Кое-что о немецких овчарках их дрессировке, о предвидении Лоренца и многом другом - Власенко Александр. Страница 1

А. Власенко

Кое-что о немецких овчарках их дрессировке,

о предвидении Лоренца и многом другом

Введение

Лгуны и фанатики могут возражать сколько угодно, но упрямый факт остается фактом: немецкая овчарка в России стремительно теряет остатки, а лучше сказать — останки былого авторитета рабочей породы. Популярность ее с великим трудом поддерживается на плаву лишь «преданиями старины глубокой» и той беззастенчивой наглостью, с какой записные дельцы от собаководства всучивают неопытным людям всевозможных «внуков чемпионов мира» под видом истинных немецких овчарок.

Ну скажите, на чем основаны представления рядового гражданина, если угодно обывателя, об этой породе? На киногероях Мухтаре, Джульбарсе, если кто помнит — на польском Цивиле, еще на «полицейской собаке К-9» и прочих им подобных. В сознании его, как правило, есть ясный стереотип: немецкая овчарка — очень умная, смелая, преданная собака, способная прямо-таки к невероятным трюкам и кунштюкам. И вот, лелея в груди благую мечту, а то и честолюбивые помыслы, человек покупает щенка самых-пресамых голубых «престижных» кровей. Старается соблюсти все, порою противоречивые рекомендации по его кормлению и воспитанию. И что в итоге вырастает из этого приобретения? В самом распространенном варианте: туповатое, трусоватое, продажное, ленивое и слабосильное существо, ничего, кроме проблем, своему хозяину не доставляющее. Разочарованный, тот готов махнуть рукой: дескать, я собаку держу для души. Можно подумать, что душа вроде выгребной ямы — предназначена для всякого рода отбросов, и человеку безразлично, с какой по характеру и уму собакой он каждый день общается.

Но на первой же выставке владелец вдруг узнает, что его овчарка далеко не самая худшая среди себе подобных. И ему, как спасательный круг, бросают мысль: если он займется со своей собакой дрессурою, то все его недовольства вскоре развеются, как дым. Доверчивый, он вновь окрылен надеждой на исправление отнюдь не благородных внутренних свойств сего домашнего животного, с готовностью принимает все пороки его характера — как ему объясняют — за следствие своих ошибок в процессе воспитания. Разве можно в такой ситуации считаться с затратами на дрессировку? Он и не считается.

Рано ли, поздно, худо ли, бедно, а вот уже собака обучена выполнять команды послушания и ее начинают дрессировать приемам защиты. И можно почесть за счастье, если тут не рухнут последние бастионы воздушных замков. Ведь девять из десяти этих овчарок, обученных «работе» по фигуранту, облаченному в защитное снаряжение, вообще не в состоянии хоть как-то защитить своего хозяина в случае реальной для него опасности. А из тех, что оказываются все же способными на это, такой же процент близко не стоит по своим защитным (да и многим прочим!) качествам к настоящим служебным собакам, тем, что олицетворяют собой идеал породы (скажем, к тем же карацупинским индусам). Но если хозяину не с кем сравнить свою собаку, нет перед глазами достойного примера, то он вполне может поверить, будто все овчарки таковы, как его собственная, и тогда сочтет все, что ему известно из кино и книжек про действительно рабочих собак, баснями для детей младшего школьного возраста. Жаль, если поверит.

Коли не окажется собака «отличной» по экстерьеру и минует ее хозяина выставочный угар, то до конца растают иллюзии и надежды, и вряд ли когда-нибудь опять человек этот заведет себе овчарку. Да и друзьям своим отсоветует. Вот вам, кстати, траектория падения популярности породы! Но еще хуже, если собака попадет в разряд «перспективных», станет использоваться в разведении, а хозяин с чистой совестью будет плодить ее потомков, считая их нормальными немецкими овчарками. И попадут они к десяткам людей, и все описанное выше повторится десятки раз.

Но может статься, инструктор-дрессировщик прямо объяснит удрученному собаковладельцу, что раз он покупал не абы какого щенка овчарки, а от выставочных родителей, стало быть, выставочную собаку, то надеяться на что-либо хорошее по части поведения тут особенно не приходится, что многие из заводчиков выставочных немецких овчарок держат для охраны себя (семьи, квартиры) и этих, «якобы овчарок», совсем иных собак. Тогда, может, дойдет до него, в чем он действительно просчитался.

А просчитался он вот в чем. Желая приобрести овчарку своей мечты, он купил щенка по сути другой породы.

За таким частным случаем видятся проблемы совершенно иного порядка. Здесь можно вести речь о порочности существующей системы культурного собаководства вообще, и даже не только об этом. Но ограничимся пока нашей темой — немецкой овчаркой и тем, что с ней происходит.

ЧАСТЬ I

Немецкая овчарка в Германии. История борьбы с модой

Немецкая овчарка как культурная, заводская порода существует менее ста лет. Но не следует ограничивать ее историю этими ста годами. Ничуть не умаляя выдающихся заслуг М.ф.Штефаница и А. Мейера, стандартизировавших эту породу в 1899 г. и, без преувеличения, открывших ее миру, справедливо будет сказать, что истинными создателями немецкой овчарки были безвестные пастухи и крестьяне Германии, на протяжении нескольких веков до того отбиравшие, а стало быть, и оставлявшие для разведения, только самых подходящих для работы собак. Селекция была беспощадной, ведь трудные условия жизни в средневековой деревне делали непозволительной роскошью содержание собаки-нахлебницы, не оправдывавшей затрат на ее кормление. Крестьянский практицизм, пусть он сегодня кажется жестоким, с одной стороны был вынужденной мерой, а с другой — только он и мог создать породу, заслужившую эпитет «жемчужины среди других пород».

Сельскому жителю нужна была предельно неприхотливая, жизнестойкая и выносливая собака — «на все руки дока». Вот как об этом писал Август Шмидт (да простят мне читатели обильное цитирование его статьи «Немецкая овчарка» из журнала «Кровное собаководство» №4 за 1926 г.): «Крестьянину она была крайне необходима как дворовая собака, пользовался он ею вовсю и был о ней далеко не высокого мнения. До последнего дня своей жизни несла она тяжелую работу, а крестьянин считал это как нечто «само собою понятное»; ее же благоразумие, самопожертвование, мужественное бесстрашие при защите собственности своего хозяина, ее непревзойденная чуткость — все это для крестьянина была «ничто», и над этим он даже не задумывался. Собаку, почему-либо его не удовлетворяющую, он просто убивал, порой не щадя даже своего старого друга, который за дряхлостью своей уже не был способен исполнять тех тяжелых работ, к которым привык хозяин и исполнение коих считал обязательным. Она была вещью, инструментом, производившим определенную работу. Несмотря на все это, крестьянин все же любил свою собаку, хвастал ее умом, пригодностью к работе, ее хваткой и прочим».

Доля овчарки и сегодня нелегка, а в те поры была куда как трудней. С весны до поздней осени, пася отару и перегоняя ее с одного маленького пастбища на другое среди засеянных угодий, овчарка «накручивала на свой спидометр» до двухсот километров — каждый день! (Насколько помнится, таковы данные английских исследователей. Для сравнения: волк может пробежать за сутки порядка 80 километров.) По ночам ей приходилось оберегать овечьи загоны от хищников. Конечно, немецкая овчарка ростом и силою много уступала волку, но если серого разбойника атаковали сразу две-три храбрые собаки, умевшие драться «одной хваткой», т. е. сразу вцепляться в горло и уже не отпускать противника, как и полагается делать хорошей овчарке, то волку лучше было загодя убраться подобру-поздорову, не искушая судьбу.

«Как неподкупный, бесхитростный, неутомимый и неумолимый сторож крестьянского двора славилась овчарка также. Ее пасти и хватки боялся каждый чужой человек, и не без основания, ибо немецкая овчарка относилась всегда недоверчиво и недружелюбно ко всякому чужому, в нем она видела недоброжелателя или врага своему хозяину, его двору и добру» (А. Шмидт, там же). Добавлю: ни о привязывании на цепь, ни о глухих заборах вокруг двора, как правило, в деревне и представления не имели. Овчарка сама должна была знать границы охраняемых ею владений и никого не трогать вне их. Как видно, крестьянин не стоял перед дилеммой: выбирать ли слишком добродушную или чрезмерно агрессивную собаку. Он выбирал умную.