Тайны мира насекомых - Гребенников Виктор Степанович. Страница 70

Но можем ли мы предвидеть, не окажется ли существо, сегодня «бесполезное», ценнейшим материалом для биоников, дизайнеров, медиков, агрономов будущего? Ведь изучать устройство замечательных насекомых и паучьих инструментов, а тем более поведение и инстинкты насекомых можно лишь на живых объектах. Так что сохранить их для биологов, инженеров и аграрников грядущих эпох — необходимо.

Речь идет не только о прямой сегодняшней или завтрашней пользе. С исчезновением хотя бы одного вида земного животного или растения, самого, казалось бы, невзрачного, навсегда обрывается эстафета уникального состояния живой материи, состояния невоспроизводимого и единственного. Ни одна сверхцивилизация никогда не сумеет воссоздать существо, по своей биологической сути близкое к организму, а главное, инстинктам одного из миллиона насекомых Земли. Когда я гляжу через специальное смотровое устройство в недра гнезда, где шмелиная или муравьиная мать создает новую семью, и пытаюсь постичь хотя бы частицу того, что вложила природа в это почти разумное таинственное насекомое, — честное слово, мне кажутся несовершенными и неказистыми лучшие модели мыслящих суперроботов из некоторых фантастических рассказов, а миры, населенные ими вперемежку с нашими потомками, убогими...

И еще: где гарантия того, что во Вселенной есть планеты, столь же богатые жизнью, как наша? Или хотя бы чуть-чуть населенные самыми простыми существами? Ведь по мнению многих бывших сверхоптимистов на Венере должна быть сейчас эра если не динозавров, то, во всяком случае, «первичного бульона», а на Марсе с его зеленоватыми «каналами» жизнь вообще должна «бить ключом»... Космические аппараты показали: ни на Луне, ни на Венере, ни на Марсе своей органической жизни, подобной земной, не было, нет и не будет — разве что мы ее доставим туда с Земли. Тем более нет ее и на других, дальних от Солнца, планетах солнечной системы.

В этих условиях ценность каждого живого существа, населяющего нашу планету, — независимо от его размеров, полезности или вредности, — возрастает неимоверно, в поистине космических пропорциях.

В общем, очень и очень может быть: наша голубая и зеленая планета — единственная космическая обитель Жизни. Жизнь же на Земле «едина и неделима»: это леса и травы, птицы и люди, мхи и инфузории. И беречь все это нужно как зеницу ока.

Микрозаповедники сохранят и те виды насекомых, которые просто украшают наши поля и леса, и те, что стали сегодня редкими. А таких немало: на глазах энтомологов одного-двух последних поколений во многих местах становятся «музейными редкостями» ранее вовсе не редкие жук-олень, большой дубовый усач, бабочка Аполлон; быстро идут на убыль даже такие обычные, но красивые бабочки, как адмирал, махаон, перламутровки, жуки-бронзовки и носороги, травяные улитки. Для процветания этих животных достаточно было бы сохранить совсем маленькие уголки природы.

Как не вспомнить еще раз славного французского натуралиста Жана Анри Фабра! Это ведь он впервые в мире организовал микрозаповедник для охраны насекомых и для наблюдений за ними на совершенно негодной, с точки зрения хозяйственника, пустоши, купив ее уже на склоне лет. Гармас (так называется этот пустырь), давший Фабру бесценный материал для наблюдений, теперь служит местом паломничества туристов со всего света. Не будет преувеличением сказать, что именно здесь, в Гармасе, начала свое становление этология — наука о поведении животных. Площадь же этого сделавшегося знаменитым каменистого «неудобья», находящегося прямо в поселке Серинья во Франции — менее гектара.

Сколько мелкой живности еще гнездится по оврагам, обрывам балок, обочинам дорог, старым паркам, лесопосадкам, негодным пустырям вроде Гармаса! Немало здесь и любопытных растений. Основное, от чего нужно уберечь эти муравьиные, шмелиные, орхидейные, улиточьи «города», — это вытаптывание и выкашивание растительности, замусоривание. Если это удастся сделать — заповедник будет жить. Очень важно, чтобы участок как можно менее страдал при химобработках соседних полей или садов — для этого лучше всего договориться с агрономом или работниками службы защиты растений.

Какой школе, станции юннатов, колхозу или даже заводу не захочется сейчас быть обладателем или шефом своего заповедника? Небольшой — да свой! В этом и заключается надежная охрана такого мини-резервата безо всяких затрат, за исключением разве легкой ограды. О шмелином заказнике под Исилькулем знают все вокруг, многие помогали в его организации и работе. Иначе без помощи общественности — любителей природы, студентов, школьников — не удалось бы до сих пор создать ни один энтомологический заказник и микрозаповедник.

А теперь прикиньте, насколько может возрасти площадь охраняемых территорий, если микрозаповедники (охраняемые участки площадью менее 10 гектаров) возникнут хотя бы по одному в каждом районе! Сопоставьте эту цифру с площадью имеющихся микрозаповедников — то есть больших государственных заповедников. Заодно вспомним, что в зоне интенсивного земледелия и градостроительства таких «макро» уже не устроить. И придете к выводу, что эта новая форма охраны природы, очень доступная, будет и очень рациональной.

Сумей же и ты, читатель, юный и взрослый, внести свой пусть малый, но реальный вклад в это нужное и интересное дело!

Жизнь стоит только защитить — а это так нетрудно! — и она начнет кипеть в поразительном многообразии даже на маленьких «пятачках». Пусть же их будет как можно больше — этих живых музеев под открытым небом, хранилищ живых существ Природы — хрупкой, сложной, древней.

И во многом, как вы в этом теперь убедились, загадочной.

Послесловие

Пока эта книга готовилась к печати, «набежало» немало новостей; главнейшими из них поделюсь с читателями-природолюбами.

Новость первая. Ко второй половине лета на луговинах нашего омского энтомозаказника многие растения уже отцветают, а вокруг — поля, большей частью с монокультурой злаков. Так вот совхоз «Лесной», идя навстречу и нам, и исилькульским юннатам, работающим в заказнике, посеял в 1989 году впритык к участку 3 гектара подсолнечника — красивая ярко-желтая полоса за многие километры сияла между колков. Подсолнухи цвели здесь весь июль и август, досыта кормя любителей нектара и пыльцы. И на тысячах больших и малых «солнц» пили нектар бабочки, набивали тяжелым желтым цветнем свои щетки и корзиночки шмели, андрены и мегахилы.

Но нектар у подсолнуха — не только в цветках. Сладкими липкими капельками в жаркие дни были усеяны стебли, черешки листьев и пазухи в их основании, и на солнечно-желтое поле слетались многочисленные наездники всех размеров; здесь же отъедались горячим ароматным нектаром другие насекомые-энтомофаги [3] — одиночные осы-охотницы помпилы, аммофилы, краброниды, сфексы и многие-многие другие помощники земледельца.

Поэтому на зимовку в том году пошла намного более многочисленная, чем прежде, армия энтомофагов — это показали специальные учеты. Так что заказник перестал быть замкнутым хрупким островком Жизни среди полей; совхоз обещает и впредь подсевать у заказника культуры, богатые пыльцой и нектаром.

Хороша и вторая новость. Когда-то к западным окраинам Исилькуля примыкал огромный — гектаров в сто — старинный парк с великолепными рощами и аллеями совсем «нездешних» деревьев: елей, дубков, груш, кедров, лиственниц и сосен, с обильными яблоневыми садами, и все это бережно и очень гармонично было вписано в природные ландшафты — колки, степные поляны, болотца, грибные и ягодные луговины. Однако в последние десятилетия все это рукотворное и природное богатство пришло в упадок: растущий город уже вторгся в колки, сады и аллеи, высылая далеко вперед свой непременный «авангард» — мерзкие кучи свалок; деревья гибнут целыми рощами, скудеет и животный мир этой Страны Жизни, открывший мне в далекой юности много-много насекомьих тайн и загадок, а моим детям и ученикам (я преподавал в художественной школе) — неповторимые красоты Природы.