Шмели и термиты - Халифман Иосиф Аронович. Страница 34

Зимний сон шмелихи отнюдь не мимолетен. Даже в средних широтах шмелиная зима длится очень долго, много дольше, чем самая долгая на земле полярная ночь.

Послушные законам своего племени, молодые шмелихи праторум уже в июле принимаются искать зимовальную норку, в которой им надлежит провести чуть не восемь месяцев подряд.

За праторум следуют лукорум, потом агрорум, мускорум, лапидариус… Одни находят убежище на зиму сразу, другие продолжают летать даже в сентябре. Но в конце концов шмелихи одного вида за другим раньше или позже исчезают. Все реже удается видеть их характерный поисковый, низкий, почти бреющий полет. Насекомые то и дело задерживаются на мгновение, повисая в воздухе, падают на землю, сразу взвиваются, переносятся от одного места к другому. Шмелихи замечают самые незначительные, даже десятиградусные уклоны холмиков и подолгу летают над ними, не спеша обследуя каждое углубление.

Когда шмелихе, начавшей зарываться, попадается в грунте тонкий белесый корень травинки, она его тотчас перекусывает, а если не в силах одолеть, то перестает рыть норку и улетает в поисках нового участка.

То же происходит, когда, прокладывая ход в глубь почвы, шмелиха наталкивается на камень. Казалось, чего проще: обойти его и продолжить шахту до нужной глубины? Нет, так шмелихи не умеют.

Да им и неизвестно, что попалось на пути: маленький обломок кирпича или какая-нибудь гранитная глыба. Обследовать препятствие? Под землей? Никаких специальных органов у них для этого нет. Шмелиха просто бросает начатый ход и, выбравшись на поверхность, продолжает поиск.

Время от времени она подлетает к попавшемуся близ дороги цветку, отдыхает в венчике, пьет нектар, разгрызает пыльники, по обножки не сбивает, а, переведя дыхание и подкормившись, опять пускается в путь.

Покинувшая родительский дом шмелиха может, если ночь ее застанет в пути, даже заночевать в цветочном венчике, а утром, обогревшись, возобновит полет. Она действует так же, как будет действовать весной, когда станет искать место для гнезда.

Что гонит шмелих из родного дома, что заставляет их переключаться на поисковый полет? Иногда и рабочие шмели — из числа тех, что покрупнее, — тоже покидают дом, ищут зимованья, даже пробуют надолго обосноваться. Ничего не выходит. Рабочие шмели раньше или позже засыпают, чтоб больше не проснуться… Их вызывает из дому в полет, должно быть, тот же сигнал, что и молодых шмелих. Но рабочие шмели для зимовки не приспособлены, они ее не переносят. Уход из родного гнезда и сооружение зимовальной норки выглядят в их поведении родимым пятном, воспоминанием о давно минувшем прошлом. Однако сохранилась только тяга, а не способность.

Одно лишь похолодание не может отправлять шмелей на поиск зимней квартиры. Погода изменчива, год на год не приходится. Лето бывает сплошь жаркое, иногда холодное, осень — то Мокрая, то сухая… Всех вариантов не перечесть. И, видимо, одни колебания температуры и влажности не могут управлять поведением шмелей.

Молодые шмелихи праторум, уходящие в поисковые полеты с середины июля, то есть в самую жаркую пору года, подтверждают наш вывод. Шмелих в это время гонит из гнезда, скорее всего, отчетливо начинающееся сокращение светового дня. Иначе разве можно было бы удержать от поисков шмелих, содержа их в камерах с продленным днем, то есть искусственно освещаемых рано утром и вечером? Разумеется, электролампа должна быть достаточно сильной. И не все равно, как показали некоторые опыты, воспроизводят ли лампы утреннюю зарю и вечерние сумерки или включаются и выключаются сразу, сменяя полный мрак светом, ясный свет — тьмой. И не все равно также, чем освещается гнездо: обычной ли калильной лампой, или лампой дневного света, или лампой из желтого, синего или красного стекла…

Но если вылет в поиск вызывается одними условиями, то для прекращения поиска нужно другое.

В конце лета две снятые с цветков молодые шмелихи Бомбус лапидариус перенесены в дом и поселены между оконных рам. Даже в конце сентября, когда на воле шмелихи лапидариус уже больше не летали, пленницы по-прежнему продолжали с утра до вечера гудеть, скользя по стеклу доверху и падая вниз, чтоб опять и опять подниматься то чуть правее, то чуть левее. Обе будто стремились вырваться из заточения. Конечно, шмелихи каждый день получали медовую подкормку, иначе они бы выбились из сил. Но здесь деться было некуда, и в конце концов обе зарылись в слой укрытой мхом песчаной подстилки между рамами — зарылись в один день: 2 октября. Термометр между рамами показывал 10° тепла.

Шмели других видов еще жужжали на воле, отыскивая последние осенние цветки, а для лапидариус между рамами уже наступила зима.

Но три дня спустя одна, а через день после нее и вторая шмелиха вновь выбрались из норок и возобновили полеты, скользя головой по стеклу вверх и вниз. Продолжалось это почти два дня. Шмелихи, казалось, молили:

«Уж поверьте, мы знаем, что нам требуется! Ваше место никуда не годится. Выпустите нас на волю, мы устроимся как следует. Здесь ничего подходящего нет…»

Но так как их все же не выпустили, они полетали-полетали между рамами, потом подчинились условиям и вновь зарылись в песок под слой мха. Подчиниться-то подчинились, зарыться зарылись, а весной ни первая, ни вторая из норок не вышли. Обе погибли.

Поступающий извне повелительный сигнал заставляет шмелих покинуть родной дом для поисков места зимовки, но это место должно обладать какими-то необходимыми для каждого вида качествами.

Казалось бы, все нужное молодые шмелихи могут найти прежде всего в старом материнском гнезде.

Нет, оно для зимовки не пригодно. Гнездо, в котором размещалась вся община, непомерно велико для одной шмелихи, даже для нескольких. В просторной камере будет холодно… Да и чересчур много разных недругов шмелиной породы развелось здесь за лето.

Случается, правда, даже не одна, а сразу несколько молодых шмелих зазимовывают в ведущих на поверхность почвы ходах старых гнезд. Но это чаще связано с преждевременным наступлением зимы: мороз и снег застигли молодых шмелих еще дома и пришлось им устраиваться в коридоре гнезда, подобно тем двум, которых в опыте заставили зазимовать между рамами, хоть место им совсем не подходило.

Английский энтомолог Д. Ф. Альфорд специально обследовал в южных районах страны, как зимуют шмелихи. Он начал с настоящей облавы, проведенной осенью в поисках зазимовавших самок разных видов, и каждую находку, а их были сотни, тщательно анализировал. Шмелихи, заключил Альфорд, предпочитают северо-восточные склоны и откосы канав, холмов, оврагов, южных — избегают, выбирают затененные места: их не слишком рано прогревает солнце и сюда не проникают его прямые лучи. Однако в густой дернине шмелихи не зазимовывают: здесь труднее зарываться. А шмелихам лапидариус, например, приходится пробиваться иной раз даже сквозь десятисантиметровый слой палого листа и зарываться в почву почти на 20 сантиметров. На этой глубине грунт весной отогревается позже, и лапидариус соответственно позже просыпается. Те, что зарываются ближе к поверхности, вылетят раньше.

Примерно половина шмелих укрывалась на зимовку просто в земле, остальные — под мхом, под лиственными деревьями в 10–25 сантиметрах от ствола, в трещинах каменных заборов и стен, в полугнилых столбах, возле дома, в старых соломенных скирдах. Одну спящую шмелиху обнаружили между складками шторы на окне, выходящем на северную сторону. Но это все же исключение: обычно шмелихи зимуют в полном мраке.

…Когда шмелиха зарылась для зимовки, выброшенный ею сырой грунт еще бывает час-другой заметен на поверхности земли. Но вскоре он просыхает, рассыпается, а затем самый слабый дождик прибивает, смывает, уносит все признаки того, что где-то здесь скрыта крошечная, размером с виноградину, норка, в которой, оцепенев, спит шмелиха.

Все они выбирают почвы известковые, избегают песчаных. Не потому ли попытались сменить место зимовки те шмелихи, которых оставили между оконными рамами? Может, как раз песок под слоем мха их не устраивал?