Муравьи, кто они? - Мариковский Павел Иустинович. Страница 12

Как же так могло получиться, что муравьи отступились от своих твердо соблюдаемых правил и оказались не в своей среде обитания? Склон ущелья, до его заселения березками, без сомнения, был занят этой же самой колонией. Но постепенно, оказавшись в плену леса, они все же не покинули своих жилищ, кое-как приспособились к новым условиям жизни. К этому, пожалуй, могли быть способны только муравьи.

Большие домоседы миролюбивые желтые лазиусы так преданы своей обители, что не покидают ее даже, когда жить в ней становится трудно. Где и как они прогревали свое потомство, как растили тлей на корнях растений открытых пространств?

Жилище муравьев — их дом — одно из условий благополучия семьи. Поэтому многие муравьи, особенно те, жилище которых устроено сложно и на его сооружение ушло немало труда многих поколений, никогда его не бросают. И наоборот. Жилище несложное муравьи нередко меняют, переселяются с места на место. Но не всегда муравьи, попавшие в чуждую обстановку умеют прижиться, Слишком необычное окружение, да и климатические условия нередко гибельны. Некоторые виды, их, правда, немного, настолько пластичны в выборе мест обитания, что не безучастия человека, расселились по всему свету. Несколько видов приспособилось к жилищу человека, нашли для себя в нем отличные условия, подобно тараканам.

Иногда муравьи поселяются совсем в другом и необычном для них ландшафте, но, находя в нем крошечные участки, сходные с теми, в которых обитает их вид...

Подъем в горы Таласского Алатау оказался крутым и долгим, натружено ревел мотор. Временами казалось, что у него не хватит сил, и тогда, что станет с нашей машиной на крутом склоне, выдержат ли тормоза и не покатится ли она вниз, прежде чем мои спутники выскочат из нее и успеют подложить под колеса камни. Но вот путь стал положе, можно остановиться, оглядеться.

Перед нами совсем другой мир. На обширном плоскогорье — царство буйных трав, щедро украшенных цветами и — одиночные деревца арчи.

Поют жаворонки и желчные овсянки. Ветер перекатывается волнами по степному простору и разносит во все стороны густой аромат цветов. Совсем близко, и кажутся будто, рядом высокие горы с ледниками. Внизу в дымке испарений теряются дали жаркой пустыни, и не верится, что там все по-другому.

Брожу по холмам плоскогорья, подбираюсь к его краю и на южном склоне вижу реденькую травку и голую землю, покрытую щебнем. Здесь лучи солнца падают на землю отвесно, и поэтому образовался настоящий маленький кусочек пустыни. И жители его тоже пришли сюда из далеких пустынь на высоту более чем в две с половиною тысячи метров. Степенно вышагивают по земле муравьи-жнецы, на траве раскачивается богомол боливария, мчится чернотелка. А под камнями — тоже старые знакомые, муравьи Тетрамориум цеспитум, и совсем неожиданное: положив сбоку от себя хвост, лежит бледно-желтый и мрачный скорпион. Как он попал сюда! Постепенно приковылял из пустыни и прижился. Впрочем, конечно не он сам, а его предки.

Вот и гнездо черных бегунков: небольшой валик с входом в центре. Возле него суетятся хозяева жилища, все рослые, большие. Жизнь здесь привольная, не то, что на родине, добычи много. Рядом с муравейником лежит большой плоский камень. Поднимаю его и вижу столпотворение рабочих, кучки белых куколок, робких крылатых воспитанниц.

Каменная крыша — отличнейшая вещь! Камень хорошо прогревается. Высоко в горах тепла не так уж много по сравнению с пустыней. Под такой крышей не страшны и дожди. Еще камень — надежная защита, под ним никто не раздавит его обитателей. Не будь здесь камней, не жить и муравьям солнцелюбам в этой маленькой пустыне.

Пока муравьи, каменную крышу которых я поднял, в величайшей спешке прятали в подземные галереи яички, личинок, куколок, над горами появились облака. Они закрыли солнце. Подул прохладный ветер. Спрятались все насекомые. И тогда я увидел, как камни стали пестрыми от множества небольших серых мушек. Камни все еще хранят тепло, и оно хорошо ощущается рукою. Мушки, возможно, тоже прилетели из пустыни и в поисках тепла используют по-своему крышу муравьиных жилищ.

В горах Саяны за перевалом показались горы, поросшие густыми лесами, и за ними — скалистые вершины с белыми полосками льдов. Но самое интересное открылось на ближайшей горе. Ее вершину венчали скалы очень причудливой формы. Они громоздились колоннами, башнями, крепостями, и казались громадным разрушенным замком.

Шоссе поворачивает влево, приближается к горе со скалами и, огибая ее, идет дальше. На повороте за мостиком виднеется старая заброшенная дорога. Такая как раз нам и нужна! Мы сворачиваем с шоссе, въезжаем в гору еще выше и останавливаемся на площадке у разрушенных скал. Высотомер показывает 1350 метров. Здесь когда-то был карьер, откуда брали на строительство шоссе щебень. Теперь же тут все дико и глухо. Одна за другой теснятся горы и к горизонту, голубеют в воздушной дымке. Далеко снизу из долины доносится шум реки, и сквозь густые деревья проглядывает крошечная, из нескольких домиков, станция Малая Оя, точка шоссе. Пахнут травы, цветы, смолистые пихты. Какой простор!

Вокруг лес старый в буреломе, валежнике и пнях. Интересно, какие тут живут муравьи. Полусгнившая древесина пней и валежин легко поддается топору. Муравьев мало. Холод и дожди не способствуют жизни этих насекомых. Почему-то в маленьких камерах, выгрызенных в древесине, часто встречаются останки самок муравьев красногрудых древоточцев Кампонотус геркулеанус. Может быть, находки случайны! Но камеры с погибшими муравьями всюду, везде, на каждом шагу. В этих краях по какой-то загадочной причине всех самок постигла неудача. Залетев сюда на крыльях после брачного полета, обычно происходящего у этого вида в начале лета, и приготовив себе убежище для того, чтобы обосновать в будущем свою собственную семью, самки погибали, видимо, после первой зимовки. Муравьиные матки не выдерживали холода. Высокогорье здесь оказалось краем гибели, попав на него, никто не оставался живым.

После долгих поисков я нахожу под корой старого пня живую молодую самку древоточца. Она недавно обосновалась. Зимой ее постигнет участь предшественниц. Не поэтому ли здесь нет вообще муравьев-древоточцев? Впрочем, мне удается отыскать одно гнездо у основания большого пня. Но какие маленькие его жители, настоящие заморыши! Плохо им здесь живется.

Кто-то из моих спутников, отвернув камень, неосторожно толкнул его вниз. Вначале медленно, переваливаясь с боку на бок и будто нехотя, камень катится вниз. Потом убыстряет бег, начинает подпрыгивать, несется все быстрее и быстрее, увлекая за собою кучу камней, делает гигантский прыжок и дальше мчится в пыли и грохоте к далекому дну ущелья. Все другие ущелья откликаются эхом, и оно шумит, удаляясь и перекликаясь.

Когда наступает тишина, смотрю на то место, где лежал камень. Здесь величайший переполох, и муравьи, копошащейся массой, снуют во все стороны в беспокойстве, панике, растерянности. Потом хватают куколки, и затаскивают их в глубокие норки, подальше от непривычного света и солнечных лучей. Иногда в панике два муравья цепляются за одну и ту же куколку и, одержимые желанием спасти ее, тянут в разные стороны. Некоторые просто мечутся без толку или таскают в челюстях комочки земли, не зная, куда их приладить, как спасти от неожиданного разрушения свое жилище. Паника продолжается долго, пока все до единой куколки не исчезают в подземных галереях. Тогда на поверхности остаются немногие муравьи, они закладывают входы в свое жилище землей.

Обрадованный неожиданной находкой я принимаюсь переворачивать камни в поисках муравейников. Не ожидал я их здесь встретить на высоте почти в три тысячи метров над уровнем моря почти рядом с ледниками. Оказывается, на склоне горы находится многочисленное сборище высокогорной Мирмика лобикорнис. Жилища отличаются в деталях друг от друга, но, в общем, все сходны. Камень пригоден не всякий. Он должен быть небольшим, чтобы мог за день прогреться, как следует, под солнцем, снизу более или менее плоским, чтобы было удобнее под ним строить ходы и камеры и быть хорошим солярием.