Церебральный сортинг - Савельев Сергей Вячеславович. Страница 23

От этих частных проблем следует вернуться к более общим эволюционным закономерностям. В больших популяциях массовая смена социальных инстинктов обычно происходит после естественного вымирания их обладателей. Это слишком медленный процесс, и прогрессивное человечество изобрело множество способов принудительного уничтожения носителей устаревших социальных инстинктов. Эффективно избавиться от ненужных, но широко распространённых социальных инстинктов можно во время войн и стимуляций хронических конфликтов. Идеальной ситуацией для ускорения эволюционных процессов можно считать эффективное репродуктивное воспроизводство популяции при быстрой замене носителей устойчивых социальных инстинктов. В скрытой форме этой идеологии придерживаются все современные государства и мелкие сообщества.

Обобщая источники многообразия поведения человека, необходимо сказать, что оно складывается из двух основных переменных. С одной стороны, это гигантская изменчивость мозга у каждого его обладателя. Качественные различия мозга могут достигать видового уровня, а количественная изменчивость делает нас очень непохожими или несовместимыми. С другой стороны, в каждой популяции, сообществе или стране формируются наборы устойчивых социальных инстинктов, которые в детстве и юности навсегда запечатлеваются в памяти человека. Для большинства людей их изменение невозможно даже при остром желании самого обладателя замороченного в детстве мозга.

Таким образом, постоянная модификация социальных инстинктов накладывается на изменчивость мозга и динамику развития социальных отношений. Результатом становится гигантский полиморфизм индивидуального поведения, который был и остаётся основой для жесточайшей конкуренции и отбора. Надо подчеркнуть, что нестабильность социальных инстинктов является залогом блестящих общественных экспериментов в человеческой истории.

Следовательно, впервые возникнув у поздних австралопитеков, социальные инстинкты начали собственную эволюцию, которая неотделима от естественной истории человеческого мозга и общества. Этот занимательный процесс привлекателен тем, что в большинстве естественных сообществ социальные инстинкты быстро изменяются. Необходимо отметить, что под естественными сообществами следует понимать все формы пищеварительно-репродуктивных отношений. Всюду натаскавший много пищи или её всеобщего эквивалента (денег) примат занимает доминирующее положение как в обществе, так и в сохранении генома. Остальные завистники стремятся разделить его преимущества или завладеть большими. Способы и методы значения не имеют, а главными целями являются репродуктивный результат и социальная доминантность. Общественная грызня происходит исключительно по биологическим законам, очень далёким от благородных устремлений цивилизации.

Вполне понятно, что иногда эта сладостная животная идиллия нарушается в странах с фашистским, коммунистическим, религиозным или декларативно-гуманистическим устройством. В таких государственных системах основными организующими принципами выступают довольно примитивные инстинкты-фантазии. Популярные людоедские правила поведения и сортинга мозга формируются в рамках синтетических идей или культов, что, на первый взгляд, снижает их эволюционную жизнеспособность. Нам кажется, что невероятная простота, лживость и откровенная глупость основных социальных постулатов таких сообществ не могут сделать их жизнеспособными. Однако это не так, поскольку каждый социальный инстинкт, вербующий новых сторонников, базируется на врождённых формах поведения. При системном подходе к навязыванию любых новых форм поведения требуется их непосредственное подкрепление пищей, репродуктивными удовольствиями и доминантностью новообращённого. Если удаётся хотя бы частично решить эти простейшие задачи, то рекрутирование потомков обезьян не представляет никакой проблемы. Биологичность нашего сознания так велика, что даже высокая смертность среди последователей какого-либо дикого культа будет только подчёркивать его исключительность.

Попыток создания утопических, но идеальных систем жизни людей было много, и они оставили глубокий след в нашей истории. Достаточно вспомнить столетний расцвет Афинской школы философии, эпоху Аристотеля-Александра Македонского, переустройство Англии Кромвелем, французские революции, национал-социализм в Германии и построение коммунизма в России. Поверхностный анализ этих систем социализации гоминид показывает, что мы имеем дело с попытками создания сообществ на основании новых инстинктов. Идеи внедрения таких инстинктов обычно возникали у отдельных людей и были настолько биологичны, что легко распространялись в любых обществах. Завиральные идеи большинства организаторов быстро расползались по праздным и ленивым мозгам обнищавших граждан и становились очевидными личными мечтами, а затем и социальными инстинктами. Как правило, их нестабильность состоит в скоротечности распространения. Они становятся социально значимыми до физической смены поколений, которые были носителями устаревших представлений. По этой причине организаторам смены инстинктивного статуса государства приходится негуманно сокращать число носителей предыдущих заблуждений и вводить строгий церебральный сортинг. Так было во время масштабных социальных экспериментов в Италии, Испании, Германии, России, Северной Корее и Китае.

Во всех перечисленных странах новейшие социальные инстинкты возникли искусственно, но на базе архаичных врождённых форм поведения. При этом скорость их распространения была очень высокой, что не позволило вырастить полноценное поколение в среде новодельных инстинктов. Вполне понятно, что для количественного накопления обладателей необходимых конструкций мозга времени тем более не хватило. Возникло эволюционное рассогласование в процессе церебрального сортинга. «Прекрасные» идеи уже появились, а ни носителей, ни изменений в конструкции мозга большинства ещё нет.

Следовательно, сверхпрогрессивные социальные инстинкты вступают в непримиримый конфликт с существовавшими адаптивными конструкциями мозга и набором предыдущих заблуждений. Слабость оригинальных социальных конструкций обычно интуитивно понимали уже их творцы. Они пытались максимально быстро устранить дисбаланс между новодельными инстинктами и архаичными конструкциями мозга. Проблема обычно решалась при помощи различных вариантов гильотины, поскольку модных идей было мало, а обладателей устаревшего мозга — много. Это всегда вынуждало ориентироваться на молодых мужчин как носителей новодельных инстинктов.

В таких ситуациях приходилось проводить интенсивный церебральный сортинг. При методичном истреблении носителей устаревших идей иногда удавалось стабилизировать систему довольно надолго. Со временем интенсивность искусственного отбора снижалась, сортинг замедлялся, новые поколения обладателей стареющих конструкций мозга сами становились ретроградами, а общество возвращалось на исходные позиции отбора.

Подводя промежуточный итог анализа источников социальных инстинктов, необходимо отметить несколько общих закономерностей.

Во-первых, социальные инстинкты возникли как форма внегеномного наследования сложного поведения человека вместе с появлением специализированных отделов мозга для их хранения.

Во-вторых, приобретённые социальные инстинкты являются человеческим вариантом множественного запечатления животных.

В-третьих, социальные инстинкты нестабильны и постоянно изменяются. Каждое новое поколение культивирует модифицированные наборы инстинктов, отличающихся от предыдущих.

В-четвёртых, для естественной смены устойчивых инстинктов необходим церебральный сортинг на протяжении нескольких поколений.

В-пятых, принудительная и быстрая смена широкого набора социальных инстинктов эффективна только при контроле за системой детского и юношеского воспитания в сочетании с резким снижением роли родителей. Важным условием является частичная элиминация носителей предыдущих вариантов поведения.

В-шестых, конфликты социальных инстинктов между поколениями неизбежны при увеличении продолжительности жизни и частой смене стратегий развития внутри одной страны.