Так называемое зло - Лоренц Конрад З.. Страница 30

Еще более простой механизм позволяет молодой квакве, уже выросшей и независимой, но долго еще остающейся неравным соперником, приобрести собственный маленький участок в пределах колонии. Молодая кваква, которая почти три года носит детский костюмчик в полоску, возбуждает у старших гораздо менее интенсивную агрессию, нежели птица с взрослой окраской. Это приводит к интересному явлению, которое я не раз наблюдал в альтенбергской колонии свободно гнездившихся квакв. Молодая кваква без всякого умысла приземляется где-нибудь в пределах семейного участка насиживающей пары и, к счастью для себя, попадает не в его свирепо охраняемый центр, т.е. не в ближайшую окрестность гнезда. Но это раздражает одного из соседей, и тот, как «принято» у квакв, медленно подкрадывается к пришельцу, делая угрожающие движения. Однако при этом он неизбежно приближается и к расположенному в том же направлении гнезду соседней высиживающей пары, а поскольку он своим роскошным нарядом и угрожающей позой вызывает гораздо бОльшую агрессивность, чем тихо и робко сидящая молодая птица, именно его, как правило, «берут на мушку» соседи, поднимаясь в контратаку. Часто они атакуют на волосок от молодой птицы и тем самым невольно защищают ее. Поэтому «нераскрашенные» кваквы обычно поселяются между территориями оседлых насиживающих птиц в строго определенных местах, где появление «раскрашенной» кваквы провоцирует нападение хозяина, а появление птицы в юношеском костюме – еще нет.

Труднее разобраться в механизме торможения, который препятствует взрослым собакам всех европейских пород всерьез кусать щенков в возрасте до 7–8 месяцев. По наблюдениям Тинбергена, у гренландских эскимосских собак этот запрет ограничивается молодняком своей стаи, запрета кусать чужих щенков у них не существует; может быть, так же обстоит дело и у волков. Каким образом узнается юный возраст собрата по виду, не вполне ясно. Во всяком случае, размеры не играют здесь никакой роли: крошечный, но старый и злобный фокстерьер относится к громадному ребенку-сенбернару, порядочно надоевшему ему своими неуклюжими приглашениями поиграть, так же дружелюбно и миролюбиво, как к щенку своей породы того же возраста. По всей вероятности, существенные признаки, вызывающие это торможение, содержатся в поведении молодой собаки, а также, может быть, в запахе. Последнее представляется правдоподобным, когда видишь, каким образом молодая собака прямо-таки напрашивается на проверку запаха: если приближение взрослого пса кажется молодому в какой-то степени опасным, он бросается на спину, предъявляя свой еще голенький щенячий животик, и к тому же испускает несколько капель мочи, которую взрослый тотчас же нюхает.

Но что, пожалуй, еще интереснее и загадочнее, чем торможение, охраняющее подросшего, но еще неуклюжего детеныша, – это тормозящие агрессию механизмы поведения, которые препятствуют «нерыцарскому» отношению к «слабому полу». У толкунов, у богомолов и у многих других насекомых, как и у многих пауков, сильным полом являются, как известно, самки, и необходимы особые механизмы поведения, препятствующие тому, чтобы счастливый жених был съеден раньше времени. У богомолов (Mantoptera) самка, как известно, зачастую с аппетитом поедает переднюю половину самца, в то время как задняя беспрепятственно выполняет великую миссию оплодотворения.

Здесь, однако, нас должны занимать не эти капризы природы, а те механизмы торможения, которые у столь многих птиц и млекопитающих, а также и у человека весьма затрудняют избиение дам и девиц, если не полностью препятствуют ему. Правда, что касается человека, то максима “you can not hit a woman” [«Нельзя бить женщину» (англ.)] соблюдается не всегда. Берлинский юмор, часто смягчающий добросердечием мрачноватые краски, заставляет побитую мужем женщину говорить рыцарски вмешавшемуся прохожему: «Ну а вам-то какое дело, что мой муженек меня колотит?» [13] Но среди животных есть целый ряд видов, у которых при нормальных, то есть не патологических условиях самец никогда не нападает всерьез на самку.

Это относится, например, к собакам и, без сомнения, также к волкам. Я испытывал бы глубокое недоверие к кобелю, укусившему суку, и посоветовал бы его хозяину соблюдать большую осторожность, особенно если в доме есть дети, – потому что в социальном торможении этого пса явно что-то не в порядке. Однажды я попробовал выдать замуж свою суку Штази за огромного сибирского волка; когда я начал с ним играть, она от ревности пришла в бешенство и совершенно серьезно на него набросилась. Единственное, что он сделал, – подставил исступленно кусавшейся рыжей фурии свое огромное светло-серое плечо, чтобы принять укусы на менее уязвимое место. Точно такой же абсолютный запрет трогать самку существует у некоторых птиц семейства вьюрковых, например у снегиря, и даже у некоторых пресмыкающихся – например, у изумрудной ящерицы.

У самцов этого вида агрессивное поведение вызывается роскошным нарядом соперника - прежде всего великолепным ультрамариновым горлом и зеленой окраской остального тела, от которой и пошло название этих ящериц. В то же время торможение, запрещающее кусать самку, явно основано на обонятельных признаках. Об этом мы с Г. Кицлером узнали, когда однажды коварно раскрасили под самца цветными мелками самку нашего самого крупного изумрудного ящера. Когда мы выпустили даму-ящерицу обратно в вольер, она – разумеется, не подозревая о своей внешности, – побежала кратчайшим путем на территорию своего супруга. Увидев ее, он яростно бросился на мнимого самца, вторгшегося в его владения, и широко раскрыл пасть для укуса, но тут же, уловив запах загримированной дамы, затормозил так резко, что его занесло и он перекувырнулся через самку. Затем он обстоятельно обследовал ее языком и потом уже не обращал внимания на зовущую к бою расцветку; это уже само по себе – примечательное достижение для рептилии. Но что всего интереснее – это происшествие настолько потрясло изумрудного рыцаря, что он еще долго после того и настоящих самцов, прежде чем напасть, ощупывал языком, проверяя на запах. Так сильно он был смущен тем, что едва не укусил даму!

Можно было бы подумать, что у видов, у которых самцам абсолютно запрещено кусать самок, дамы держатся со всем мужским полом весьма дерзко и заносчиво. Как это ни загадочно, дело обстоит как раз наоборот. Агрессивные крупные самки изумрудной ящерицы, затевающие между собой яростные баталии, в буквальном смысле ползают на брюхе перед самым юным, самым слабым самцом, даже если он весит втрое меньше, а его мужественность едва проявляется синим оттенком на горле, который можно сравнить с первым пушком на подбородке гимназиста. Самки поднимают с земли передние лапки и своеобразно поводят ими, словно собираясь играть на фортепиано: это общий всем ящерицам жест покорности – «переступание» (Treteln), как назвал его Крамер. Так же и суки, особенно тех пород, которые близки к северному волку, относятся к избранному кобелю – хотя он никогда не кусал их и вообще не доказывал свое превосходство каким-либо действием – прямо-таки со смиренным почтением, едва ли не граничащим с тем, какое они испытывают к человеку-хозяину. Но самое интересное и самое непонятное – это иерархические отношения между самцами и самками у некоторых птиц из широко известного семейства вьюрковых, к которому относятся чижи, щеглы, снегири, зеленушки и многие другие птицы, в том числе канарейки.

Например, у зеленушек, по наблюдениям Р. Хайнда, в период размножения самка доминирует над самцом, а в остальное время года – наоборот, самец над самкой. Чтобы придти к такому выводу, достаточно понаблюдать, кто после кого клюет и кто избегает клевать другого. В отношении снегирей, которых мы знаем особенно хорошо благодаря исследованиям Николаи, на основании таких же наблюдений и умозаключений можно было бы сделать вывод, что у этого вида, у которого пары остаются неизменными из года в год, самка всегда иерархически выше самца. У снегирей супруга всегда слегка агрессивна, нередко кусает своего супруга, и даже в церемонии ее приветствия – так называемом «поцелуе» (“Sсhnabelflirt”) – содержится изрядная доля агрессии, хотя и в строго ритуализованной форме. Самец, напротив, никогда не кусает и не клюет супругу, и если судить об их ранговых отношениях упрощенно – только на основании того, кто кого клюет, – можно сказать, что она несомненно доминирует. Но если присмотреться внимательнее, приходишь к противоположному мнению. Когда супруга кусает снегиря, он принимает позу отнюдь не подчинения или хотя бы испуга, а напротив – сексуального импонирования, даже нежности. Таким образом, укусы самки не ставят самца в иерархически низшую позицию. Наоборот, его пассивное поведение, манера, с какой он принимает наскоки самки, не проявляя агрессивности и, главное, не утрачивая сексуального настроения, явно производит «импонирующее» впечатление – и, очевидно, не только на человека-наблюдателя.