Любимчик Судьбы - Маркелов Олег Владимирович. Страница 28

– Вот она и рота из дивизии «Юникорн», – прервал его Макфлай. – Не соврал рядовой Эйлер. Продолжай.

– Часовых много. Я не стал ближе подбираться, поэтому ничего более подробно рассказать не могу. Только тихо там слишком.

– Что значит тихо? – переспросил сержант.

– Ну нет никого, будто лагерь весь спит. Или разошлись все куда.

– Понятно, – задумался сержант. – Спать сейчас не время. По крайней мере, всему составу роты. Значит, действительно все на работах или в поиске. Что же такого здесь имперцы ищут? Я прямо спинным мозгом чувствую, что недоброе что-то затевается. Ладно. У тебя все?

– Все. С остальных сторон я так далеко не забирался, но вокруг деревни полная тишина.

– Хорошо, – кивнул сержант и повернулся к молодой женщине из племени, которая, остановившись на почтительном расстоянии от него, явно терпеливо ждала, когда он обратит на нее свое внимание. – Ты что-то хочешь мне сказать, красавица?

– Не сказать, – улыбнулась она, игриво сверкнув красивыми глазами. – Я младшая дочь вождя. Отец просил показать вам дом, где вы сможете отдохнуть.

– Спасибо, красавица, – благодарно кивнул сержант, размышляя о том, что укрыться от постороннего взгляда им действительно не помешает.

– Идите за мной, – поманила она узкой ладошкой и. покачивая бедрами, плавно зашагала к одному из глиняных домов, стоящих на самом краю площади.

Все внутреннее помещение хижины было застелено Циновками и подушками, исполняющими роль и столов, и диванов, и стульев. Девушка ненадолго исчезла, оставив бойцов располагаться, но через несколько минут появилась со спутницами, несущими несколько глиняных кувшинов воды.

– Для умывания, – пояснила она и вновь скрылась, чтобы вскоре явиться вновь.

На этот раз девушки принесли несколько глиняных мисок с лепешками и кусками вяленого мяса, а также пару разукрашенных кувшинов с ключевой водой.

– До ужина далеко. Воины не должны голодать, – лаконично заметила она и повернулась к сержанту. – Отец просит тебя посетить его дом. Хочет говорить.

– Спасибо, я готов, – кивнул сержант девушке и, уже выходя, скомандовал: – Всем отдыхать. Папа – старший. Не забудьте Лилит сменить.

– А откуда аборигены знают наш язык? – спросил Майкл, когда поливал из кувшина умывающемуся Масарику.

– Наш язык? – рассмеялся Гунн. – Да, братец, историю ты в школе явно плохо учил. А ты не удивляешься, что имперцы разговаривают на нашем языке?

– Ты спроси у нашего Кинг-Конга, учился ли он вовсе в школе, – вставил реплику Джон Беккерель, умывающийся рядом и нечаянно подслушавший вопрос Никсона.

– Ну Кома, не всем же быть таким образованным, как ты, – вступил в разговор Макс Майер. – Второго такого умника наша команда не выдержала бы.

– А ты, Упырь, почувствовал своего собрата по интеллекту, – не остался в долгу медик. – А я горжусь своим образованием. И, поверь, в отличие от многих мне есть чем гордится.

Упырь обиженно замолчал, потеряв к беседе интерес, а Гунн отвернулся от Комы к Никсону.

– Не обращай на этого умника внимания, – посоветовал он Майклу. – Не образование, родословная или слова делают человека, а только поступки наши.

– Аминь! – ехидно сказал Беккерель. – Ты, Гунн, прямо проповедник. Тебе бы позывной Пастырь подошел.

– Послушай, Кома, – неожиданно для всех подал голос Майкл. – Гунн с Упырем, может, и знают все ваши правила. А я новичок и еще не все усвоил. Поэтому не обижайся, если, посчитав какие-то твои слова обидными, я приложу тебя слегка. Это не со зла, а только от вспыльчивости.

Беккерель хотел было что-то ответить, но, наткнувшись на взгляд Никсона, понял, что это вовсе не шутка, брошенная новичком для красного словца. А сложение и го, что о Малыше рассказывали, давали Джону полное право опасаться, что ему самому вполне может понадобиться медик. Учитывая же, что сержант куда-то вышел, а капрал Руков не спешит ввязываться в разговор, делая вид, будто его не слышит, вероятность эта становилась слишком уж очевидной. И Беккерель, понимая, что в открытой ссоре с новичком, в отличие от тех же Гунна или Упыря, у него нет ни единого шанса, молча отошел в сторону, вызвав общий смех. Он не был особо злопамятным, но пообещал себе, что при случае обязательно помянет Малышу этот позор.

– Хорошо ты его отшил, – усмехнулся Влад Масарик, хлопнув по плечу севшего рядом Майкла. – Кома парень хоть и говнистый, но вполне нормальный и адекватный. Если бы еще не любил своей ученостью козырнуть да под кожу ребятам не лез... Да и медик он, что ни говори, хороший.

– Ты так говоришь, будто я его зарезать ночью собрался, – усмехнулся Майкл.

– Да нет, – махнул рукой Влад. – Просто не хочу, чтобы ты зло на него держал. Да и сержант очень жестко ко всем ссорам в команде относится. Сейчас, если бы слышал, нам бы всем мало не показалось.

– Да я же так, чтобы он отстал только, – оправдываясь, ответил Майкл. – Не трону я его.

– А насчет языка нашего, – перевел разговор на другую тему Масарик. – Это племя, как и все остальные на этой планете, пошло от колонистов, которых благополучно здесь потеряли несколько веков назад. А наш язык, если ты помнишь, окончательно сформировался во время Всемирной войны и сразу после нее. Основу составил английский. Хотя допускаю, что тогдашние англичане нас не поняли бы. Короче, из-за исчезновения одних государств и появления на их костях других в нашем едином языке перемешались и английский, и немецкий, и русский. Да и многие другие свою долю внесли, прежде чем скончаться. Так что Всемирная война нам, можно сказать, дала всемирный язык. Если хочешь подробнее, спроси у Папы, он про это все знает.

– Рад желанному гостю, посетившему мой скромный дом, – повторяя ритуал любезностей, приветствовал старый вождь. – Раздели со мной дым видений и воспоминаний.

На украшенной переплетением цветных стеблей циновке стояло причудливое глиняное сооружение. Уже знакомый с этим устройством Макфлай считал, что это какой-то мутировавший наследник кальяна. В устройство заливали воду, засыпали сбор различных трав, а в нижней части тлели уложенные в глиняный поддон древесные угли. Как именно работает это творение рук аборигенов, сержант не разбирался, но травяной кумар исходил из небольших отверстий в верхнем шарообразном расширении, создавая в комнате ароматный, чуть сладковатый фон. Помимо этого чуть ниже шара торчали в разные стороны два длинных полых стебля, наподобие стеблей тростника, оканчивающиеся мундштуками из обожженной глины. Беседующие не только дышали насыщенным испарениями воздухом комнаты, но и периодически прикладывались к мундштукам, получая порцию то ли дыма, то ли пара, мягкого и пьянящего.

– Пусть твой дом всегда будет благословен и полон мира и благоденствия, – ответил Макфлай, отмечая про себя, что после возвращения на базу обязательно надо будет поискать в сети различные формы подобных приветствий. – У тебя хорошее племя и красивая дочь.

– Спасибо, – печально покивал старик. – Это младшая дочь и, наверное, уже последнее мое дите. Но, чую, грядут трудные и жестокие времена. Мне недолго уже осталось, прежде чем я отправлюсь к праотцам. И жизнь моя была полной и ясной, хоть и легкой ее не назовешь.

Вождь замолчал, затянувшись из мундштука и углубившись в воспоминания далеких светлых дней, когда он был силен и молод, а о вторжении могущественных чужеземцев никто даже в бреду не помышлял. Правда, предания говорили о том, что предки его сами были из того мира, но когда это было. И было ли. А ведут себя чужеземцы совсем не так, как должны вести соплеменники, воссоединившиеся с утерянными братьями.

– Что тебя тревожит, уважаемый? – прервал молчание сержант, возвращая старика из мира воспоминаний.

– Многое меня тревожит сейчас. Не успел умереть раньше, чтобы не знать этих тревог. Нет сил уже больше и мудрости той, которая подсказала бы, как защитить свое племя от надвигающихся бед.