Последняя битва - Ахманов Михаил Сергеевич. Страница 48

— Стая владыки Нергала, — сказал Девятый, запрокинув голову и глядя на небо. — Минуло триста лет, как он явился на зов повелителя Локи, а затем призвал своих любимцев. Он мутант, из племени карликов, что обитало в Европе в пустынях Смерти. Точнее, на их рубежах, хотя и там радиация была немалой. До сих пор в пустынях сияют голубые огни, и наверно поэтому кожа у карликов поголубела.

— Такой народ есть и на Западном материке, — отозвался Иеро. — Мы называем их синюками.

Они стояли у заросшего кувшинками озерца, неподалеку от пещеры. Ее овальный зев еще курился дымом — последние нетопыри взмывали в воздух.

Девятый покачал головой.

— В Европе этого племени уже нет. Видишь ли, господин, у них был наследственный недуг, болезнь крови, и жили они в симбиозе с нетопырями. Те отсасывали кровь, и какие-то вещества в их слюнных железах стимулировали кроветворную функцию, так что без вампиров синекожие существовать не могли. Когда владыка Нергал появился в Кентау, его клонировали, и в новом теле болезнь его покинула — в лабораториях умеют исправлять генетические дефекты. Став членом Теона, владыка отправил мысленный приказ нетопырям, они покинули его народ и переселились сюда, на полуостров. А синекожие вымерли.

Иеро перекрестился, наблюдая, как темное облачко потянулось в горы. Кувшинки, застывшие на поверхности озера, уже закрывали бутоны, готовясь к ночи.

— Уничтожить собственный народ… Зачем? Зачем он это сделал?

— Не знаю, господин. Среди копий деуса Аримана — а им, специалистам, ведомо многое — идет слух, что повелитель Нергал недолюбливал соплеменников. Кое-кто утверждает, что ненавидел, и потому решился заменить их своими клонами. Он очень жесток, наш крошка Нергал, бессмысленно жесток, и прочим владыкам приходится его обуздывать. Хотя и они не мед, клянусь девятым кругом ада!

Выслушав это, Иеро довольно кивнул. Еще неделей раньше Девятый не рискнул бы сделать такое крамольное замечание, но с той поры кое-что изменилось. Сеансы одушевления, проводимые над крючконосым, имели неожиданный эффект: подопытный мало-помалу приобретал черты его личности. За два последних дня это стало особенно заметным.

Клянусь девятым кругом ада! Копия Локи, которой Девятый был еще недавно, не могла бы так сказать! Тем более, критиковать владык!

— Ну, — произнес священник, — займемся делом, мой несчастный брат. Хоть ты творение дьявола, а не Бога, милость Его беспредельна… Глядишь, Он вразумит тебя через мое посредство.

Сосредоточившись, Иеро проник в сознание Девятого, тут же закапсулировав его личность, как бы переселив ее на островок в бурном потоке собственных ментальных излучений. С каждым разом — а он, наверное, проводил уже сотый эксперимент — эта операция осуществлялась быстрее и легче, что говорило о его возросшем мастерстве. И с каждым разом он все больше узнавал о Девятом, внедряясь в омуты памяти и кладовые накопленных знаний.

Это существо сотворили полвека назад, но оно хранило воспоминания всех своих восьми предшественников. Очень мрачные воспоминания, как полагал Иеро, ибо всех их бросили муравьям, и те пожрали их живыми. Отсюда проистекала ненависть, которую Девятый питал к мирмидам; ненависть, страх и жажда мести, поскольку одной из черт его прототипа было умение не забывать и ничего не прощать. Творя своих совершенных клонов, Локи не наделял их ментальным даром, но многие нюансы характера передавались им с той же неизбежностью, с какой отпечаток ладони в мокрой глине будет иметь пять пальцев. Линии судьбы, пересекающие ладонь, как и другие мелкие детали, могут не оставить следов, но пальцы отпечатаются непременно — и пальцы, и бугорки у их оснований, и общий контур. Ментальный контур, разумеется; а он, как понимал уже священник, определяет главные свойства личности. Коварство или простодушие, покорность или жажду власти, скромность или самомнение…

Амбиции! У всех совершенных копий Локи амбиции были не меньше, чем у него самого. Пламя амбиций ярилось в клетке ограниченных возможностей и прорывалось иногда наружу; в этот момент клон восставал на своего творца в бессмысленном и жалком мятеже, и дело кончалось муравейником.

Девятый об этом помнил. Видимо, память о гибели его предшественников и их предсмертных муках делала его осторожнее — или, если угодно, придавала стабильность его нраву. Временами Иеро подозревал, что Локи, творя и умертвляя эти копии, намерен вывести особую породу — не телепатов, но существ равного с ним интеллекта, способных властвовать и править, однако помнящих о бесполезности восстания. Возможно, размышлял священник, Девятый будет не последним в этом семействе совершенных клонов.

Наложив свою индивидуальность на мозг подопытного, он быстро сплетал паутину, соединявшую разум с периферийной нервной системой, с мышцами и органами чувств. Этот деликатный процесс сильно отличался от привычного ему искусства завладевать чужим сознанием, превращая его владельца в куклу-марионетку. Разница была огромна: в одном случае он держал человека под непрерывным ментальным контролем, в другом — переселял в его разум частицу своей личности.

Какую именно? И что происходило с покоренной, закапсулированной прежней сущностью? Тут были десятки возможностей и вариантов, которые он изучал с упорством воина, готовящего доспех, копье и меч к грядущим битвам.

Вскоре выяснилось, что нельзя расстаться с собственной плотью, переселившись в чужое сознание, или сотворить полный ментальный аналог, если мозг-приемник не абсолютно пуст и чист. Если б в распоряжении Иеро была первозданная копия-клон, тело без души и мыслей, он мог бы перенести в нее свой разум безвозвратно или изготовить двойника. Десять двойников, сто или тысячу, целое войско — были бы только тела! Прежде бы он не поверил, что такое возможно, но лучший способ обучения для одаренного ментальной силой — увидеть результат и попытаться его достигнуть. Что, собственно, и повелел Нечистый.

Кроме полного копирования существовал другой вариант, когда в новосотворенный мозг переносилась часть сознания прототипа. Она могла быть довольно большой или урезанной и скудной; в первом случае в мир являлись существа, подобные Девятому, а во втором — его убогие собратья, служители с четырехзначными номерами и клоны Кали для постельных развлечений. Но даже в последней ситуации не удавалось полностью очистить мозг, избавиться от прежней личности, пусть убогой и ущербной, и внедрить частицу своего сознания. Такая попытка убивала мозг-приемник, а вместе с ним и плоть, словно закапсулированный разум, плененный и подавленный, мстил захватчику.

Имелись, однако, приемы, как избежать летального исхода. Простейший из них заключался в том, чтобы изолировать и оставить в покое плененную личность, оккупировать мозг и попользоваться телом в течение какого-то времени; другой — договориться с носителем разума. Это было уже не столь элементарной задачей, так как всякий мозг упорно и инстинктивно сопротивлялся захвату, и договор, хоть письменный, хоть устный, служил неважным способом борьбы с реакциями подсознания. Преодолеть эту трудность удавалось внушением покорности, инертности и чувства безопасности, но успокоительные процедуры срабатывали не всегда. Лишь в одном случае тут не возникало проблем — если хозяин мозга-приемника испытывал к временному оккупанту огромное, всепоглощающее доверие.

Доверие выключало защитные механизмы, и битва с чужим сознанием превращалась в иной процесс, в равноправное партнерство, цель которого была известна и понятна каждой из сторон. Иеро подозревал, что этот путь сулит невероятные перспективы, если союз заключен меж опытными телепатами. Как минимум, их мощь удвоится и даже удесятерится, причем вероятней последнее, если вспомнить необъяснимую силу Нечистого и все попытки завербовать в Теон достойных волонтеров. Настойчивые, долгие попытки — ведь поиск шел на протяжении столетий!

Паутина была сплетена, и священник оборвал мысленную нить, соединявшую его с Девятым. Теперь в мозгу крючконосого обитала часть его индивидуальности — ментальный блок, крохотная частица, позволявшая двигаться, видеть, слышать и воспринимать команды. Незримые стены, в которых томился сейчас подопытный, должны были вскоре рухнуть, и тогда блок растворится в сознании Девятого, что-то добавит к нему, что-то уничтожит, что-то изменит. Очень немногое, ибо добиться позитивных сдвигов за один сеанс не представлялось возможным. Иеро, однако, помнил одну из заповедей Боевого Кодекса Аббатств: великие результаты достигаются медленными, но терпеливыми усилиями.