Пророчество любви - Джеймс Саманта. Страница 13

Ее губы возмущенно сжались. Она не находила слов, чтобы излить свою ярость.

Цепи звякнули, когда Радберн коснулся руки Аланы.

— Я видел, как пал твой отец, — мягко сказал он. — Алана, он отважно встретил свою смерть прости, не знаю, что еще можно было бы добавить в таком случае.

Слезы неожиданно навернулись ей на глаза. Радберн неловко похлопал ее по руке.

— Алана…

Она вытерла слезы.

— Все в порядке. Просто… мне ненавистны норманны, заявившиеся к нам. Ненавистно все, что они делают. Наша жизнь никогда не будет прежней.

— Да, это так, — он сжал ее пальцы. — Мы должны смириться, Алана, потому что нам их не одолеть. По крайней мере мы живы, нам повезло, — он поймал ее взгляд.

Алана чувствовала, что Радберн хотел что-то сказать еще, но вдруг поняла: они не одни. Незаметно к ним приблизился Меррик. Он стоял, заложив руки за спину, с напряженным и суровым лицом.

Взгляд Меррика скользнул по девушке.

— Тебе не следует здесь находиться, саксонка!

— Скажите на милость, почему это? Я не пренебрегаю своими обязанностями, — отрезала она.

— Верно, — коротко заметил он. — Однако твоя работа на сегодняшний день еще не закончена. Ты мне немедленно требуешься в моих покоях.

Горячий румянец залил ей щеки. Алана пришла в ярость от того, что Меррик так позорит ее перед Радберном!

Губы Меррика напряженно сжались — о, как напряженно! — но Алане было все равно, сколь велик его гнев.

— Я скоро приду…

— Нет, саксонка. Ты пойдешь со мной сейчас, — он заставил ее подняться.

Алана до боли стиснула зубы

— Прекрати! — прошипела она.

— Нет, леди, не прекращу и предупреждаю тебя: молчи, я не позволю устраивать очередной спектакль.

Меррик подтолкнул ее к лестнице. Ни в голосе, ни в прикосновении рук не было и намека на возможность уступки. Пальцы немилосердно сжимали нежный локоток. Она попыталась высвободиться, но безуспешно.

При свете факелов колеблющиеся тени скользили по стенам, когда они поднимались но лестнице. Оказавшись в комнате Меррика, Алана сразу поняла, что его плохое настроение не улучшилось от того, что ему удалось добиться своего.

. — Я хотел бы знать, саксонка, тот человек в зале… он твой возлюбленный?

Алана задохнулась. Ее возлюбленный!

— Нет! — выпалила она. — Но даже если бы и был им, это не твое дело!

— Я не согласен с тобой, саксонка. Это именно мое дело по той причине, о которой я уже говорил тебе. Я твой лорд и завоеватель, ты принадлежишь мне.

Все еще страдая от испытанного унижения, Алана спросила:

— Почему он в цепях?

— Он опасен.

— Опасен? — возмущенно воскликнула она. — Он избит до крови!

— Женщина! — отозвался Меррик. — Что ты можешь знать об огне, который охватывает мужчин во время битвы? Когда его захватили в плен, он сражался, как дикий медведь. Мои люди заковали Радберна в цепи для усмирения. Не отчаивайся, саксонка, ему повезло: в отличие от многих, он остался в живых. Когда Радберн перестанет представлять для нас опасность и согласится служить новому господину, с него снимут цепи.

— Обри не представлял никакой опасности для твоих людей, однако, без сомнения, они с превеликим удовольствием избили и его тоже, — к своему ужасу Алана не сумела подавить предательскую дрожь в голосе.

Она презирала себя за готовые вот-вот пролиться слезы, но ничего не могла поделать. С трудом ей все-таки удалось сдержать их.

— Обри отослан в свою хижину, саксонка, живым и невредимым, — Меррик пришел в ярость: с какой стати она считает его таким безжалостным?

И не только она! Любой сакс, с которым приходилось ему сталкиваться, был убежден, что новый лорд — настоящее чудовище!

— Саксонка, — продолжая Меррик, — ты, такой же воин, как любой из воинов твоего отца. Ты сражаешься со мной, хотя при тебе нет ни меча, ни щита, и ты, кажется, никогда не устаешь от битв. Только твое оружие — язык. Скажи-ка, поэтому ли тебя называют ведьмой?

— О, как бы ей хотелось выкрикнуть все, что она о нем думает! Но вместо этого Алана постаралась успокоиться, хотя в этот момент была ох как далека от спокойствия.

— Да, я ведьма, — с вызовом подтвердила она. — И тебе следовало бы поостеречься, норманн. Может, я наложу на тебя заклятие! Он улыбнулся, не спуская с Аланы глаз.

— Сдается мне, ты многое умеешь, саксонка и охотница ты превеликая. И ведьма страшная. А иногда напускаешь на себя такой вид, будто знатная леди, владелица замка. Ладно, моих людей ты можешь дурачить своими сказочками, но тебе не удастся поселить страх в моем сердце.

— А тебе не удастся запугать меня, норманн!

Улыбка не сходила с губ Меррика, что доводило Алану до белого каления.

— Ты полагаешь? Страх врага может быть сильным союзником, саксонка. Думаю, ты понимаешь это. Пригрозив моим людям, что превратишь их в козлов, ты обернула их страх против них же самих. Сдается мне, у нас гораздо больше общего, чем ты хотела бы признать.

Продолжая говорить, он подходил все ближе и ближе. Сердце Аланы начало неудержимо биться. Он не остановился, пока не оказался прямо перед девушкой. Она не могла избавиться от ощущения, что находится в западне… и совершенно беспомощна. Алана не могла отвести взгляд от лица Меррика. Оно было словно вырублено из камня. Искорки ярости поблескивали в ледяных глазах. Алану поразила мысль: Меррик так разгневан, что, пожелай он переломить ее, пополам, она хрустнула бы в его руках, как сухой прутик.

Девушка пожалела, что ведет себя так неосторожно

— Ты все еще сердишься, — сказала Алана дрожащим голосом. — Но что мне было делать? Обри — старик. Он пришел в замок не для того, чтобы чинить норманнам неприятности. Он пришел разузнать, жива ли я и все ли со мной в порядке. Я…я не могла позволить твоим воинам обидеть беззащитного, старика!

Меррик ответил не сразу, прежде подумав, что бы сказала, саксонка, если бы узнала, как он восхищается втайне ее смелостью. Он вспомнил, как она, босая, стояла во дворе, бросая гордый вызов его воинам. Тем не менее, он не мог одобрить ее поведений, так как подозревал, что тогда она и дальше будет испытывать терпение своего господина.

Руки Меррика опустились на ее плечи. Она вздрогнула от прикосновения, отшатнулась, но он держал крепко. Алана остро чувствовала силу его рук.

— Ты дрожишь, саксонка? Непокорная женщина не избавлена от страха? Скажи мне, как думаешь, какое наказание я для тебя изберу?

— Я знаю, что ты сделаешь, — отчаянно завила девушка. — Знаю, как: ты меня накажешь.

— О? — высоко поднялась изогнутая бровь. — И как же я накажу тебя, по-твоему?

Алана отвернулась;

— Сам знаешь как, — прошептала она.

— Не знаю. Что я сделаю, как ты считаешь?

— Ты, возьмешь меня, — выпалила она.

— Возьму тебя?

Алана закрыла глаза, внутренне содрогнувшись.

— Да, — еле слышно произнесла она. — Ты… ты возьмешь меня… в свою постель.

Меррик пристально смотрел на девушку. Если б он был оскорблен ее ответом, то немало посмеялся бы. До сих нор женщины, которых он брал, как выразилась саксонка, «в свою постель», получали удовольствие, а не муки и страдания. Но эта явно считала, что подвергнется мучениям.

Когда Алана открыла глаза, Меррик увидел и них лютую ненависть. Она, видимо, не собиралась сдаваться добровольно.

Внезапно, неудержимая ярость охватила его. Саксонка считает его зверем, так не пора ли ему и вести себя, соответственно!

Меррик небрежно дернул ее за рукав.

— Твоя одежда оскорбляет мой взор. Сними-ка свои лохмотья.

Рот у Аланы приоткрылся… и сразу же она резко закрыла его.

— Я… я не сниму!

— А я говорю, снимешь, — он был так же угрюм, как она упряма.

— А если не сниму? Ты изобьешь меня, как избили Радберна твои люди?

Меррик скрипнул зубами.

— Во имя Господа, девушка, ты слишком долго испытываешь мое терпение. Ты сделаешь все, что я велю! Но пока что я прошу тебя — Впрочем, нет, я приказываю снять одежду.