Тот первый поцелуй - Джеймс Саманта. Страница 23

— Ни в коем случае.

Только сейчас Элизабет осознала, каким резким был ее тон. Она допустила серьезную ошибку, и подтверждением тому было напряженное выражение на его лице.

— А если я буду настаивать?

— Я очень надеюсь, что вы не пойдете на такой шаг.

На этот раз ее голос был умоляющим, как и ее лицо.

Морган не слушал ее и подступил еще ближе; его взгляд блуждал по ее фигуре и остановился на груди. Только тут Элизабет заметила, что ее пеньюар распахнулся.

Она стянула края пеньюара, ее сердце билось так стремительно, что, казалось, вот-вот разорвется.

— Вы говорили, что наш брак будет соглашением. — Она задыхалась. — Деловой сделкой. Я не вижу причин ее нарушать.

— Значит, фиктивный брак? — Да…

— Понятно. Тогда ответьте, почему вам нравятся мои поцелуи?

— Не правда! — мгновенно опровергла она.

— Нет правда!

Он мигом очутился рядом и, схватив ее за руки, крепко прижал к себе; его рот оказался в опасной близости от ее губ.

— И я готов это снова доказать. И он доказал.

Сначала Элизабет держала губы плотно сжатыми, но его рот был таким настойчивым и ласковым, таким умелым и терпеливым, что от ее сопротивления не осталось и следа, как будто его никогда и не было.

Он был прав: ей нравились его поцелуи.

Ее разум протестовал, а чувства просыпались и расцветали вопреки запретам. Морган не требовал, он убеждал искусным прикосновением теплых губ. Элизабет уже не сопротивлялась неге, охватившей ее тело, и желала только одного: чтобы поцелуй длился бесконечно.

Но почему? Почему ее сердце билось так сильно, что готово было выскочить из груди? Мучительное, непонятное чувство искало и не находило выхода. Никогда она не испытывала ничего подобного с Натаниелем. Никогда! В глубине души она ужасалась своей беспомощности в объятиях этого человека.

«Человека, который теперь стал твоим мужем», — подсказал ей внутренний голос. И все равно ей было стыдно, она терзалась угрызениями совести, что брат Натаниеля пробуждал в ней такие чувства.

Тем временем проворные пальцы проникли под пеньюар, действуя с упорной настойчивостью. Их прикосновение было таким же смелым и дерзким, как их хозяин, и ее грудь, не знавшая прежде мужских рук, легла на его ладонь.

Элизабет встрепенулась и открыла глаза, ее охватила паника. Если она его не остановит, он сам не остановится, она это знала, несмотря на свою неопытность. Она оторвалась от его губ, изо всех сил толкая его руками в грудь.

— Нет. Нет, ни за что на свете!

Это было все равно что колотить в каменную стену. Он медленно поднял голову.

— Я не могу этого сделать! Вы меня слышите? Не могу!

Он впился в нее взглядом.

— Не можете что? — спросил он, и в его тоне послышалось раздражение.

— Не могу с вами лечь! — в отчаянии выкрикнула она.

— Вы не можете со мной лечь, — повторил он за ней.

— Не могу! — крикнула она уже во весь голос. — Я не могу с вами лечь. И ни за что не лягу! Ни сейчас, ни завтра, ни…

Она смолкла. Последовавшая пауза была ужасной.

— Никогда? — без всякого выражения договорил он за нее слово, которое она не посмела произнести.

Элизабет кивнула. Только теперь она заметила, как изменилось его лицо, и не могла оторвать от него взгляда: желваки на скулах и губы, сжатые в непримиримую жесткую линию.

Он неожиданно отпустил ее:

— Я что-то не помню, чтобы я приглашал вас к себе в постель, моя дорогая.

Его тон был презрительным, как и выражение его лица. Элизабет растерялась.

— Но раньше вы говорили…

— Я говорил, что не хотел бы, чтобы в первую брачную ночь вы были навеселе.

— Вы хотите сказать, что не станете… — Она замолчала, не решаясь продолжать.

— Нет, не стану. Но я должен знать правду, Элизабет.

Прежде чем она успела что-либо понять, сильные руки привлекли ее к себе, так что они стояли лицом к лицу.

— А теперь признайтесь мне честно и без обмана: если бы вместо меня был Натаниель, вы бы ему тоже отказали?

Элизабет отвела глаза, ощутив внезапную жалость. Она не была жестокой, но сочувствие к нему было необъяснимо. Неужели она действительно его обидела? Но это нелепо. Невозможно.

— Отвечайте мне, Элизабет, — настаивал он, приподняв ее подбородок. — Если бы вместо меня был Натаниель, вы бы ему отказали в том, в чем отказываете мне?

— Нет! — выкрикнула она, хотя даже в мыслях не заходила так далеко; гнев и безысходность вышли наружу, глаза метали молнии. — Мне не нужен этот брак, да и вы тоже! — нанесла она еще один удар. — Вы решили, что мне нравятся ваши поцелуи, и вы не ошиблись. Но знаете почему? Да только потому, что я представляла, будто вы — Натаниель. Поняли? Я воображала , Себе, что вы Натаниель!

— Я понял, — сказал он глухо. — Значит, раз вы мне отказываете в плотских радостях, вы не будете против, если я стану их искать в другом месте?

— Я буду только рада!

Ее грудь вздымалась от возмущения. Он так внезапно убрал руки, что Элизабет чуть не упала назад.

— Тогда вам не о чем больше волноваться, — сообщил он уже спокойным тоном. — У меня есть любовница, и вы ясно сказали, что я должен довольствоваться ею, а не вашими ласками. У вас нет больше причин для беспокойства, Элизабет. Вы проведете вашу первую брачную ночь в одиночестве, а я в обществе более снисходительной особы.

Морган схватил со стула сюртук и стремительно вышел из комнаты.

Элизабет в оцепенении смотрела на дверь, за которой он только что скрылся. Ее страшил гнев, тлевший в нем под внешней сдержанностью и временами вырывавшийся наружу. Множество вопросов мелькало у нее в голове. Ее пощадили… Но надолго ли? Элизабет мучило ужасное предчувствие, что это еще не конец.

Ей оставалось только молиться. Молиться о том, чтобы Морган не изменил своего решения.

Эту ночь Морган не ночевал дома.

Но к Изабель он тоже не пошел.

Вместо этого он бродил по городу: в такой поздний час улицы, полные тумана, были пустынны, и только его звонкие шаги нарушали тишину. Скоро он очутился в гавани.

С моря дул сильный соленый ветер, но Морган не замечал сырости и холода. Все ныло у него внутри от ее обидных слов.

«Мне не нужен этот брак, да и вы тоже!»

На краткое мгновение, когда он застал ее у себя в комнате, он подумал… И просчитался. Какой же он глупец, корил он себя. Она явилась в Бостон к Натаниелю, она хотела Натаниеля.

«Вы решили, что мне нравятся ваши поцелуи, и вы не ошиблись. Но знаете почему? Да только потому, что я представляла, будто вы — Натаниель…»

Мысль о ее обмане непонятно почему вновь заставила его закипеть от гнева. Если говорить правду, то это он обманывал ее. Как обманывал и самого себя.

Он хотел заполучить Элизабет.

Хотел с той самой минуты, когда впервые увидел ее у себя в доме. Он жаждал объявить своей собственностью эту девушку с огромными, полными тревоги глазами. Где-то глубоко в нем жила уверенность, что попытайся он, и Элизабет не устоит под напором его страстных поцелуев и нежных ласк. Она бы наверняка сдалась. Пусть даже не сразу.

Но завладеть ею, когда она жаждала Натаниеля… Одно это охлаждало самые страстные его порывы и наполняло горечью душу. За всю свою жизнь он ни разу не держал в объятиях женщину против ее воли. И не собирался нарушать это правило со своей женой.

Но под напускным безразличием пряталась злость. Злость против нее за то, что она его дразнила. Злость против Натаниеля за то, что он так поступил с Элизабет и с ним, Морганом! Злость на себя за свою слабость, когда он точно знал, что ей нужен Натаниель.

Он хотел, чтобы она сама сдалась на его милость. Он заставит ее уступить, чего бы это ему ни стоило. Даже сейчас одна мысль о ней, о погружении в теплые глубины ее тела заставляла кровь приливать к его чреслам. Он вспомнил Изабель и тут же отверг эту возможность. Не по соображениям морали — многие женатые мужчины имели любовниц, но потому, что сама идея замены Элизабет на Изабель казалась ему противоестественной.