Лицо ее закройте - Джеймс Филлис Дороти. Страница 25

Далглиш взял носовой платок, завернул в него пузырек и опустил в карман. Он от­метил инстинктивный протестующий жест доктора.

– Это лекарство сэра Рейнольда, инс­пектор. Не имеет никакого отношения к Макси. Это пальто Прайса, – говорил он, оправдываясь:

– А когда пальто перешло к вам, док­тор? – спросил Далглиш.

Снова долгая пауза. Потом доктор, ка­залось, вспомнил подробности, которые не было смысла скрывать:

– Я купил его в субботу. На церков­ном празднике. Купил как бы в шут­ку… Ну как бы мы сговорились… я… и хозяйка.

– А кто это? – спросил неумолимый Далглиш.

Доктор Эппс, не глядя ему в глаза, от­ветил уныло:

– Миссис Рискоу.

4

Воскресенье словно вырвали из нормаль­ного течения жизни, оно тянулось беско­нечно, придавленное ужасным наследием, полученным от предыдущей недели; и вот настало утро понедельника, бесцветное и безликое, просто начало дня. Почта была больше обычного – награда за исправный телефон и другие, более незаметные и ме­нее научные методы связи в сельской мест­ности. Должно быть, на следующий день, когда весть об убийстве в Мартингейле дойдет до тех, кто черпает информацию из газет, почта будет еще тяжелее. Дебора заказала полдюжины газет. Что это – инстинктив­ная самозащита или искреннее любопыт­ство? – подумала мать.

Полицейские по-прежнему оккупировали кабинет, хотя сообщили о своем намере­нии перебраться в гостиницу «Охотники за луной» [13] в конце дня. Миссис Макси про себя пожелала им приличной еды. Комната Салли была заперта. Ключ был только у Далглиша, он не объяснял никому, поче­му он частенько туда захаживает, что он там нашел или что надеялся найти.

Лайонел Джефсон приехал рано утром, суетливый, крикливый и бестолковый. Макси надеялись только на то, что он окажется полицейским такой же обузой, какой и им. Как Дебора и предполагала, он совершен­но растерялся в непривычной ситуации. Его взвинченность, бесконечные советы и за­мечания доказывали, что он или сомнева­ется в невиновности своих клиентов, или не верит в возможности полиции. Все в доме вздохнули с облегчением, когда он умчал­ся перед ленчем в город, якобы прокон­сультироваться с коллегой.

В двенадцать телефон зазвонил в двад­цатый раз.

В трубке загудел голос сэра Рейнольда Прайса, отчитывающего миссис Макси:

– Это позор, моя дорогая! Чем там за­нимается полиция?

– Сейчас, думаю, пытается выйти на след отца ребенка.

– Боже! Зачем? Лучше бы они выясни­ли, кто убил ее.

– Они считают, что между этими фак­тами есть связь.

– Чушь у них в голове. Они и у меня побывали. Хотели узнать о каких-то там таблетках, которые Эппс прописал мне. Да это было несколько месяцев назад. Удиви­тельно, что он запомнил. И с чего это они интересовались ими, как по-вашему? Уди­вительно. Пока что не собираетесь меня арестовывать, инспектор? Это я у него спро­сил. И знаете, ему понравилось. – Весе­лый смех сэра Рейнольда неприятно задре­безжал у миссис Макси в ухе.

– Представляю, как он вам докучал, – сказала миссис Макси. – Боюсь, что это грустное происшествие много неприят­ностей всем нам доставит. Они уехали до­вольные?

– Полицейские? Дорогая моя, полицей­ские никогда не бывают довольными. Я просто сказал им: вам у меня ничего не найти. Гор­ничные выбрасывают все, что не заперто на ключ. Смешно искать пузырек с таблет­ками, которые я принимал несколько ме­сяцев назад. Идиотская затея. Инспектор, видимо, полагал, что я должен запомнить, сколько я принял и где остальные. Нет, вы подумайте! Я сказал ему, что у меня есть занятия поинтереснее. Они еще спрашивали о том, что у нас произошло года два назад в приюте святой Марии. Инспектору очень хотелось услышать от меня подробности.

Узнать, почему вы вышли тогда из коми­тета, ну и так далее.

– А как они до этого докопались?

– Какой-то болван слишком болтлив. Удивительно, как это люди не умеют дер­жать язык за зубами, особенно с полицей­скими. Этот малый Далглиш спросил меня, почему вы не состоите в комитете приюта святой Марии, когда практически все в округе под вашим неусыпным оком. Я сказал ему, что вы вышли два года назад из комитета, когда у нас там были неприятности, есте­ственно, он захотел узнать, какие имен­но. Спросил, почему мы тогда не расста­лись с Лидделл. Я ответил ему: «Доро­гой мой, нельзя выбрасывать женщину на улицу, она же двадцать пять лет прорабо­тала. Да и не то чтобы она была действи­тельно нечиста на руку». Это мой принцип. Всегда был и будет. Может, она неакку­ратно вела бумаги, путала в счетах, но это не имеет ничего общего с намеренной бес­честностью. Я сказал, что мы пригласили ее на заседание комитета – очень все тихо и тактично было, а потом послали ей письмо, подтверждающее новые финансовые усло­вия, дабы избежать нечеткости. Отвратное письмо, в сущности. Я знал, вы тогда счи­тали, что мы должны передать приют мощ­ному, богатому комитету или какой-нибудь национальной ассоциации матерей-одиночек, вместо того чтобы приют был ча­стным предприятием и существовал на пожертвования; об этом я и сказал инспек­тору.

– Я считала, что настало время пере­дать трудную работу в руки опытных, зна­ющих людей, сэр Рейнольд, – ответила миссис Макси, проклиная себя за опромет­чивость, из-за которой она вновь оказалась втянутой в эту давнюю историю.

– Именно это я и имею в виду. Я ска­зал Далглишу: «Миссис Макси, безусловно, была права. Я не говорю, что она не пра­ва. Но леди Прайс прекрасно справлялась с приютом, она ведь фактически его осно­вала, и, естественно, я не хочу его нико­му передавать. И так столько мелких неза­висимых учреждений брошено на произвол судьбы. Самое важное – личное отноше­ние. Я не сомневаюсь, что мисс Лидделл совсем запутала счета. Слишком много ей приходится из-за них мучиться. Цифры – не женского ума дело». Он, конечно, со­гласился. И посмеялся от души.

Миссис Макси имела все основания по­верить этому. Картинка складывалась не очень привлекательная. Без сомнения, залог ус­пеха сыщика – способность найти общий язык со всеми. От души позабавившись, Далглиш принялся обдумывать новую вер­сию, миссис Макси не сомневалась в этом ни минуты. Но мисс Лидделл?! Кружки и чашки с питьем на ночь были приготовле­ны к десяти вечера. После этого мисс Лидделл все время была в поле зрения хозяйки дома. Они вместе стояли в прихожей и наблюда­ли, как сияющая, ликующая Салли несла кружку Деборы к себе. У мисс Лидделл, может, был бы мотив, если бы за словами Салли что-нибудь стояло, но нет доказа­тельств, что у нее был способ избавиться от Салли и уж тем более – случай восполь­зоваться им. Миссис Макси, никогда не любившая мисс Лидделл, все-таки надея­лась, что полузабытые унижения двухлет­ней давности умерли в Алисе Лидделл – не очень способной, не очень умной, но по натуре доброй и приветливой.

Тем временем сэр Рейнольд продолжал говорить.

– Между прочим, я не придаю значе­ния диким сплетням, что кружат по окру­ге. Люди любят болтать, так уж они уст­роены, но как только полиция найдет убийцу, сплетни погаснут. Будем надеяться, что у них дело двигается. Не забудьте дать мне знать, если что нужно будет. И не забудь­те получше запереться на ночь. Следующей может оказаться Дебора или вы. И вот еще что. – Голос сэра Рейнольда стал хруп­ким, в нем послышались заговорщические нотки, миссис Макси пришлось напрячь­ся, чтобы разобрать, о чем он. – Я о маль­чике хочу сказать. Милый малыш, я ви­дел его. Любовался им, он сидел в коляс­ке во время праздника. Я подумал сегодня утром, может, мы предпримем что-нибудь. Мало хорошего, коли мать потеряешь. Без отчего дома. Ему ведь нужен уход. Где он сейчас? С кем?

– Джимми отвезли в приют святой Марии. Самый лучший выход. Не знаю, что потом с ним будет. Все еще в себя не при­шли, не знаю, подумал ли кто о нем в этой суете.

– Всему свое время, дорогая. Всему свое время. Может, его кто-нибудь усыновит. Надо внести свою фамилию в список пре­тендентов. Я думаю сказать об этом мисс Лидделл.