Любовь под луной - Джеймс Саманта. Страница 50

Вдруг воспоминание о том, что случилось ночью, яркой пспышкой мелькнуло в мозгу, и Доминик оцепенел. Он вспомнил, как отвердели ее соски, когда он обвел их языком, как покорно раскрылись ее губы, чтобы пустить его внутрь как раз в ту минуту, когда он взорвался наслаждением. И ему показалось, что он горит на медленном огне.

Доминику пришлось отвести глаза в сторону, иначе собственное тело выдало бы его. Чтобы разрядить молчание, он сказал первое, что пришло ему в голову:

– Какая милая у вас сестра, почти такая же хорошенькая, как и вы.

Оливия вспыхнула, рука ее замерла в воздухе.

– Нельзя так говорить, – пролепетала она, чувствуя, как ее щеки заполыхали огнем.

Доминик сделал вид, что не слышит. Взгляд его остановился на губах Оливии – ярких, будто сочные летние ягоды, и таких же сладких. Он сгорал от желания испробовать их снова. Но вместо этого он вдруг услышал собственный юлос:

– Почему вы это делаете?

– Потому что у вас на виске рана. – Оливия окунула полотенце в тазик.

– Я не это имел в виду.

Что-то в его голосе заставило Оливию вспыхнуть. Покосившись в сторону Доминика, она заметила, что его глаза потемнели.

– А что вы имели в виду? – вырвалось у нее.

– Честно говоря, мне вообще непонятно, с чего вы вдруг бросились мне помогать... Почему не оставили валяться на берегу? Почему просто не ушли?

– Не могла. – Глаза ее сузились. – Как я могла вас оставить? – Признание сорвалось с ее губ, прежде чем Оливия успела спохватиться.

– Я бы не смел вас винить... – низким, гортанным голосом пробормотал он, хмурясь, – ... особенно после того, что я сделал с вами прошлой ночью! – В комнате наступила гробовая тишина, и он вдруг решился: – Оливия... с вами все в порядке?

Внутри у нее все сжалось. Ей не хотелось говорить об этом, и она, промолчав, аккуратно стянула пластырем края раны.

– Вот и все.

Оливия попятилась, но руки Доминика только крепче сомкнулись у нее на талии. Поднявшись, он отодвинул в сторону стул, а потом привлек ее к себе. Дрожь пробежала у нее по спине. В этой грубой крестьянской одежде, в рубашке, которая едва сходилась у него на груди, мужская сила Доминика особенно бросалась в глаза. Ветхое домотканое полотно слегка трещало под напором литых мускулов. В вырезе виднелась бронзовая от загара кожа.

– Скажи мне, Оливия. Ты... ты хорошо себя чувствуешь?

Ей показалось, она услышала, как он заскрежетал зубами. Глаза их встретились. Оливия, не выдержав его взгляда, опустила голову.

– Я... да-а, хорошо.

Руки Доминика крепче сжали ее талию. Он вспомнил, какой маленькой и нежной лежала она в его объятиях и каким горячим и бархатистым было ее лоно. Брови его сошлись на переносице.

– Я не... – казалось, слова даются ему с трудом, – ... я не причинил тебе боли?

Оливию обдало жаром. Она закрыла глаза и вдруг с обжигающим наслаждением будто вновь ощутила его глубоко в себе. То, что произошло прошлой ночью, было странным, ужасным и... восхитительным. При воспоминании об этом Оливия смущенно подняла глаза.

– Немного, – чуть слышно пролепетала она.

– Прости... – прошептал Доминик. Сердце у него упало. – Тебе стыдно? Да?

– Д-да... нет... – растерялась Оливия. – Ох, и сама не знаю!

Доминик оцепенел. Он попытался отстраниться, но Оливия, догадавшись, о чем он думает, вцепилась в него.

– Это не то, что вы думаете! – воскликнула она. – Нe потому, что вы...

– Цыган? – онемевшими губами подсказал он.

– Да. – Оливия провела языком по пересохшим губам, чувствуя, как окаменело его тело. Моля Бога о том, чтобы найти подходящие слова, она попыталась поймать его взгляд. – Просто... все это случилось так неожиданно!

– Для меня тоже.

– Я так надеялась, что утром вы ни о чем не вспомните... – На ее губах затрепетала робкая улыбка.

Доминик перевел дыхание, ему стало немного легче.

– А я, когда утром открыл глаза, решил, что видел сон... чудесный, упоительный сон. – Его пылающий взгляд погрузился в ее глаза. – Я не хотел причинить тебе боль, – низким, рокочущим голосом произнес он.

– Конечно, я понимаю. – Оливия не кривила душой. Ей и вправду ничуть не было стыдно, оттого что все это случилось у нее именно с ним. А если уж быть совершенно откровенной, она просто не могла себе представить, чтобы па его месте оказался кто-то другой. Вот и сейчас, достаточно было только мыслями вернуться к прошлой ночи, и сердце ее вновь заколотилось. – Доминик, – беспомощно пролепетала она, – разве так уж необходимо говорить о том, что произошло?

– Но ничего ведь не изменится, верно? Не можем же мы сделать вид, будто ничего не произошло?

Он прав, подумала Оливия. Но она не знала и не могла знать о том, что Доминик меньше всего на свете хотел бы забыть то, что произошло. Больше того, он мечтал о том, чтобы это повторилось. Только уж в этот раз он не позволит себе уснуть, он будет ласкать ее снова и снова, наслаждаясь восхитительными округлостями гибкого тела. Он будет пить эти минуты, как драгоценное вино!

– И потом, – прибавил он, – разве я могу забыть?..

Оливия затрепетала. Она тоже не сможет забыть... никогда.

– Этот бал, который я намерен устроить... – Доминик неожиданно сменил тему. – Он очень важен для меня, Оливия. Всю жизнь я боролся за то, чтобы меня признали... приняли как равного. – Он замолчал, и Оливия видела, что он пытается подыскать подходящие слова. – И пусть я не цыган и не гаджо, но я – граф Рэвенвуд! И если уж я достаточно хорош для лондонского света, то местному обществу тем более не пристало брезговать мной! Меня должны признать и здесь.

– И в деревне тоже? – догадалась Оливия.

– Да, да! Рэвенвуд – мой дом, и я намерен остаться здесь навсегда!

Оливия молча кивнула. Она вспомнила, сколько приглашений ей пришлось разослать, а ответные письма с благодарностями и обещанием приехать на бал все продолжали прибывать. Однако после сегодняшнего происшествия на реке она стала сомневаться, что местные жители признают Доминика своим... по крайней мере в ближайшее время. Гнев и возмущение вновь охватили ее. Почему они не видят, что он не тот человек, которого надо бояться и которому не следует доверять?

– И я хочу, чтобы вы тоже были там, Оливия. На балу. Рядом со мной.

– Доминик... я... это такая честь, правда! – бессвязно пролепетала Оливия. Она этого не ожидала. – Но я... я не могу.

– Почему? – Глаза его сузились.

– Вы забыли, – с достоинством сказала она, – что я всего лишь горничная, а вы... вы мой хозяин.

– К дьяволу все это! – Лицо Доминика потемнело, как грозовая туча.

– Вам легко говорить. О, с какой радостью я приехала бы на бал как ваша гостья! Но так... так было бы неприлично! Да и потом, что я скажу остальным? Франклину? Шарлотте? Или миссис Темплтон?..

– А вы и не обязаны ничего говорить. Это вообще вас не должно касаться. – И снова перед ней был не любовник, а надменный лорд.

Оливия вздохнула. Как бы ей хотелось побывать на балу! Одетая в восхитительное платье, она бы танцевала, пила бы маленькими глоточками шампанское... Но этого никогда не будет. Достаточно вспомнить, кто она... и кто он. Улыбка сползла с ее лица.

– Это невозможно, – непререкаемым тоном заявила она. – Вы не должны выказывать мне предпочтение. И прошу вас, не настаивайте... и не говорите, что уволите меня, иначе у меня возникнет сильное искушение уйти самой.

Он бросил на нее взгляд. Оливия могла бы побиться об заклад, что в нем сквозила досада, как у ребенка, который не получил желанную игрушку.

– Вы не передумаете?

– Нет, – просто сказала она.

– Вы упрямы. – Доминик недовольно поджал губы.

– Ну а вы – настоящий лорд, привыкший, чтобы все его желания исполнялись, – насмешливо пропела она.

– Вы отказались прийти на бал. Неужели вы откажете мне и в прощальном поцелуе... прежде чем я уйду?

С этими словами он привлек ее к себе. Глаза их встретились, и Оливию охватило возбуждение.