Укрощение герцога - Джеймс Элоиза. Страница 23

– Никто из нас не знает, как организовать театральное представление, – говорил герцог Холбрук. – Мы во всем полагаемся на вас.

– По правде говоря, – отвечала Джиллиан, – я считаю, что домашнее театральное представление – дело сугубо частное. Вы говорите, что хотели пригласить сто человек, ваша светлость?

– Самое меньшее, – кивнул Холбрук.

– Неужели это похоже на частный любительский театр? – спросила ее матушка.

Похоже, герцог страдал от головной боли. Он прикрыл глаза ладонью и пробормотал в ответ что-то невнятное.

– Совершенно согласна, – бодро откликнулась ее мать. – Давайте пригласим пятьдесят. И на этом остановимся. Или, еще лучше, позовем всех сельских жителей, и будет.

– Боюсь, это мероприятие должно носить более публичный характер, – возразил мистер Спенсер со спокойной уверенностью.

Джиллиан посмотрела на него прищурясь. Почему-то этот мужчина с младенцем на руках, по-видимому, всем здесь распоряжался.

– Могу я спросить, почему? – поинтересовалась она.

– Такова наша прихоть, – сказал герцог бесцветным голосом. – Моя мать считала, что театр может вместить и двести зрителей.

Джиллиан вдруг вспомнила, как захватила ее идея поставить спектакль в знаменитом, похожем на шкатулку для драгоценностей театре герцогини Холбрук.

– Сначала надо решить, какую пьесу мы хотим поставить, – сказала она. Она подвинула к себе стопку книг, лежавшую справа от нее. – Я позволила себе вольность привезти несколько пьес.

– Раз у вас в руках томик Софокла, – сказал герцог, – я могу вам сообщить, что моя мать пробовала ставить пьесы греческих драматургов, но на сцене ничего из этого не получалось. Они проваливались. По правде говоря, некоторые из них публика принимала с явным неудовольствием.

– В греческих пьесах есть что-то вульгарное, – согласилась Джиллиан.

Профессор теологии посмотрел на нее, и она почувствовала, что краснеет.

– Неужели можно получать удовольствие от такой пьесы, как «Царь Эдип»? – вопросила она, ощущая себя чопорной занудой.

– И в Библии есть моменты, которые можно счесть в высшей степени непристойными, – сказал он. – И все же она по праву удерживает место среди канонического чтения.

– Я бы выбрала Джорджа Этериджа [6], – сказала Джиллиан, не считая себя вправе вступать в перепалку по поводу неприличных эпизодов в Священном Писании, – «Модник, или Сэр Форлинг Флаттер».

– Незначительная писанина, – заметил профессор, кривя рот.

Джиллиан сжала губы.

– А как насчет «Школы злословия»? [7]

– Ну, это просто вершина незначительности, нечто вроде барокко.

– А мне очень нравится эта пьеса, – возразила Джиллиан.

– Я ни одной из них не читала, – сказала леди Гризелда. – А стоит ее прочесть? Эти пьесы юмористические или серьезные?

– Юмористические, – ответила Джиллиан одновременно с профессором, который заметил:

– Тривиальные.

– А что бы вы предложили? – спросила Джиллиан.

– Я перерою библиотеку Рейфа, – ответил мистер Спенсер, – и найду достойную. Но это не моя область.

– Мы могли бы попытаться поставить пьесу Шекспира, хотя считаю, что для любителей это слишком сложно. – предложила Джиллиан.

– Шекспир исключен из раннего собрания Бодлианской библиотеки [8], и не без основания, – заметил профессор. – Доктор Джонсон был первым, кто заметил исключительную непристойность этих пьес. В особенности комедий, прославляющих более всего бесшабашное поведение.

– Такое, например, как способность влюбиться? – спросила леди Гризелда. – Мой дорогой мистер Спенсер, что же нам останется, если мы откажемся от всех человеческих слабостей и причуд?

Джиллиан начинала испытывать сильную неприязнь к профессору и его высокомерным высказываниям об искусстве.

– Может быть, леди Мейтленд и леди Гризелда подумают сегодня вечером над моими предложениями? – сказала она. – Раз мистер Спенсер, похоже, не может предложить ничего менее тривиального.

– О нет, – поспешила возразить леди Гризелда. – Я в этом ничего не понимаю и не хочу с этим связываться. Да и играть не смогла бы. Я не сомневаюсь, что профессиональная актриса справилась бы с любой пьесой, какую бы вы ни выбрали.

– Я и сама не смогу играть перед столь многочисленной аудиторией, поскольку я не замужем, – сказала Джиллиан. – Так как моя мать упрямо отказывалась играть в любительских спектаклях, сколько я ее знаю, должно быть, нам придется просить сыграть вас, леди Гризелда.

– Я готова помогать всем, чем смогу. Но возможно, если бы аудитория состояла только из сельского люда, я и смогла бы, но раз публику приглашают из Лондона…

– Приглашения уже приняты, – послышался голос герцога с дивана, куда он рухнул. И тон его не допускал возражений.

Джиллиан переводила взгляд с бесстрастного лица профессора на бледную физиономию его брата, герцога. Потом со стуком положила стопку привезенных книг.

– Есть в этой постановке нечто такое, что от меня ускользает.

– Понимаю ваше недоумение, – вступила в разговор Имоджин. – Учитывая, что Рейф никогда себя ничем не обременяет.

– Как ты можешь такое говорить? – возмутился герцог.

– Мисс Питен-Адамс, вероятно, знает, что ты никогда не проявлял ни малейшего интереса к любительским спектаклям, – ответила ему леди Мейтленд.

– У меня появился такой интерес, – сказал он упрямо.

– Если вы извините мой скептицизм, ваша светлость, пожалуй, за этим кроется нечто большее, чем внезапно возникший энтузиазм. Откуда эта профессиональная актриса? И кто она?

Джиллиан смотрела прямо в лицо мистера Спенсера. Конечно, он тянул за ниточки марионеток в этом мероприятии. Она не могла ошибиться.

– Ее имя мисс Лоретта Хоз.

– И откуда эта мисс Хоз?

– Мистер Спенсер случайно сбил ее, когда ехал в экипаже, – пояснила Имоджин Мейтленд. – Из-за травмы она потеряла место в «Ковент-Гардене». Поэтому он обещал ей главную роль здесь.

– Это нечто вроде компенсации? – спросила Джиллиан, не выпуская из поля зрения лица мистера Спенсера.

– Именно так.

– Поэтому в главной роли у нас профессиональная актриса, – устало заметил герцог. – Нам надо обсудить что-нибудь еще?

Он встал, слегка покачиваясь.

– Ему надо прилечь, – решительно заметила Гризелда, как только герцог вышел из комнаты. – У меня есть кое-какие соображения, касающиеся спектакля.

– Что вы предлагаете, леди Гризелда? – спросил мистер Спенсер.

– Как насчет рождественской пантомимы [9]? Всем нравится пантомима, и если уровень нашей игры не будет столь высоким, то в пантомиме этого никто не заметит.

– Вы имеете в виду настоящую пантомиму, включая и фарс, и…

– Именно! Это нам отлично подойдет. Все роли обычно отводятся мужчинам, но одну женскую роль мы можем отдать этой молодой особе из Лондона. Она сыграет принцессу или что-то в этом роде. Я уверена, что она будет счастлива, если мы найдем для нее подходящий костюм.

Было нечто странное в истории об актрисе, сбитой экипажем. У Джиллиан сложилось впечатление, что мистер Спенсер только что познакомился со своим братом. И выглядел он так, будто чувствовал бы себя много уютнее, если бы ему удалось забиться в пыльный угол библиотеки Кембриджа. В его взгляде читалось что-то отчаянное, когда речь зашла о мисс Хоз, и это возбудило у Джиллиан подозрения.

Леди Мейтленд вышла на авансцену и положила руку на плечо мистера Спенсера.

– Я думаю, что вы делаете доброе дело для этой молодой женщины.

В последний раз Джиллиан видела такое выражение, полное живого интереса, в глазах Имоджин Эссекс, когда ее взгляд был направлен на жениха Джиллиан Дрейвена Мейтленда. Джиллиан была этому рада, потому что это означало для нее освобождение от постылой помолвки. На сей раз ее звали уже Имоджин Мейтленд и взгляд ее был направлен на брата герцога.