Сильнее только страсть - Джеймс Роби. Страница 8

Среди дам в окружении королевы Изабеллы она слыла самой высокой, но никому в голову не приходило назвать ее журавлихой. Сама она держалась со всеми ровно, никого не задевала, но близко ни с кем не сходилась. Признавая ее несомненное превосходство во внешности, женщины были рады, что в отношениях с мужчинами она не представляла для них никакой угрозы...

– Что с ней будет? – задумчиво проговорил брат Уолдеф, поднимаясь со стула.

Мария ничего не ответила. Она уже не один месяц задавала себе тот же вопрос.

Впервые он увидел ее в широченном коридоре возле пиршественного зала.

Сам он находился в то время в одной из маленьких комнат, вход в которую был задрапирован гобеленом. Джон Карлейль одним из первых в группе шотландцев закончил переодеваться и теперь ожидал остальных, не желая входить в зал без них. Душа его до сих пор не могла успокоиться, хотя он очень старался отвлечься, глядя из-за гардины на снующих по коридору людей.

Его внимание привлек низковатый женский голос, повторявший:

– Ладно, ладно, Эдгар... Оставь меня, я должна сопровождать королеву.

– Чего там! – отвечал мужчина. В его голосе слышались настойчивые интонации. – Сама знаешь, она всегда собирается очень долго.

Говорившие приблизились и стали уже хорошо видны Карлейлю в теплом свете стенных факелов. Девушка, такого же роста, как и юноша, схвативший ее за руку, и можно было смело предположить, что ей малоприятны его прикосновения. Простой серебристого цвета чепец оттенял красивые черты ее лица, матовый цвет кожи, черные как смоль пряди волос, которые рассыпались по плечам и доставали почти до пояса. Розовое платье из венецианской парчи с серебристо-серой отделкой очень шло ей, хотя достаточно широкий покрой его скрывал формы ее тела. Карлейль не мог отвести глаз от ее лица.

– Эдгар, – повторила девушка решительным тоном, – я уже раньше говорила тебе, чтобы ты обратил свое внимание на кого-нибудь другого. И сейчас повторяю то же самое.

Карлейль разглядел привлекательное лицо юноши, с которого не сходило самоуверенное выражение опытного покорителя женских сердец. Судя по всему, он не принимал всерьез слова девушки.

– Всего одно прикосновение, – бормотал он капризным голосом, крепче сжимая ей руку и не давая возможности уйти. – Ты же знаешь, как я...

Она не дала ему договорить, попыталась вырваться, но вдруг замерла, почувствовав, что он схватил ее за левую грудь. Карлейль увидел, как, скрытая материей, она заполнила ладонь настойчивого кавалера.

Не меняя выражения лица, не сделав ни одного лишнего жеста, девушка с легкостью сняла напористую руку со своей груди, словно руку ребенка, ухватившего стеклянный кувшин, и затем, опять без видимого усилия, поскольку молодой человек так и не оставлял попыток снова прикоснуться к ее телу, резко отогнула один из его пальцев. Непрошеный ухажер вскрикнул.

Девушка отпустила его пальцы и ровным голосом сказала:

– Больше не делай так, иначе я сломаю тебе руку.

– Лия! – воскликнул неудачник, в большей степени расстроенный, нежели испуганный. – Ты правда чуть не сломала мне палец!

– Ерунда, – возразила она. – И потом ведь он на левой руке. А меч ты должен держать в правой.

Она отвернулась от него и быстро пошла по коридору. Оставшийся на месте Эдгар еще долго растирал палец, бормоча какие-то ругательства, а затем направился в другую сторону.

В коридоре уже появился Брюс со своей семьей, и Карлейль вышел из-за дверного гобелена, чтобы приветствовать друга, его жену Элспет и их четырнадцатилетнюю дочь Марджори.

Девочка была возбуждена, Роберт и его жена хранили внешнее спокойствие, даже улыбались, находясь одни, беззащитные, во вражеском лагере. Элспет знала, что ее супруг некоторое время назад заключил соглашение о перемирии, о возвращении пленных, и потому не слишком опасалась за свою судьбу. Подобные соглашения заключались и раньше, они вошли в обычай и, насколько ей было известно, честно выполнялись. А если случались нарушения, то виновные несли жестокое наказание.

Джон Карлейль, заметив волнение Марджори, ласково сказал ей:

– Ничего не бойся, красавица. У меня предчувствие, что все окончится благополучно.

Брюс взглянул на него, как бы намереваясь что-то спросить, но промолчал, и все четверо направились дальше по коридору в направлении зала для приемов.

Их подвели к столу для почетных гостей, что показалось Брюсу и забавным, и подозрительным, и он уже собрался поделиться своим мнением с Джоном, как вдруг заметил, что тот не сводит глаз с кого-то в другом конце зала. Проследив за направлением его взгляда, Брюс понял, что предметом интереса его друга стала одна из женщин в окружении королевы – темноволосая, в бледно – розовом платье.

Удивленный Брюс, уже привыкший к тому, что в последние годы Джон не проявлял ни малейшего интереса к женщинам, мысленно возблагодарил Бога за возвращение к другу столь естественного мужского желания. Однако тут же его внимание переключилось на вошедшего короля Эдуарда.

Шел уже третий месяц со дня – казни его любимца Гавестона, но лицо короля до сих пор выражало печаль, вокруг глаз обозначились темные круги. Ему недавно исполнилось двадцать восемь, однако выглядел он по крайней мере лет на десять старше. Миниатюрная светловолосая супруга цеплялась за его руку и что-то весело щебетала, не замечая или делая вид, что не замечает, его настроения. Они уселись за стоящий на возвышении стол, где уже сидели сестра короля Мария и два высокородных лорда – Уорик, тот, кто больше других ратовал за казнь Гавестона, и его ближайший соратник Ланкастер. Три придворные дамы королевы сели почти напротив шотландских гостей за огромный подковообразный стол.

Джиллиана спокойно смотрела по сторонам, поймала обиженный, как у ребенка, взгляд Эдгара, не удержалась от улыбки и затем обратила свой взор на стол, уставленный яствами. Но вскоре почувствовала что-то тревожащее и, подняв голову, обнаружила, что с нее не сводит глаз какой-то сидящий неподалеку мужчина. Даже сидя он производил впечатление человека могучего роста и такого же телосложения. Его темно-каштановая борода и того же цвета густые волосы, ниспадавшие на плечи, привлекали внимание своей ухоженностью. Лицо его было изуродовано глубокими шрамами, свидетельствующими о воинском роде занятий. Упорный взгляд серых глаз вызвал у нее легкую дрожь, однако она не стала задумываться о причине ее появления.

С некоторым усилием она оторвалась от его притягивающего взора и обратилась к сидящей справа от нее толстушке:

– Эдит, не знаете, что за великан сидит вон там, напротив нас?

Толстушка обычно знала все. И не обманула ожиданий Джиллианы.

– О, – сказала она, – так это же Джон Карлейль. Он здесь с Робертом Брюсом, слева от него, видите? Приехали, чтобы произвести обмен заложниками. Слышали? Говорят...

Но Джиллиана больше не слушала ее.

Брюс... Карлейль... По ее спине пробежал холодок, в голове помутилось... Боже! Быть может, она сейчас сидит напротив тех самых высокородных шотландцев, кто предал отца. Ее рука потянулась к поясу, где обычно располагался кинжал, но его там не было, пальцы окунулись в пустоту, и она быстро пришла в себя.

Эдит продолжала говорить:

– ...и они должны вскоре вернуться к себе в Шотландию с теми, кого король Эдуард им отдаст в обмен на жену и дочь Брюса.

– Отдаст? – как эхо, повторила Джиллиана.

– Вы не слушаете? Брюс должен оставить в Англии жену, дочь и еще, кажется, трех человек в залог своего хорошего поведения. Но они тоже получат от нас пятерых и увезут в Шотландию.

– В Шотландию?

Джиллиана понимала, что ведет себя довольно странно, однако ничего не могла с собой поделать.

– Конечно, в Шотландию, – с легким возмущением подтвердила Эдит. – А куда же еще?

Джиллиана постаралась взять себя в руки, отпила из бокала бургундское, но мысли продолжали вихрем крутиться в голове – об отце, о предательстве, о его страшной смерти...

«Если это они... если они... Конечно, они. Кто еще из шотландцев, кроме предателей, может стать гостем английского короля?.. Быть приглашенным к его столу?.. Через несколько дней они уедут, и отец останется неотмщенным... Значит, я должна убить их... Немедленно... Но что, если мои подозрения неверны?.. Нет, они не могут быть неверны...»