Любимчик Судьбы - Маркелов Олег Владимирович. Страница 45

– Прошу вас, присаживайтесь, – указал на один из стульев офицер. – Кофе?

– С удовольствием, – закивал капрал, усаживаясь на предложенный стул. – Понимаете, я много отслужил в федеральных войсках и возраст уже совсем не тот, чтобы подставлять свой зад под пули и надеяться на карьеру. И о медалях мечтать уже поздно. Мне уже много лет, но у меня нет ни уютного домика, ни возможности подумать о создании семьи, ни надежд на добрую спокойную старость и пенсию. В общем, всего того, о чем вы там говорили.

– Правильный ход мысли, – подбодрил его офицер, нажимая несколько клавиш на кофейном аппарате.

– Да. И хуже всего то, что я знаю, что никогда ничего этого не получу. Вернее, не получил бы, находясь и далее на своем месте. Не иначе как Господь послал мне эти перемены. Вы верите в Господа?

– Да, – без колебаний ответил лейтенант, осторожно ставя перед пленником пластиковую одноразовую чашечку с горячим ароматным напитком. – Я верю в Господа, милостивого и милосердного. И согласен с вами, что это воля его привела вас и в наш плен, и, надеюсь, в наши ряды.

– Я готов, если вы действительно готовы заплатить за все мои знания и работу обеспечением моей старости и организацией достойной пенсии. – Папа отхлебнул напиток, оказавшийся слишком горячим, отчего на глазах пленника даже появились слезы. – Это не так уж и дорого.

– Несомненно, – кивнул офицер, внимательно рассматривая старого солдата.

Но он видел в его глазах честность заискивающей дворняги, которой очень хочется попасть в теплый уют дома. И за это дворняга готова подарить свою преданность новому хозяину. Ведь теплый угол и миска с супом невеликая цена за преданность. Неприятное зрелище, когда старый солдат, прослуживший всю жизнь в элитном подразделении, становится такой жалкой дворнягой. Впрочем, это означает только одно – живя среди волков, он никогда не был волком. Его гордый коллега заслуживает большего уважения. Но старик, в отличие от своего товарища, может дать информацию, а главное, он сумеет выполнить задание, став засланным казачком у своих собственных бывших друзей. А потом... Какая разница. Собаке – собачья смерть.

Воспользовавшись технологиями новых хозяев, можно было бы без всяких уговоров превратить этих пленников в тупых исполнителей, как превратили уже многих имперских солдат, попавших сюда с последней партией. Но вся ирония как раз и состоит в том, что им нужны мыслящие агенты, а не тупые исполнители. Слишком поздно поняли это, когда среди имперских солдат практически не осталось незараженных. А зараженные солдаты годились только для бездумного выполнения команд...

– Думаю, мы вполне сумеем договориться, – продолжил лейтенант, довольный своими наблюдениями. – Оговорим более подробно условия и подпишем договор. После этого вы должны будете отработать свои деньги и, к вашему удовольствию, уехать в Империю, чтобы наслаждаться новой жизнью.

– Да, сэр, – вновь закивал капрал. – Но есть одна мелочь, небольшая помеха, так сказать.

– Что такое? – нахмурился офицер. – Что за проблема?

– Понимаете, сэр... – сбивчиво начал капрал, нервно разминая пальцы. – Я старый солдат. Всем недовольный и ничего не имеющий, но солдат, который много лет прослужил среди военнослужащих Федерации Объединенных Наций.

Лейтенант, все так же хмурясь, пытался понять, что этот старый солдат сейчас хотел ему объяснить, но пока у него это плохо получалось.

– Я для себя уже принял решение. Но это внутри меня, – продолжил Руков. – Если смотреть со стороны солдата Федерации, то это несмываемый позор. Это как монетка с двумя сторонами. Упадет одной стороной – потеря лица. Упадет другой – переосмысление своих убеждений и открытие для себя истины, недоступной ранее. С такой переменой я вполне смогу справиться наедине со своей новой жизнью. Но при знающем меня человеке, тем более при том, с кем я раньше бок о бок служил, я не могу потерять лицо. Я даже не смогу начать наши переговоры об условиях нашего договора и моих новых обязанностях.

– Ах вот оно что, – начал понимать офицер, прикидывая варианты развития событий. – И что же мы, по твоему мнению, должны сделать, чтобы монетка упала нужной нам стороной? Уж не хочешь ли ты, чтобы мы его отпустили с миром на все четыре стороны?

– Что вы, сэр, – всплеснул руками капрал. – Это было бы наиглупейшим предложением с моей стороны. Во-первых, как я могу требовать такого решения от своего нового хозяина. А во-вторых, если вы отпустите Кому, а я после этого начну с вами сотрудничать, то это будет для меня равноценно подписанию смертного приговора. Ведь, узнав от Комы, что я остался в плену, мои бывшие коллеги начнут выяснять что и как. А такие приговоры они приводят в исполнение любой ценой. Так что вместо сладкой жизни меня будет ждать лишь ожидание верной смерти. Я предлагаю более простое и надежное решение.

– Какое же? – спросил лейтенант, хотя уже и сам начал догадываться о том, что предложит старый солдат.

– Видите ли, сэр, – продолжил капрал, больше не робея, – Кома молодой, сильный и гордый воин. Он сейчас считает себя элитой разведки. И поэтому морально готов выдержать все, но не выдать ничего.

– Это, наверное, именно так, – согласился офицер, подумав, что старик сейчас лишь подтверждает его собственные размышления о втором пленнике. – Так что ты хочешь?

– Неужели вы до сих пор не поняли, сэр? – улыбнулся впервые за время этого разговора Руков. – Я только хочу, чтобы вы просто прикончили его, словно это моя совесть. И сразу же начнется все наше сотрудничество. И все будет именно так, как вы хотите, сэр.

Офицер уж было думал, что старый солдат так и не решится высказать свое пожелание и ему самому придется делать пленнику такое предложение. Что потеряет он. если пойдет навстречу этой просьбе? Второй пленник действительно выглядит серьезно. Конечно, сломать можно почти любого. Вопрос лишь в том, насколько нужны эти усилия. И неизвестно, будет ли сломанный пленник способен на работу. А старик уже готов работать без всякого ломания и дополнительных усилий.

– Как, ты говоришь, зовут твоего товарища? – переспросил лейтенант.

– Его зовут Кома, сэр, – ответил капрал. – А настоящего имени никто уже давно не помнит. Да и нужно ли это имя? Пусть сгинет без следа. Кома. Так его назвали за полную безбашенность.

– А тебя? Как тебя зовут, солдат?

– Меня? Меня зовут Папа. Возраст, сэр.

– Пожалуй, я соглашусь, – вновь улыбнулся офицер, отбрасывая все свои тревоги. – Мы ведь должны заботиться друг о друге. Не так ли?

– Так точно, сэр, – склонил голову Руков. – Только я хочу, чтобы вы сделали это у меня на глазах. Я должен быть уверен в его смерти.

– Странный ты человек, солдат, – вновь удивился лейтенант, с интересом глядя на пленника. – Хочешь увидеть, как умирает один из твоих друзей, чтобы потом с чистой совестью начать работать на нас?

– Хочу убедиться, что моей безопасности ничто не угрожает, кроме доброй воли моего нового хозяина, сэр, – возразил капрал. – Я ведь вам уже объяснил, какая опасность меня подстерегает.

– Ну что же, – окончательно решился офицер. – Пусть будет по-твоему, старый пес. Эй, конвоир!

В кабинете почти мгновенно появился рядовой пехотинец с коротким автоматом в руках.

– Отведите его в комнату допросов, – скомандовал лейтенант. – Я скоро подойду.

– Что происходит? – зашептал Джон Беккерель, едва только за конвоиром закрылась дверь. – Я не уверен, что долго еще смогу держаться.

– Держись, браток. Еще немного. Совсем чуть-чуть, и все кончится. Я тебе обещаю, что совсем скоро все это кончится, – успокоил Папа. – Только продержись.

Дверь в комнату допросов открылась, и пленники замолчали, сидя прижатые кандалами к стульям. В комнату вошел лейтенант-разведчик. Он неторопливо шел, держа руки за спиной. Остановившись напротив пленников, там, где недавно стоял его стул, он качнулся с пяток на носки и обратно.