Любовь под луной - Джеймс Саманта. Страница 37

Она бросила неосторожный взгляд на затылок Доминика, на его отливающие синевой непокорные волосы, и горло ее пересохло. Она едва справилась с желанием запустить пальцы в эту густую гриву, ласково взъерошить непокорные кудри, почувствовать под руками их шелковистость.

Узкоплечий худощавый цыган вдруг выскочил как из-под земли и замер перед ними. Восхищенно уставившись на Оливию, он долго разглядывал ее, словно заморскую диковинку, потом, обратившись к Доминику, проговорил что-то по-цыгански.

Доминик обернулся к девушке и посмотрел на нее долгим взглядом, от которого она затрепетала. Взгляд Доминика будто вбирал ее в себя. Не отрывая от Оливии глаз, он бросил через плечо несколько слов по-цыгански. Сердце девушки бешено заколотилось: выходит, они говорят о ней. Она догадалась об этом инстинктивно. Доминик сказал что-то еще, и на губах его мелькнула усмешка. Худощавый цыган расхохотался, сверкнули белоснежные зубы.

– Что он сказал?

– Сказал, что моя женщина очень красива.

– Но я не ваша же...

Она осеклась. Загадочная томительная дрожь охватила Оливию. Да, она и в самом деле была его женщиной, пусть даже всего на одну ночь. Сердце вдруг заныло. Всего лишь один-единственный раз она попробует обмануть и себя, и его, притвориться не той, кто она на самом деле...

– А вы что сказали? – вздрогнув, едва слышно пролепетала она.

– Сказал, что он прав, – услышала она его низкий чувственный голос. Помолчав, он добавил: – Вы действительно очень красивы.

Неужели он и вправду так думает? Оливия не могла заставить себя посмотреть на него, просто не могла, и все! Увы, она не обладала искусством поддерживать непринужденную кокетливую беседу, не то что женщины, которых он знал.

– А еще он сказал, что если мне немного повезет, то моя постель сегодня не останется холодной.

Судя по голосу, его это забавляло. Оливия отчаянно пожалела, что не умеет кокетничать. Иначе вместо того, чтобы глупо краснеть, она постаралась бы ответить бойкой, остроумной фразой, как это принято у светских дам и кавалеров, когда они играют в вечную, как мир, игру обольщения.

Но ведь не может же быть, чтобы он пытался ее соблазнить... Или может? Ошеломленная Оливия терялась в догадках.

Но в тот момент, когда она решила, что ничего хуже уже быть не может, напротив них остановилась молодая пара. К растерянности и изумлению Оливии, они кинулись друг другу и объятия, не обращая никакого внимания на то, что их могут увидеть. Молодой человек запрокинул девушке голову и прильнул к ее губам в страстном поцелуе. Из груди ее вырвался слабый стон.

Оливия поспешно отвернулась. Посмотрела в одну сторону, потом в другую... Куда угодно, лишь бы не видеть юных любовников. За ее спиной тихонько посмеивался Доминик.

– Господи, как же вы невинны, Оливия.

Наконец, к немалому ее облегчению, парочка удалилась.

– А вы, сэр, вы, видимо, изрядно пресытились!

Прошло немало времени, прежде чем он ответил:

– Нет, вы ошиблись. Если бы это на самом деле было так, я бы видел мир лишь в мрачных тонах... Мне он казался бы местом, где одни из нас лишь используют других в собственных целях. – Он замялся. – Хотел бы я знать, где же мое место в этом мире?

Оливия украдкой покосилась на него. В голосе Доминика уже не было и следа прежней веселости: он звучал глухо, безрадостно. Губы еще улыбались, но в глубоких, бездонных глазах скрывалась грусть. Она хотела его спросить, но не успела. Высокий плачущий голос одинокой скрипки разорвал тишину.

– Праздник начался, – пробормотал ей на ухо Доминик.

Он не ошибся. От огромного костра, разожженного в центре табора, летели искры. Языки пламени жадно слизывали темноту. Человек десять цыган уже плясали вокруг костра. Остальные, обступив их плотным кольцом, хлопали и ладоши и подпевали.

– И что же это за праздник?

Она ждала, что он скажет «свадьба» или «помолвка», но он ответил просто:

– Праздник жизни.

В круг вступила юная красавица по имени Иветта. Темные вьющиеся волосы роскошным плащом спадали ей на спину. Гибкая, высокая, с изумительной фигурой, она то мелко-мелко трясла обнаженными плечами, то вихрем летела по кругу, и ее цветастые юбки взвивались в воздух, позволяя любоваться крепкими стройными лодыжками и упругими загорелыми бедрами, когда она кружилась под дикий цыганский напев. Иссиня-черная грива волос взлетала в воздух, придавая мистическое очарование темным огненным глазам молодой цыганки и пухлым, чувственным ярко-алым губам. Она танцевала одна.

Однако это продолжалось недолго. Грациозная и невероятно соблазнительная, она вдруг оказалась прямо напротив Доминика. Танец продолжался: она искушала его так, как только женщина может искушать мужчину. Освещенная багровыми отсветами пламени, высоко подняв вверх трепещущие руки, Иветта то величаво плыла по кругу, то с диким криком неслась в бешеной пляске, то низко склонялась к его ногам, словно показывая себя... давая ему понять, сколько наслаждения и безумной страсти сулит ему ее тело. Ничем не стесненные груди, полные и упругие, соблазнительно вздрагивали.

Доминик с ленивой усмешкой наблюдал весь этот спектакль. А Оливия кипела. Что-то очень похожее на жгучую ревность вдруг проснулось в ее сердце.

Музыка внезапно оборвалась. Иветта, выпрямившись, обратилась к Доминику по-цыгански. Все еще улыбаясь, он коротко бросил что-то в ответ. Иветта недовольно передернула плечами и исчезла в толпе. Оливия наклонилась к Доминику.

– Дайте-ка я попробую угадать... Наверное, ваша постель сегодня не останется холодной, – вызывающе прошептала она, втайне ужасаясь тому, что осмелилась сказать подобное мужчине.

– Она достаточно привлекательна, не так ли? – По губам его скользнула ленивая усмешка.

– Конечно, – без тени смущения заявила Оливия, – даже очень. Впрочем, и этот молодой человек... как его? Андре, кажется... он тоже очень красив. – Глаза ее, будто и поисках кого-то, обежали толпу цыган. К сожалению, Андре нигде не было видно.

Но ее нехитрая уловка сработала. Улыбка сразу слетела с лица Доминика. Оливия возликовала. Так ему и надо, коварно думала она. Его невыносимая уверенность в собственной неотразимости стала изрядно действовать ей на нервы. Однако она торжествовала недолго. Не успела Оливия вдоволь насладиться своей победой, как он вскочил и, потянув ее за руку, увлек за собой в толпу танцующих.

Все произошло настолько быстро, что Оливия даже не успела запротестовать... а вскоре у нее пропала малейшая охота это делать. Казалось, тело перестало ей принадлежать. Дикий странный напев, подхватив, унес Оливию за собой. Ноги сами несли ее в бешеной пляске. Сильные руки Доминика стиснули ее талию, сверкающие темно-синие глазa заглядывали в самую душу. Вдруг, не зная почему, Оливия расхохоталась. Запрокинув назад голову, она смеялась, и в отблесках костра кожа ее светилась молочной белизной. Лента, которой она перевязала волосы, распустилась, и длинные вьющиеся пряди рассыпались по плечам, подобно золотому дождю.

Последний звенящий аккорд, и Доминик, подхватив Оливию, поднял ее высоко в воздух. Время, казалось, остановилось. Наконец он медленно поставил ее на землю, так и не выпустив из объятий. В другое время, в другом месте она была бы потрясена, даже шокирована интимностью их позы, по здесь, в цыганском таборе, это казалось ей совершенно неестественным.

Рука об руку они вышли из круга танцующих. Подхватив с земли широкое лоскутное одеяло, Доминик перекинул его через плечо и, взяв Оливию за руку, легко увлек за собой к небольшому холму, чуть возвышавшемуся над цыганскими шатрами. Он разостлал на земле одеяло, и Оливия, смеясь, опустилась на него.

– Скажите, – вдруг тихо спросил он, – вам не кажется, что это судьба привела вас сюда сегодня вместе со мной?

– Нет, – быстро ответила она, и глаза ее блеснули в темноте.

– Почему вы не верите в судьбу, Оливия? – смеясь, спросил Доминик.

Меж ее бровей залегла легкая морщинка. Улыбка сбежала с лица, и оно стало задумчивым.