Шмели и термиты - Халифман Иосиф Аронович. Страница 24

Белый «О» продолжал прилетать на дрессировочный столик с плошкой, хотя в ней не оставалось ничего, кроме пластилина, смешанного с воском. Вцепившись лапками всех шести ножек в плитку, фуражир грыз пластилин жвалами, отрывая от него комочки, и ровные поначалу грани и плоскости становились шероховатыми, на них возникли заусенцы, изъяны, воронки.

А в гнезде — его и освещать не требовалось — на облицовке коконов и на чашах с медом появились пунцовые мазки и точки — светящееся свидетельство того, что маркированный краской материал для ремонта доставлялся шмелем с плошки.

Скопище шмелиных детских яслей и складов, в общем, очень беспорядочно и этим резко отличается от гнезда общественных ос или медоносных пчел с их геометрически строгими узорами сотов, с их сразу понятным внутренним районированием. В шмелином гнезде, пришедшем в полную силу, на месте единственного весной личиночника лежит целый пласт или ком пустых коконов. Кое-где на них выросли надстройки, сливающиеся в шишковидную массу, окруженные гирляндой медовых чаш. Некоторые запечатаны. Одни старые коконы забиты пыльцой, даже надстроены, превращены в колонны элеваторов, полные шмелиного хлеба. Другие коконы пусты, их еще неровные края позволяют считать, что из этих коконов только недавно вышли молодые шмели. А над всем беспорядочным нагромождением восковых, шелковых, воско-растительно-волокнистых, навощенных башенок, пакетов, чаш, кувшинов натянут лишь кое-где опирающийся на верхушки сооружений тонкий и гладкий восковой навес-козырек — тот, с которого трубят трубачи… Под ним снуют обитатели гнезда.

А ведь так недавно здесь чуть не на части разрывалась одна-единственная шмелиха. Как она спешила слепить первую медовую чашу, утрамбовать дно личиночника, вымостить его пыльцой!

Между прочим, если сопоставить сейчас количество пустых коконов в гнезде с числом его обитателей, обнаружится нехватка многих, прежде всего шмельков первого выплода. Редко кому из них удается прожить больше 4–7 педель. Вконец измотанные, они покидают дом, пробираются в окружающую леток траву и здесь навсегда засыпают. Нередко шмели засыпают в самом гнезде.

К этому времени из коконов выходят молодые насекомые размером почти со старую шмелиху. Но случись с ней сейчас плохое, например исчезни она почему-либо, в распорядке общинной жизни произойдут заметные перемены.

Однако прежде чем говорить о них, надо напомнить еще об одной особенности рабочих шмелей.

Мы уже с весны могли заметить, что личиночник никогда не оставляется в гнезде открытым. Шмелиха, распечатав кровлю, откладывает яичко или передает корм детве, но сразу после этого вновь наглухо заделывает верх воском. Пока пакет открыт, шмелиха никого и близко к отверстию не подпускает. Но если она недостаточно бдительна, какой-нибудь проворный шмелек воспользуется случаем, выхватит яичко и тут же его съест.

Случаются и массовые нападения шмелей на пакеты с расплодом. Как все это понять?

Возможно, семья только тогда бесперебойно растет, когда в ней яичек и личинок не больше, чем в силах обогреть взрослые, а молоди не больше, чем заготовители корма способны пропитать. Когда же голодных ртов так много, что фуражиры не в силах всех накормить, рабочие сокращают число будущих питомцев.

И наоборот: если корма вдоволь, рабочие, в первую очередь крупнотелые (пусть рядом с ними благоденствует и шмелиха!), тоже способны откладывать яички. Но из этих выводятся — об этом уже говорилось — одни лишь самцы.

Чтобы крупнотелые шмели начали откладывать яички, община должна быть многомушной, в ней должно быть полно шмелей. В малонаселенных гнездах, пока есть шмелиха, рабочие не становятся несушками. Если отсадить в клетки одинаковых по весу и возрасту рабочих, они ведут себя и развиваются разно, в зависимости от того, сколько их в клетке: один, два, пять или, скажем, десяток. Пусть все получают одинаковое количество одинакового корма, пусть температура для всех одна и та же, но несушки появляются среди рабочих раньше всего в клетках с десятью шмелями и более. Гораздо позже обнаруживаются несушки в клетках с пятью шмелями, а из одиночек только очень немногие способны так измениться.

Похоже, здесь мы сталкиваемся с явлением, которое ученые назвали эффектом группы. Этот эффект сказывается сплошь и рядом уже тогда, когда вместе содержатся всего только две особи: они и пищи потребляют больше и растут быстрее, чем их ровесницы, содержащиеся поодиночке.

И вот результат: совместное содержание бесплодных шмелей делает одного из них плодовитым, а у остальных превращение тоже происходит, однако скрыто: это становится ясно после того, как из клетки изъят первый кладущий яички шмель. Выходит, община представляет не простую арифметическую сумму отдельных особей, похоже, это действительно их живой интеграл, в котором они обретают новые свойства.

Итак, мы уже знаем: рабочие шмели могут иногда откладывать яички. Только что описаны перемены, происходящие в гнезде, из которого удалена шмелиха. Когда такое случается в гнезде даже с одним-единственным, первым вышедшим из кокона шмелем, дорога сюда всяким продолжательницам заказана. Но теперь, когда в гнезде полно рабочих шмелей, сюда не рискнет сунуться никакая захватчица. Поэтому, если теперь шмелиха не вернулась домой, один из наиболее крупных шмелей вскоре взбирается на восковой пакет с расплодом и ведет себя здесь так, словно он и есть глава семьи: откладывает яички, выкармливает детву, что мы уже имели случай видеть. У этой наместницы, заменившей подлинную шмелиху, характер резко портится: шмель становится подозрительным, ревнивым, яростно набрасывается на всех, кто неосторожно приближается к нему. Ведь вокруг столько соперниц, которые только и ждут случая заменить новоявленную домоправительницу. И сколько бы рабочих, играющих роль шмелихи, одного за другим не убирать из гнезда, в нем без промедления появятся новые, точь-в-точь как это происходило с трубачом.

Значит, действительно вокруг настоящей шмелихи скрыто существует цепочка запасных наследниц, которые, впрочем, могут производить лишь зародышей шмелиных самцов.

Но там, где все благополучно, где община развивается нормально, в ней, как правило, раньше или позже самцы начинают выводиться из яичек, отложенных настоящей шмелихой. Они выбираются в сумрак гнезда уже в то время, когда в других коконах дозревает самое позднее потомство — последние рабочие и первые молодые шмелихи.

Шестиногие кукушки

3 СЛЕПЫХ землянок пробираются на волю воздушные создания, разодетые в великолепный, богато расцвеченный бархат. Их зовет свет, и они бросаются ему навстречу с неумолчной песней, носятся, блистая крыльями, купаются в солнечных лучах. И опускаются на цветочные венчики — самые нежные, изящные и душистые произведения природы, воспетые поэтами как гигантские живые самоцветы. В глубине каждого запрятана капля сладкого клада. Всех, кто к нему добирается, обязательно покрывает сухая золотая пыль; и тогда они принимаются обирать ее с себя и не устают набивать сыпучим золотом корзины…

Чем не сказка?

Но волшебные сказки никак не обходятся без мрачных злодеев.

Шмели, настоящие шмели, о которых до сих пор шла речь, могли бы об этом злодее сказать словами известной поэмы французского романтика Альфреда Мюссе «Декабрьская ночь»: «…Вошел бесшумно незнакомец, весь в черном, похожий на меня, как брат. И рядом сел_у.»

Злодей, одетый в черное) и похожий на шмеля, как брат, — это шестиногая кукушка. Научное название ее — Пситирус — снова возвращает нас из области энтомологии в сферу этимологии, а дальше к этологии.