрецов, бросился в брешь, проделанную в рядах шотландцев его лучниками, и, увеличив во всю ширину своего отряда уже нанесенную рану, проник в самое сердце шотландской армии; понеся большие потери, она не смогла оказать сопротивления и была вынуждена обратиться в бегство, оставив на поле брани друга Уоллеса и его боевого соратника, сэра Джона Грэхэма, который, возмущаясь трусостью шотландских дворян, не отступил ни на шаг и погиб, сражаясь во главе своих воинов.

Уоллес до последнего оставался на поле битвы, а с наступлением темноты — раньше ни его, ни несколько сот воинов, его окружавших, не могли заставить отступить — скрылся во мраке соседнего леса, где провел ночь, прячась в ветвях дуба.

Покинутый дворянством, Уоллес тоже отрекся от него, думая лишь о том, как сохранить верность стране, и сложил с себя титул протектора; пока лорды и бароны продолжали сражаться каждый за себя или покорялись, преследуя личные выгоды в ущерб интересам отечества, Уоллес (за ним гонялись по горам, охотились в лесах) носил с собой свободу Шотландии, словно Эней память о богах Трои; где бы ни находился Уоллес, он заставлял биться сердце родины, биение которого всюду, где Уоллеса не было, почти не ощущалось, и семь лет, что он находился в изгнании, неотступным и грозным кошмаром преследовал по ночам Эдуарда, не верившего, что Шотландия покорится ему, пока там будет Уоллес. Было обещано вознаграждение тому, кто выдаст Уоллеса мертвым или живым, и новый предатель отыскался среди дворян, однажды уже предавших его. Как-то, когда Уоллес обедал в замке Робройстоун, где, как он верил, его окружают одни друзья, сэр Джон Ментеф, подававший ему хлеб, положил его на стол подовой стороной кверху, что было условным сигналом: два сотрапезника, сидевшие по обе стороны от Уоллеса, схватили его за руки, а двое слуг, стоявшие у него за спиной, опутали веревками тело. Всякое сопротивление было невозможно. Поборник свободы Шотландии, связанный словно попавший в западню лев, был доставлен к Эдуарду, и тот, желая поиздеваться над пленником, велел привести его на суд в терновом венце. Исход суда сомнений не вызывал. Уоллеса приговорили к смерти, притащили к месту казни на металлической решетке и отрубили голову; потом тело четвертовали, нацепили каждую его часть на пики и выставили их на Лондонском мосту.

Так умер Христос Шотландии, которого, подобно Иисусу, палачи увенчали терновым венцом.

IX

Спустя года три после смерти Уоллеса, вечером, после одной из ежедневных схваток, которые продолжали вести побежденные и победители, несколько английских солдат ужинали, сидя за общим столом трактира; шотландский дворянин, служивший в армии Эдуарда и сражавшийся против мятежников, вошел в зал настолько проголодавшимся, что, сев за отдельный столик и заказав себе ужин, начал есть, не вымыв рук, еще красных от дневной бойни. Английские дворяне, уже отужинавшие, смотрели на него с той ненавистью, что всегда разделяла людей двух народов, хотя служили они под одними знаменами; чужак, спешивший насытиться, не обращал на них никакого внимания, когда один из англичан очень громко заметил: