Черная башня - Джеймс Филлис Дороти. Страница 56

Дэлглишу померещился в этом сигнале призыв на помощь – померещился настолько отчетливо, что коммандер был вынужден напомнить себе о реальности. Мэгги не могла знать, что он – или кто-либо еще – будет проходить по мысу. А увидеть сигнал из Тойнтон-Грэйнж могли только по чистой случайности: сейчас там все заняты другим проблемами. Кроме того, у большинства пациентов окна выходили на другую сторону. Скорее всего свет мигал просто так – возможно, Мэгги раздумывала: смотреть или нет телевизор в темноте.

Однако двойное пятно желтого света, теперь сиявшее сильнее сквозь поредепший туман, притягивало коммандера к коттеджу Хьюсоноз. Всего-то триста ярдов крюка – а она там одна. Вполне можно заглянуть, пусть и рискуя нарваться на пьяные излияния о перенесенных обидах.

Парадная дверь была не заперта. Не дождавшись ответа на стук, Дэлглиш толкнул ее и вошел. Гостиная, неряшливая, грязная, где жильцы словно бы обосновались совсем ненадолго, пустовала. Три пластины переносного электронагревателя полыхали красным, и в комнате оказалось неожиданно тепло. У стены темнел экран выключенного телевизора. Одинокая лампочка посередине потолка изливала ослепительный свет на квадратный стол, открытую и почти пустую бутылку виски, опрокинутый стакан, листок бумаги с надписью черной шариковой ручкой. Запись сначала была относительно твердой и ровной, а потом неустойчивой, точно след ползущего по белой бумаге черного насекомого. Телефон был снят с обычного места на верху книжного шкафа и теперь стоял на столе, трубка свисала на шнуре почти до пола.

Дэлглиш не стал задерживаться, чтобы прочесть записку. Дверь в коридор была приоткрыта, он толкнул ее и вошел туда с болезненным предчувствием катастрофы, словно зная, что его ждет внутри. Коридор был очень узок, дверь, распахнувшись, ударила Мэгги по ногам. Тело качнулось, и побагровевшее лицо медленно повернулось к вошедшему, уставившись на него словно бы с осуждением, с унылым и укоризненным удивлением, что он застал ее в столь неприглядном виде. Тут, как и в гостиной, одинокая лампочка на шнуре горела ярко и резко, поэтому Мэгги висела, точно безвкусно и ярко размалеванная кукла, выставленная на продажу. Алые обтягивающие брючки, белая шелковая блузка, накрашенные ногти на руках и ногах, броская, под цвет лака, полоса помады на губах выглядели жутко и нереально. Казалось – один взмах ножа, и из Мэгги высыплется горка опилок.

Веревка, какой пользуются при восхождениях, ровный жгут из красной и желтой нитей, веселенькая, как шнурок от звонка, была рассчитана на вес взрослого мужчины. И Мэгги она не подвела. Женщина воспользовалась ей совсем просто: сложила пополам и завязала петлю, которая неуклюже, зато эффективно крепилась к верху перил. Остаток веревки – несколько ярдов – лежал на лестничной площадке.

Высокий кухонный табурет с двумя приступочками упал набок, перегораживая коридор, точно она отпихнула его из-под себя. Дэлглиш подставил табуретку под тело Мэгги и, поставив ее колени на мягкий пластик сиденья, поднялся по лестнице и снял петлю. Безжизненное тело всем своим весом навалилось на коммандера. Он аккуратно спустил Мэгги на пол и оттащил ее в гостиную, а там, положив на коврик перед камином, припал губами к ее рту и принялся делать искусственное дыхание.

Ото рта Мэгги резко пахло виски. Дэлглиш чувствовал на губах чуть масляный вкус помады. Его рубашка, взмокшая от пота, прилипла к ее блузке, склеивая его бешено вздымающуюся грудь и ее мягкое, еще теплое, но безмолвное тело. Он яростно проталкивал в нее воздух, борясь с атавистическим отвращением. Уж слишком это было похоже на изнасилование мертвой. Сердце у нее не билось – он ошущал это так же остро, как боль у себя в груди.

То, что открылась дверь, он осознал только по внезапному дуновению холодного воздуха. Рядом с телом остановились чьи-то ноги. Голос Джулиуса воскликнул:

– О Господи! Она умерла? Что случилось?

Нотка ужаса, звучавшая в его голосе, удивила Дэлглиша. Он на секунду вскинул глаза на пораженное лицо Корта. Оно нависало над ним, как бестелесная маска, черты словно выцвели и исказились от страха. Этот человек отчаянно старался овладеть собой. Все тело у него тряслось. Дэлглиш поддерживал отчаянный ритм реанимации, так что команды вырывались у него серией резких, отрывистых фраз:

– Приведите Хьюсона. Быстрее.

Голос Джулиуса сорвался на высокую дребезжащую скороговорку:

– Не могу! И не просите! Я на такие вещи не гожусь. Да и вообще он меня недолюбливает. Мы с ним никогда не были друзьями. Идите вы. Лучше я останусь тут с ней, чем пойду к Эрику.

– Тогда позвоните ему. Потом в полицию. Оберните трубку платком. Могут быть отпечатки.

– Там не возьмут трубку. Они никогда не берут трубку во время своих медитаций.

– Тогда, ради Бога, приведите его!

– Ее лицо! Оно все в крови!

– Помада. Размазалась. Звоните Хьюсону.

Джулиус не двинулся с места. Потом, чуть поразмыслив, сказал:

– Попробую. Как раз четыре. Теперь они могут ответить. Он повернулся к телефону. Краем глаза Дэлглиш видел, как Джулиус трясущимися руками снимает трубку, потом сверкнул белизной платок, которым тот ее оборачивал – неловко, точно пытался перевязать сам себе рапу. Через две долгих минуты на другом конце провода ответили. Адам понятия не имел, кто именно, – точно так же, как впоследствии не мог вспомнить, что именно говорил Джулиус.

– Я сказал им. Придут.

– Теперь в полицию.

– И что мне сообщить?

– Факты. Они сами знают, что делать.

– Может, подождать? Вдруг она очнется?

Дэлглиш выпрямился. Он твердо знал, что последние пять минут пытался оживить труп.

– Вряд ли, – промолвил он и тут же вернулся к своей работе, прижимаясь губами к губам Мэгги, а правую ладонь держа на молчащем сердце в надежде ощутить первые биения.

Лампочка на шнуре качнулась на сквозняке от распахнутой двери, и по мертвому лицу проползла тень, как будто отдернули занавеску. Дэлглиш остро осознавал контраст между инертной плотью, холодной неотзывчивостью губ, смятых его губами, и общим впечатлением, что женщина тщательно готовилась к любовному свиданию. Багровые полосы, оставленные веревкой, казались витым ожерельем, туго перехватывающим ее горло. Остатки тумана вползли в комнату, обвиваясь вокруг пыльных ножек стола и стульев. Запах тумана ударил в ноздри Дэлглиша как анестетик; во рту воцарился кисловатый привкус виски.

Внезапно раздался топот бегущих ног, комната наполнилась народом, зазвенела от голосов. Эрик Хьюсон, оттеснив Дэлглиша, упал на колени возлежены. Позади него Хелен Рейнер торопливо открыла медицинский саквояжик и протянула Эрику стетоскоп. Хьюсон разорвал блузку жены. Хелен деликатно и бесстрастно приподняла левую грудь Мэгги, чтобы Эрик мог послушать сердце. Сняв стетоскоп, он отшвырнул его в сторону и протянул руку. На этот раз, все так же молча, Хелен вручила ему шприц.

– Что вы делаете? – выкрикнул истерический голос Джулиуса Корта.

Хьюсон уставился на Дэлглиша. Со смертельно бледного лица смотрели огромные, расширенные глаза.

– Это всего лишь дигиталис.

Голос его, тихий и срывающийся, таил мольбу о поддержке, о капле надежды. Но вместе с тем и о снисхождении, о праве снять с себя ответственность. Дэлглиш кивнул. Если там и правда дигиталис, может, и сработает. И уж конечно, Эрик не так глуп, чтобы ввести ей что-то смертельное. Остановиться теперь – значило наверняка убить ее. Или лучше продолжать искусственное дыхание? Едва ли. Да и вообще такое решение должен принимать врач. А врач тут был. Хотя в глубине души Дэлглиш осознавал, что все это представляет сугубо академический вопрос. Мэгги уже нельзя было навредить помочь тоже нельзя.

Хелен Рейнер держала в руке фонарик и светила им на грудь Мэгги. Поры на коже между отвислыми грудями казались миниатюрными кратерами, забитыми пудрой и потом. У Хьюсона задрожали руки.

– Ну-ка, дай мне, – вдруг сказала Хелен.

Он молча протянул ей шприц. Дэлглиш услышал недоверчиво-протестующее восклицание Джулиуса, а потом увидел, как игла вонзилась в тело – аккуратно и уверенно, как coup de grace note[7].