Последняя битва - Ахманов Михаил Сергеевич. Страница 56

— Зачем мне прятаться, дикарь? Мне не нужна помощь, чтобы вскипятить твои мозги. Ты бился с жалкими червями из Кругов и думаешь, что кто-то из них равен Ри Ма? Ты ошибаешься. Черви, которых ты одолел, они…

— С тех пор я многому научился, изгой, — прервал его Иеро.

Поймав взгляд Аримана, он сдвинул брови и нанес удар. Его противник пошатнулся, вскинул руки, будто защищаясь от напора ментальной энергии; на миг глаза Аримана остеклянели, струйка слюны потекла изо рта.

Это надо сделать быстро, сказал себе священник. Так быстро, чтобы враг, распаленный яростью, отправился в ад, не успев призвать на помощь. Так стремительно, чтобы в Теоне уловили лишь кратковременный всплеск ментального поля, эхо умирающего сознания. Если хитрость удастся, их будет трое против троих… Где-то на самой грани восприятия Иеро чувствовал, что его соратники готовы к битве: в мыслях эливенера смешались решимость и сожаление, от Шарля веяло холодной яростью и скрытой мощью. Он был как натянутая тетива, как бочка с порохом, к которой поднесли запал.

Сомкнув ментальные тиски, сметая защитные преграды, Иеро усилил нажим. Сопротивление врага слабело, и это казалось ему подозрительным — его противник был много сильней, чем С'нерг, чем С'дана или другие адепты Темного Братства. Готовит ловушку, мелькнула мысль, и в тот же момент он понял, в чем и где таится опасность: Ариман противодействовал атаке лишь частью своих сил, пытаясь в то же время управлять мирмидами. Восемь или десять ближайших тварей вдруг развернулись к священнику, шагнули вперед, растопырив жвалы, и он увмдел, как в их огромных выпуклых глазах мерцают багровые отблески. Слева, над горами, поднялся столб огня, и громовые раскаты взрывов сотрясли воздух.

Поток сознания Иеро распался надвое. Если б ментальная схватка была зримой, он выглядел бы в эти мгновения как воин, который одной рукой пытается задушить противника, другой — оборониться от прочих неприятельских бойцов. Они подступали все ближе и ближе, их запах становился нестерпимым, мешал дышать и думать, а распростертые челюсти грозили смертью. Не разжимая ментальных тисков, Иеро отдал приказ мирмидам: остановиться, лечь на землю, замереть. Движения тварей тут же сделались беспорядочными; два приказа в их примитивных мозгах, взаимно исключавшие друга друга, заставили гигантских насекомых исполнить странный танец: шаг вперед, шаг назад и снова шаг вперед.

Несколько долгих секунд Иеро и Ариман боролись за власть над телами мирмидов, затем новый огненный фонтан расцвел над горными вершинами, и священник, уловив краешком глаза сияние багровых всполохов, перенес их мысленно поближе. Теперь огонь бушевал между ним и мирмидами — яростный, грозный, обжигающий. Огонь, который раскаляет панцири, обугливает тело, превращает все живое в прах… Чистая иллюзия, но вполне достоверная, чтоб устрашить чудовищных монстров.

Мирмиды отшатнулись. Их замешательство было столь недолгим, что Иеро не успел вздохнуть, но в ментальном бою время течет иначе, нежели в реальности, и ценится по-другому. Краткий миг, неразличимый квант временного потока, вмещающий, казалось, столь же краткое, ничтожное событие — трепет птичьего крыла, падение песчинки в песочных часах… Но краткость его обманчива; в схватке разумов он измеряет дистанцию между жизнью и смертью.

Ментальный удар проник сквозь мираж бушующего пламени, заставив Аримана рухнуть на колени; внезапный и мощный, он был подобен молоту в сильной руке кузнеца. Ужас и ненависть, последняя вспышка гибнущего разума, ответным эхом пронзили Иеро; еще он уловил мольбу о помощи и удивился, с какой быстротой ему удалось погасить панический призыв. Долю секунды сознание Аримана, плененное в мысленном коконе, билось в его тисках, и в это мгновенье Иеро понял, сколь велика и безраздельна его власть. Он мог уничтожить этот разум или оставить навек заключенным в незримой темнице, мог искалечить, бросить в пучину воображаемого ада или перенести в другую плоть. В какой-нибудь мозг, слишком убогий и тесный для человеческого «я»…

Он предпочел уничтожение.

Тело Аримана еще не успело коснуться земли, как мирмиды, повинуясь команде священника, темной рекой хлынули прочь. Срок ментальной битвы завершился — две минуты от первого удара до последней сокрушительной атаки. Побежденный умер, а победитель, спасаясь от невыносимого запаха мирмидов, отступил и прижался спиной к шершавому древесному стволу. Недолгое время Иеро стоял в неподвижности, чувствуя, как мощь и сила древних лип вливаются в сознание, гасят усталость и заставляют трепетать каждый нерв и каждую мышцу. Война началась, подумалось ему, и началась удачно, но главная схватка еще впереди.

Тем не менее, он был доволен: первый этап его плана принес победу и успех. Сыграть на ненависти клонов к муравьям, устроить бунт, отвлечь внимание Нечистого, заставить кого-нибудь из деусов заняться мятежом, разделить Теон и уничтожить врага-одиночку… Он так и думал, что это будет узкоглазый Ариман; в конце концов, ведь взбунтовались его клоны! А значит, ему и подавлять восстание, ему судить, пытать, казнить…

Теперь Ариман был мертв, и над его не успевшим остыть телом уже кружили нетопыри. Кроме них да быстро удалявшихся мирмидов, в парке не было ни одного живого существа, но над дворцами, в которых обитали деусы, клубилась и разрасталась эманация ужаса. Сотни слуг, несовершенных копий Кали и Локи, замерли, охваченные страхом; грохот взрывов, блеск огня, вторжение мирмидов — все это было таким необычным, таким пугающим! Мир содрогался и рушился, и яростный рык из-за гор внушал опасные мысли; казалось, он предвещает гибель богов.

Священник пересек аллею, склонился над мертвецом и прошептал:

— Нелепые боги, древние сказки… Ты сомневался? Ну, теперь ты знаешь истину. Душа твоя в руках Господа, которого ты отверг; и там, за гранью смерти, Ему судить и карать, не мне!

Мысль брата Альдо коснулась разума тоскливым звоном колоколов:

«Ты убил его, убил… Я не жалею об этом человеке, мой мальчик, но памяти его жаль. Он прожил долгие века, едва ли не тысячелетие, и мог бы поведать о многом… Я перед ним — младенец!»

Иеро усмехнулся.

«Не печалься, у нас есть второй долгожитель, которого я не стану убивать. Если он не сотрет нас в пыль, я подарю его тебе. Возможно, ты заставишь его разговориться».

Выпрямившись, он вышел на середину аллеи, расправил плечи и поднял лицо к небесам. Серый свет, предвестник утренней зари, уже мерцал у восточного горизонта, сливаясь с отблесками неутихавшего пожарища; звезды меркли, бледнел и становился призрачным серебряный диск луны, над головой клубились облака, двигались, колыхались, пока их тяжелая темная масса вдруг не явила взгляду знакомое обличье: сухие губы, крючковатый нос, глубокие, будто у черепа, глазные впадины. Иеро погрозил ему кулаком.

— Локи, властитель тьмы! Ты видишь меня? Я здесь! Там, в Моске, я обещал, что приду за твоей головой… И я пришел! Один твой дьявол уже мертв — так веди в бой остальных! Я жду!

Молчание было ему ответом. Небо светлело, тучи текли в вышине, и гигантское лицо Объединителя Темного Братства становилось все больше похожим на череп; в его глазницах тускло мерцали звезды, сухие губы разомкнулись, явив бездонный черный провал. Эта бездна затягивала, и священнику вдруг показалось, что верх и низ поменялись местами, будто он висит над пропастью чудовищного рта, готового проглотить его, и парк с дворцами и деревьями, и горы с морским побережьем, и весь мир.

В голове у него грохнул набат, зарокотал, зазвенел и рассыпался гулкими осколками, из коих рождались слова:

«Священник, маленький священник! Думаешь, перехитрил меня? Думаешь, я стал слабее? — Гулкая, наполненная звенящей тишиной пауза. — Зря ты убил Аримана… он — частица нашей общей мощи… И все же я доволен. Я не порицаю тебя; ты силен и жесток, и ты доказал, что место твое — среди нас. Ты лучше Ри Ма, и ты его заменишь. Может быть, я даже награжу тебя, переселив в его тело… Хорошая мысль, священник, не так ли?»