Так называемое зло - Лоренц Конрад З.. Страница 25

С другой стороны, статистический анализ может обратить наше внимание на противоречия, ускользавшие прежде от нашего образного восприятия. Это восприятие создано для того, чтобы открывать закономерности, а потому оно всегда все видит несколько более красивым и правильным, чем есть на самом деле. Решение проблемы, которое оно нам подсказывает, часто носит характер хотя и очень «изящной», но слишком упрощенной рабочей гипотезы. Как раз в случае исследования мотиваций рациональному анализу нередко удается кое в чем придраться к образному восприятию и уличить его в противоречиях.

При проводившихся до сих пор мотивационных анализах большей частью исследовались формы поведения, в возникновении которых участвуют лишь два соперничающих друг с другом побуждения, причем чаще всего оба принадлежат к «большой четверке» (голод, любовь, бегство и агрессия). При нынешнем скромном состоянии наших знаний намеренно выбирать для исследования конфликта побуждений простейшие случаи вполне законно - точно так же, как классики этологии были вправе ограничиться теми случаями, когда животное находится под влиянием единственного побуждения. Но мы должны ясно понимать, что поведение, определяемое только двумя инстинктивными компонентами, встречается очень редко – лишь немногим чаще, чем такое, которое вызывается единственным инстинктом, действующим без помех.

Таким образом, когда мы ищем подходящий объект для образцово точного анализа мотиваций, разумно выбрать поведение, о котором с некоторой достоверностью известно, что в нем принимают участие только два одинаково важных инстинкта. Иногда для достижения этой цели можно использовать технический трюк, как сделала моя сотрудница Хельга Фишер, проводя анализ мотиваций угрозы у серых гусей. Изучать «в чистом виде» взаимодействие агрессии и бегства у наших гусей на их «малой родине», в озере Эсс-зее, оказалось невозможным, так как там в выразительных движениях птиц «подавали голос» слишком многие другие мотивации, прежде всего сексуальная. Но несколько случайных наблюдений показали, что голос сексуальности почти полностью умолкает, когда гуси находятся в незнакомом месте. Тогда они ведут себя до некоторой степени так же, как перелетная стая в пути, держатся гораздо теснее, становятся гораздо пугливее, и при их социальных столкновениях можно наблюдать проявления обоих исследуемых инстинктов в гораздо более чистом виде. Исходя из этого, исследовательница взяла на себя труд путем подкрепления кормом приучить наших гусей выходить «по приказу» в незнакомые им места за оградой институтского участка и там пастись. Затем из гусей, каждый из которых, разумеется, был известен по сочетанию цветных колец, она выбирала какого-нибудь одного – как правило, гусака, – и в течение долгого времени регистрировала его агрессивные столкновения с отдельными товарищами по стаду и отмечала все встречавшиеся при этом выразительные движения угрозы. А поскольку из предыдущих многолетних наблюдений за этим стадом были во всех подробностях известны ранговый порядок и соотношение сил между отдельными птицами – особенно между старыми гусаками высокого ранга, – здесь представлялась особенно благоприятная возможность для точного анализа ситуаций. Анализ движений и регистрация последующего поведения производились следующим образом. Хельга Фишер постоянно имела при себе приведенную на с. 131 «таблицу образцов», которую изготовил художник нашего института Герман Кахер на основании большого числа точно запротоколированных случаев угрозы, так что в каждом конкретном случае ей нужно было только продиктовать: «Макс делает D Гермесу, который пасется, медленно приближаясь к нему, Гермес в ответ делает Е, Макс в ответ на это F». В этой серии рисунков были отмечены настолько тонкие различия угрожающих жестов, что лишь в исключительных случаях приходилось диктовать «D–E» или «K–L», чтобы обозначить промежуточную форму выражения.

Даже при этих условиях, почти идеальных для «чистой культуры» двух мотиваций, иногда появлялись движения, которые очевидным образом нельзя было объяснить одним только взаимодействием этих двух побуждений. Про угрожающие движения A и B, когда шея вытянута наискось вверх, мы знаем, что на них накладывается независимая третья мотивация – охранное наблюдение с поднятой головой. Различие между рядами А – С и D – F, в каждом из которых представлено возрастание социального страха слева направо при примерно одинаковой агрессивности, состоит, по-видимому, лишь в разной интенсивности обоих побуждений. В то же время в формах движения от М до О несомненно принимает участие еще какая-то мотивация, природа которой пока неясна.

Как уже говорилось, выбор в качестве объектов анализа мотиваций таких случаев, где, как в предыдущем примере, существенны только два источника побуждений, – безусловно правильная стратегия исследований. Однако даже при таких благоприятных условиях всегда необходимо внимательно следить, нет ли в движениях элементов, которые невозможно объяснить лишь соперничеством этих двух побуждений. Первый фундаментальный вопрос, на который нужно ответить перед началом любого такого анализа, состоит в том, сколько мотиваций участвует в данной форме движения и что это за мотивации. Для решения этого вопроса некоторые исследователи, например П. Випкема, в последнее время успешно применили точные методы факторного анализа.

Прекрасный пример анализа мотиваций, при котором нужно было с самого начала принимать в расчет три главных компоненты, представила в своей диссертации моя ученица Беатриса Элерт. Предметом исследования было поведение некоторых цихлид при встрече двух незнакомых особей. Выбирались такие виды, у которых самцы и самки внешне почти неразличимы, и именно поэтому два незнакомца всегда реагируют друг на друга формами поведения, которые мотивируются одновременно инстинктами бегства, агрессии и сексуальности. У этих рыб движения, вызванные отдельными источниками мотивации, различаются особенно легко, потому что даже при самой малой интенсивности они направлены в разные стороны. Все сексуально мотивированные действия – копание ямки под гнездо, очистка места нереста, как и сами движения выметывания икры и осеменения, – направлены в сторону дна; все движения бегства, даже малейшие намеки на них, направлены прочь от противника и по большей части одновременно к поверхности воды; а все движения агрессии, за исключением некоторых движений угрозы, в какой-то степени «нагруженных бегством», указывают в сторону противника. Зная эти общие правила и сверх того специальную мотивацию некоторых ритуализованных выразительных движений, для этих рыб можно точно устанавливать соотношение, в котором названные инстинкты определяют их поведение в данный момент. Здесь помогает еще и то, что многие из них в сексуальном, агрессивном и испуганном настроениях «надевают» разные характерные расцветки.

Этот анализ мотиваций дал неожиданный побочный результат: Беатриса Элерт открыла механизм взаимного распознавания полов, существующий, несомненно, не только у этих рыб, но и вообще у очень многих позвоночных. Поскольку у цихлид, которых она исследовала, самец и самка не только одинаковы на вид, но и их движения, даже при половом акте – выметывании икры и ее осеменении – совпадают до мельчайших деталей, раньше никак не удавалось разгадать, что же в поведении этих животных препятствует образованию однополых пар. Одно из важнейших требований к наблюдательности этолога состоит в том, что он должен уметь замечать случаи, когда та или иная форма поведения, вообще широко распространенная, не встречается у одного животного или у одной группы животных. Например, у птиц и у рептилий отсутствует координация широкого раскрывания пасти с одновременным глубоким вдохом – то, что мы называем зевотой, – и это таксономически важный факт, которого до Гейнрота никто не замечал. Можно привести и другие подобные примеры.

Поэтому открытие, что разнополые пары у цихлид возникают благодаря отсутствию одних определенных форм движения у самцов, а других у самок, было образцом виртуозно тонкого наблюдения. У самцов и у самок этих рыб три главных инстинкта – агрессии, бегства и сексуальности – сочетаются по-разному. У самцов не бывает соединения мотиваций бегства и сексуальности. Если самец хоть в малейшей степени боится другого индивида, его сексуальность полностью выключается. У самок то же отношение существует между сексуальностью и агрессивностью: если дама не настолько «уважает» партнера, чтобы ее агрессивность была полностью подавлена, то она вообще не в состоянии сексуально реагировать на него; она превращается в Брунгильду и нападает на него тем яростнее, чем более была бы готова к сексуальной реакции, т.е. чем ближе она к икрометанию по состоянию яичников и уровню выделения гормонов. У самца, напротив, агрессия прекрасно уживается с сексуальностью: он может грубейшим образом обращаться со своей невестой, гонять ее по всему аквариуму, но при этом выполнять и сексуальные движения, а также все мыслимые смешанные формы. Самка, со своей стороны, может очень бояться самца, но это не подавляет ее сексуально мотивированного поведения. Рыба-девица может самым серьезным образом спасаться бегством от самца, но при каждой передышке, которую дает ей этот грубиян, выполнять сексуально мотивированные брачные движения. Именно такие смешанные формы поведения, промежуточные между бегством и сексуальностью, превратились посредством ритуализации в те широко распространенные и имеющие совершенно определенное выразительное значение церемонии, которые принято называть чопорным поведением.