Стриптиз (СИ) - Бирюк В.. Страница 4

В швейном ремесле — такого никто на «Святой Руси» не знает.

* * *

Ме-е-едленно.

Никто в мире(!) не шьёт массово одежду.

Рынок готовой одежды — с конца 19 века. Сама основа машинной строчки — иголка с ушком возле острия — австрийский патент 1814 года. Патент легендарного Зингера — 1851.

* * *

Одежда делается только на заказ. На конкретного человека.

Вам понятно? — Нет, непредставимо.

— Дорогой, заглянем в бутик. Я там блузочку видела…

Не заглянем. Магазинов готовой одежды нет. Нигде. Вообще.

Шопинг — есть, шмотинга — нет.

Вся одежда (вся!) шьётся хозяйкой из отреза, «штуки», рулона ткани. «На руках». Исключения — импортные халаты и платочки. Ещё — меховое: шубы, шапки, рукавицы… Это — мужское дело. Всё остальное — сама, своей иголкой.

Вся одежда многократно ушивается, расшивается, перелицовывается, штопается, распарывается… Шесть возрастов женских колготок помните? — «Под юбку, в сапоги… для процеживания побелки».

Здесь так — с каждой тряпкой. Только побелки нет. Новая ненадёванная рубаха — событие, в большинстве семейств на «Святой Руси», более редкое, чем рождение ребёнка.

Новорожденному дают рубашоночку — «родильную», «крестильную». Потом он десятилетиями донашивает одежду старших.

* * *

Про типоразмеры — я Гапе растолковал. Но дело не в том — толстый/худой/короткий/длинный. Вообще, в мыслях мастериц нет возможности пошить одежду, не видя, не прикинув, не сняв прежде мерку с человека.

«Этого не может быть! Потому что не может быть никогда!».

У Софьи сработал опыт ведения большого хозяйства. Привычка к пренебрежению «хотелками» слуг. В крестьянском-то хозяйстве сошьёшь мужу рубаху «не так» — получишь по уху.

Ещё: способность воспринимать и придумывать новое.

— Да не кудахтайте вы, бабы! Мужики-то все одинаковые. Уж поверьте мне. Наберём десяток разных, мерки с них снимем. Да и будем шить на всех.

— Да как же так?! У одного руки длиньше, у другого — короче…

— И что? У которого короче — рукавов не подвернуть? Ничё, приспособятся.

* * *

Чисто для знатоков: весь «великий, могучий, созданный волей народной» носил, вплоть до брежневского застоя — купленное на вырост. Помнится характерный взгляд хозяйки дома, выворачивающей штанины примеренных уже брюк сына:

— Нет, не годится. Выпускать нечего.

* * *

Хозяйственные навыки Софьи произвели впечатление. Увы, ясность ума, сообразительность, энергия, дополнялись у Софочки свободолюбием. Которое, в нынешних условиях, реализовывались в склочности, интриганстве, карьеризме.

Чтобы быть свободным самому — нужно иметь множество рабов. Как в «Республике» Платона.

Платонов с аристотелями Софочка не читала, но суть — спинным мозгом потомственной русской аристократки и многолетней княгини — чувствовала.

Рабства у меня нет. Но есть зеки, слуги, «карантинщики», должники, данники… Теперь — чиновники.

По разному, но — зависимые, подчинённые. Непривычно для «Святой Руси», но разнообразие форм зависимости — понятны княгине Суздальской. Именно в повествовании о событиях в Боголюбово впервые прозвучит в русских летописях слово «дворянин». По сути — министериал.

* * *

На «Святой Руси» и позже — в Руси Московской, часто говорят «милостивец». Это не тот, кто «милость» даёт, господин, а тот кто «милость» получает. Сама «милость» имеет смысл не подаяния, милостыни, а жалования, содержания, платы.

В Германии министериалы с XI века составляют особое сословие динстманнов (Dienstmannen), стоявшее выше горожан и свободного сельского населения, тотчас позади свободных рыцарей. Их несвобода — в невозможности бросить службу «по собственному желанию». Преимущества этого сословия побуждали свободных, а с середины XII века — вот как раз сейчас — даже знатных, добровольно подчиняться сеньорам на правах министериалов.

О связи между Боголюбским и Барбароссой — я уже… Андрей опыт Фридриха — знал, с немцами — общался. Софочка в этом варилась, вариантности зависимости — не шугалась.

* * *

Она хотела власти. Как воздуха — здесь, сейчас, больше, немедленно…

Увы, она опоздала. На чуть-чуть. Попади она ко мне в Пердуновку… я бы просто и не понял — какая «тигра людоедская» ко мне пришла. Схарчила бы к взаимному удовольствию… Да хоть бы сюда, на Стрелку, но год назад… Сейчас опыта понимания здешних человеков — у меня больше стало. Да и места вокруг заняты. Гапа, Трифа, Мара, Цыба, сестрица Марьянка, мать Манефа… с каждой из них меня объединяет общий жизненный и эмоциональный опыт. Опыт потерь, опыт побед. Взаимный умственный и душевный интерес.

С ней…

Честно говоря, сам по себе я Софочке не сильно интересен.

Меня это сперва несколько… расстраивало. Как же так?! Я ж такой весь из себя…! Попандопуло иггдрасилькнутое! Из 21 века…! Да мы там все…! И перья из задницы веером…!

Потом — просто радовало. Она вызывала во мне чувство опасности.

Дамасская сабля. Со множеством лезвий. Отравленных.

«Увидеть ужасного ядовитого паука — ерунда! — По-настоящему страшно становится, когда он пропадает из виду…».

Я старался не выпускать её из поля зрения. Потащил в Усть-Ветлужский торг. И потом постоянно… Но у меня своих дел — выше крыши. Ведь сдохнем же! С голодухи перемрём или ещё чего такое же! Если я не буду постоянно подпрыгивать, выёживаться и уелбантуривать!

По счастью… или по несчастью? — бежать с Всеволжска Софочка не собиралась. Наоборот, стремилась подлезть ко мне поближе. Причина простая: власть здесь — проистекала от Ваньки-лысого. Она алкала власти. А я держал её в отдалении. И жёстко запретил своим ближникам с ней общаться. Понятно, что она на мои слова наплевала и попыталась обойти запрет. Начиная, естественно с красавчика Чарджи. Тот плюнул ей под ноги и ушёл.

Табу, неприкасаемая.

— Может — заразная? Воевода-то без причины не сказал бы…

Обнаружив отторжение с моей стороны, со стороны моих ближников, вообще — носителей власти во всяком патриархальном обществе — взрослых мужчин, она накинулась на подростков, на Точильщика, когда тот начал расспрашивать её по моему совету. Увы, снова облом.

Злорадство — нехорошее чувство. Но… слаб я, слаб. Вид её напряжённо соображающего лица, нахмуренного лобика… Стыдно, конечно, но меня — радовало. При том, что помятуя о завязке «1001 ночи», о даме из сундука, обманывающей своего джина с сотнями мужчин у него «на рогах», победить её я не надеялся.

Про «мускулистое тело» в голове я уже…?

Повторю: у мужчин мускулы — снаружи, у женщин — внутри. Самые опасные — между полушариями. Я имею в виду — головного мозга.

Яркая, умная, беспринципная, прошедшая половецко-византийскую школу интриги в Кидешах…

Глава 464

У меня на восемь веков больше опыта человечества. Но вот в этой области… Я могу разобраться в ткацких станках — у меня есть мастера, есть учителя. Потом-то, поняв суть и подробности, могу что-то улучшить. Но в части дворцовой интриги… без наставника… научателя и спасателя… Не, ребяты, даже и не надейтесь.

Я понимаю коллег, которые: «И нам любое дело по плечу!». Вам закваска бычьих шкур в разных видах дерьма — как? «По плечу»? — Конечно. После того, как кто-то покажет. Или сами перепробуете варианты. Ну, угробите небольшое стадо крупного рогатого… Это чисто вопрос денег, труда, времени.

«Интрига» — это вопрос людей. Их отношения к вам. Вплоть до ненависти и попыток убить. Будете академически экспериментировать? — Составьте рототабельную матрицу планирования. С крестиками в конце каждой строки и столбца. Собственного крестика, намогильного.

* * *

Самая надёжная победа — смерть противника. Убить Софочку — не проблема. Уронить в Волгу. С камнем на шее. Но… Причинять мне «прямого и явного вреда» она себе не позволяла. И я ждал. Подобно тому, как Андрей в Боголюбово ждал проявления от меня чего-то такого, что позволило бы однозначно решить — «враг», так и я ждал сходного от Софьи.