Поглупевший от любви - Джеймс Элоиза. Страница 22

— Миссис Брамбл, — поспешно вмешалась Генриетта, — Джози, одна из девочек, никак не может справиться с тоской по безвременно ушедшей матери. Вы раньше сталкивались с такого рода ситуацией?

— К сожалению. Как видно по моей одежде, я до сих пор ношу траур по моей дражайшей матушке.

Ее лицо смягчилось, и Генриетта впервые подумала, что миссис Брамбл не так несгибаема, как ей показалось.

— Я прекрасно понимаю, какой тяжелой потерей может быть смерть родителей, — меланхолично улыбнулась женщина. — Думаю, я без ложной скромности могу сказать, что сумею помочь бедной малышке. Мы разделим наши печали.

— Я очень сожалею о вашей беде, — пробормотала Генриетта. — Когда умерла ваша матушка?

— В следующий вторник будет ровно пять лет и две недели. — Миссис Брамбл разгладила жесткий черный бомбазин юбок и заявила с таким видом, словно обо всем уже было договорено: — Я могу перебраться в субботу, мадам, и буду очень рада позаботиться о несчастном скорбящем ребенке. Мы найдем утешение наше в Господе.

— Миссис Брамбл, — ответил Дарби, вставая и поднимая ее на ноги, — встреча с вами была редкостным удовольствием.

Через несколько минут вернулся Слоуп с остролицей молодой женщиной, выглядевшей вчерашней школьницей. Она была затянула в платьице из цветастого муслина с пятью-шестью слоями оборок по подолу и плечам.

На этот раз Дарби сразу поспешил объяснить свое родство с детьми и тот факт, что Генриетта просто помогает ему выбрать няню. Но мисс Пенелопу Экерсолл их отношения интересовали весьма мало.

Решительным, довольно пронзительным голосом она объяснила, что, хотя находит дом ужасно милым, она не предполагала, что поездка от Бата займет так много времени.

— Я просто не смогла бы жить так далеко от города, — серьезно объяснила она.

— Но Лимпли-Стоук находится всего в миле отсюда, — возразила Генриетта.

— Да… мы проехали через деревню, но она ужасно маленькая! Всего одна улица и гостиница и все. Если бы поблизости хотя бы стоял кавалерийский полк или что-то такое… что внесло бы хоть немного оживления в местную жизнь, — дело другое. Но по пути мы не встретили никого, кроме коров!

— Здесь много ферм, — согласилась Генриетта, — но… Она уже хотела было добавить, что Дарби живет в Лондоне, но тут вмешался он сам:

— Вы совершенно правы: здесь такая скука! Молодой женщине просто необходимы развлечения, хотя бы иногда.

— Именно, — кивнула мисс Экерсолл так энергично, что оборки на плечах затряслись. — Я говорила маме, что хотела бы найти работу в Лондоне. Это мое заветное желание. Но мама ' ни за что этого не допустит. И не позволяет мне отвечать на объявления в городских газетах.

— Какая обида, — посочувствовал Дарби.

Подобно миссис Брамбл мисс Экерсолл не слишком восторженно взирала на костюм Дарби и, украдкой поглядывая на его манжеты, отводила глаза, как рт некоего постыдного зрелища.

Не ответив Дарби, она повернулась к Генриетте и продолжала:

— Видите ли, молодой леди необходимо заводить друзей, как вы, разумеется, понимаете. — И, вскочив с кресла, затараторила: — Мне очень жаль, что зря потратила ваше время. Честное слово, жаль. Но я уверена, что эта должность не для меня.

Дарби позвонил дворецкому. Мисс Экерсолл неожиданно подобралась к Генриетте и прошептала:

— Вы не уделите мне минуту, миледи? Дарби поклонился и отошел в дальний конец комнаты. Генриетта встала, ободряюще глядя на девушку.

— Не позволяйте ему нанять ту женщину, которая приехала со мной, миледи! — прошипела мисс Экерсолл. — Эту миссис Брамбл, как она себя называет.

— Вот как… — удивленно пробормотала Генриетта.

— Вы знаете, что мне эта должность не нужна, так что я не пытаюсь выставить себя в лучшем свете. Эта миссис Брамбл заявила, что велела сохранить руку своей матери и поставила на каминной полке. Я не поверила, и тогда она поклялась, что это рука ее матери с обручальным кольцом на безымянном пальце. В жизни не слышала более странной вещи! Может, она не в себе?

С этими словами она повернулась и направилась к двери. Дарби проводил ее до порога и вернулся к Генриетте.

— Полагаю, ни одна из кандидаток не прошла испытания, леди Генриетта, — объявил он, смешливо прищурясь, и у нее захватило дух, хотя она прекрасно понимала, что все это сплошное притворство и абсолютно ничего не означает. — Исповедь очищает душу, — продолжал он. — Скажите, мисс Экерсолл предостерегала вас насчет меня?

— Насчет вас? — удивилась Генриетта.

— Судя по ее осуждающим взглядам на мое одеяние, — ухмыльнулся он, — я решил, что ей срочно понадобилось предостеречь вас насчет джентльменов моего пошиба.

Генриетта осмотрела его с головы до ног.

— Разве на вас кружева? — медовым голоском осведомилась она. — Я и не заметила! И должна разочаровать вас: речь шла о совершенно другом предмете. Вы твердо уверены, что она заметила ваш костюм? Боюсь обидеть вас, сэр, но за пределами Лондона люди относятся к вопросам моды далеко не так серьезно, как, скажем, вы.

Дарби разразился смехом, и знакомый жар, уже копившийся в животе Генриетты, разлился по ногам.

— Сам себе вырыл яму, не так ли? Думаю, вы весьма удачно сумели меня осадить. Это полезно для моего тщеславия. — Он поднял ее руку и коснулся губами пальцев. — Сознайтесь, в душе вы считаете меня жалким павлином.

Она невольно улыбнулась.

— Ну, не совсем так, но…

— Фатом? Щеголем?

— Я не слишком знакома с городским жаргоном, учитывая, что никогда не бывала в Лондоне. Может, речь идет о Тюльпанах [2]?

— Разве вы когда-нибудь видели на мне вишневые чулки, леди Генриетта? — простонал Дарби. — Вы раните меня в самое сердце! Как вы могли?!

Генриетта подняла тонкую бровь.

— Говорят, что самопознание — это добродетель. Вы же принадлежите к Несравненным [3], разве не так?

— Увы, мои плечи недостаточно подбиты ватой, а каблуки не настолько высоки.

— Но все же подбиты? Насколько? — с некоторым интересом осведомилась она, разглядывая его фрак, словно всем было очевидно, что шириной плеч владелец обязан искусству портного.

Дарби слегка улыбнулся.

— Хотя я более чем счастлив удовлетворить ваше любопытство относительно плеч, леди Генриетта, боюсь, ваша просьба чересчур интимна, если учесть, что в любой момент сюда может войти садовник. Но, будь мы одни, уверяю, что ни за что не отказал бы вам.

Генриетта даже глазом не моргнула.

— Я прекрасно сознаю, что вы чувствуете себя свободнее в более интимном обществе, — кивнула она. Черт побери, она, сама того не желая, намекнула на то, что он годен исключительно для постельных игр! — Но меня не слишком интересуют ваши плечи. Это всего лишь мимолетная прихоть. Видите ли, мы все много наслышаны о лондонских щеголях — надеюсь, этот термин вас не оскорбляет, мистер Дарби. Итак редко приходится увидеть одного из них вблизи.

Она озирала его, словно ящерицу в клетке: с некоторой брезгливостью.

Дарби был на седьмом небе от удовольствия. Непонятно, что его привлекает больше: ее ехидные реплики или поразительной красоты лицо. Каждый раз, когда Генриетта опускала глаза, он почти терял разум, ослепленный ее тонкими чертами и зовущей к поцелуям нижней губкой. Но потом она снова вскидывала глаза и пригвождала его острой булавкой взгляда, как насекомое к доске.

— Уверяю, большинство людей одобряют мою манеру одеваться, — заметил он. Что за дурацкое заявление! Черт возьми, она успела за несколько минут сделать из него подобие косноязычного идиота!

Генриетта покачала головой.

— Не мне судить об этом, — вздохнула она, оглядывая свое скромное, практичное платье для прогулок, отделанное по подолу вышитыми колосьями пшеницы. — Но если вы согласитесь отдать себя в руки миссис Пиннок, можете без труда заработать звание Тюльпана.

— Буду иметь в виду, — торжественно пообещал он. — Ваши перчатки — тоже произведение миссис Пиннок?