Во власти наслаждения - Джеймс Элоиза. Страница 37

Миссис ван Сторк расплылась в улыбке. Она сама тратила большую часть своего времени на обеспечение лондонской бедноты одеждой, и леди Шарлотта немедленно заняла почетное место среди достойных людей, которых или о которых она знала. Даже мистер ван Сторк, когда Хлоя закончила чтение, пробормотал что-то одобрительное.

Она приехала в Калверстилл-Хаус, дрожа от волнения. Вдруг Шарлотта передумала? И зачем ей понадобилось писать ее портрет?

Большие глаза Хлои сделались еще больше, когда ее ввели в холл городского дома Калверстиллов. Разумеется, она и раньше бывала в домах аристократии. Ее подруга Сисси Коммонвилл не раз приглашала ее к себе домой на каникулы. Но это был совсем другой дом! Пол в холле был выложен зеленым мрамором четырех или пяти оттенков; потолок украшали боги и купидоны. Она была настолько потрясена, что, когда дворецкий ввел ее в элегантную гостиную, она упорно смотрела в пол. Конечно же, здесь какая-то ошибка: люди, живущие в таких домах, не пишут портретов!

Но затем она услышала легкие шаги на лестнице, и в комнату вбежала Шарлотта Дэйчестон.

— Я так рада, что вы пришли! — воскликнула она.

Хлоя посмотрела на нее, как утопающий смотрит на спасательную шлюпку. Шарлотта была необыкновенно красива, и, кроме того, в ней было столько теплоты. Хлоя поднялась, чтобы поздороваться с ней, и, чуть запинаясь, сказала:

— Вы уверены…

— Конечно, уверена! Я уже все подготовила. Разрешите сначала представить вас моей маме.

Хлоя побледнела. Она и не думала, что встретит такую важную персону, как настоящая герцогиня. Но Шарлотта быстро провела ее по парадной лестнице наверх.

— Это — утренняя комната. — Шарлотта распахнула изящные высокие двери.

Хлоя оказалась на пороге бледно-золотистой комнаты; легкий ветерок шевелил занавеси шамбре. Комнату заполнял солнечный свет, а мебель была скорее удобной, чем изящной. Вокруг большого стола сидели шесть или семь женщин — некоторые явно служанки — и шили. Мать Шарлотты поднялась им навстречу. Она взяла Хлою за руку и осведомилась о ее родителях. Затем попросила извинить ее.

— Мы стараемся закончить две дюжины рубашек для мальчиков из приюта Белвью. Они в них очень нуждаются, — объяснила она. — Иначе я проводила бы вас в студию Шарлотты. Но я уверена, у вас все получится прекрасно. — Она рассеянно улыбнулась Хлое.

Хлоя улыбнулась в ответ:

— Когда я уходила, мама заканчивала партию рубашек — для взрослых.

— Этому нет конца, — безнадежным тоном заметила мать Шарлотты. — Я вижу, мы шьем и шьем, а люди вокруг одеты в одни лохмотья!..

Шарлотта с Хлоей продолжили свой путь наверх. Лестница, ведущая на четвертый этаж, была уже и круче.

— Этот этаж предназначался для детской, — обернувшись пояснила Шарлотта. — Но сейчас, как видите, никаких детей нет, и родители превратили детскую в мою студию.

Они остановились в дверях просторной, выкрашенной в белый цвет комнаты. Вдоль стен стояли канделябры — большие, маленькие, позолоченные, хрупкие на вид; одна пара была украшена морскими раковинами. У Хлои приоткрылся рот от изумления: один большой уродливый канделябр изображал ветви дерева, а еще один, который, вероятно, остался от времен детской, был сделан в виде Ноева ковчега, а свечи торчали на головах животных.

— Ох, — рассмеялась Шарлотта. — Я совершенно забыла, как странно, должно быть, выглядит эта комната. Видите ли, больше всего мне нужен свет, Поэтому мы собрали все подсвечники, какие только хранились на чердаке, да еще послали лакея на Стрэнд с поручением купить все, что найдет. И вот результат.

Хлоя медленно обвела комнату взглядом. Светильники были прикреплены на расстоянии фута один от другого, и в каждый вставлена белая свеча.

— Лакеи каждое утро заменяют свечи на новые, — продолжала Шарлотта. — Меня страшно раздражает, когда они сгорают, потому что, если гаснет хоть одна, освещение меняется. В конце концов миссис Симпкин, наша экономка, решила, чтобы все свечи сначала горели здесь. Их меняют каждое утро и ставят в других комнатах — например, в спальнях. В Лондоне так темно от угольной пыли, что при естественном освещении я могу работать лишь до одиннадцати утра, а часто и того меньше.

Хлоя кивнула. Она никогда не видела столько восковых свечей в одной комнате. Ее мать не была скрягой (как она сама говорила), но при этом они экономили восковые свечи и во всех спальнях ставили сальные.

Перед большими окнами стоял мольберт. Обойдя вокруг него и остановившись, Хлоя, пораженная, застыла на месте. Картина была забавной копией молодой дамы, Софи, которую Хлоя видела накануне в театре. Софи выглядела настолько живой, что могла бы спрыгнуть с холста. Она не была похожа на все те мечтательные или величественные персоны на портретах, ежегодно выставляемых в Королевской портретной галерее.

— Я поставила его, — сказала Шарлотта, — чтобы вы могли посмотреть на мою работу. Вам нравится?

Маленькое личико Хлои похоже на барометр, подумала Шарлотта. Оно отражало все ее чувства. В данный момент лицо Хлои выражало смятение, но, как надеялась Шарлотта, не из-за качества живописи.

Хлоя порывисто повернулась. В голосе Шарлотты она уловила беспокойство.

— Это великолепно, — ответила она нерешительно. — Но… почему вы захотели написать мой портрет? Она так прелестна, а я — совершенно обыкновенная.

— Это, конечно, глупости. Вы очень милы, что, вероятно, вам известно. Но дело не в этом. Если бы вы отказались, я бы написала портрет Кэмпиона, нашего дворецкого. Что мне нужно, так это глаза, а не лицо. Понимаете, если вы посмотрите на Софи на портрете, то увидите, что я пыталась передать ее сущность, а не просто красивые черты лица.

Хлоя пристально смотрела на картину.

— О, — наконец произнесла она. — Она очень… гм… обольстительная, не так ли?

Шарлотта просияла:

— Да. Это тоже есть в Софи, в настоящей.

Хлоя вспомнила, какими голодными глазами смотрели вчера на Софи окружавшие ее мужчины.

— Да, — согласилась гостья. — Но есть что-то еще…

— Это шутка с ее стороны. Она дразнит, но на самом деле не соблазняет. Я хочу сказать, что сама она остается равнодушной.

Шарлотта подвела девушку к уютной софе.

— Мне бы хотелось, чтобы вы просто сели сюда. Нет необходимости держать голову в одном положении или не двигаться. За пару часов я сделаю серию эскизов вашей головы в профиль и анфас. Затем, как я уже говорила вам вчера, я некоторое время поработаю сама и продумаю композицию. А после этого попрошу вас прийти позировать еще раз — вероятно, на будущей неделе.

Хлоя села, чувствуя себя неловко. Шарлотта облачилась в огромный поварской передник и села перед ней, держа на коленях большие листы бумаги. Она начала делать наброски, и Хлоя видела только быстрые уверенные движения ее руки.

Прошло около часа, и Шарлотта вошла в ригм работы. У нее кое-что уже получалось: на некоторых эскизах было то, чего она добивалась. Например, на каком-то листе, теперь валявшемся на полу, она уловила выражение глаз Хлои. Прекрасно получился подбородок и набросок шеи — не карандашом, а углем, — тоже лежавший где-то на полу. Портрет уже начинал складываться у нее в голове, когда их внезапно прервали. Кто-то громко постучал в дверь студии.

— Какого черта! — совершенно неподобающим леди образом воскликнула Шарлотта, вскакивая на ноги.

Хлоя во второй раз за время пребывания в студии открыла рот. Она никогда не слышала леди, которая бы так ругалась.

Шарлотта была в ярости. Хлоя освоилась всего лишь десять минут назад. До этого сорок минут ее плечи были неестественно напряжены. Всем известно, что, когда она работает, в эту комнату входить нельзя.

Наконец дверь открыли. Как только она услышала голос, заявивший Кэмпиону, что нет, он не будет ждать, будь он проклят, у нее упало сердце. Это был Алекс, добродушно отмахивавшийся от протестов Кэмпиона. Он, должно быть, шел за дворецким по лестнице, потому что Кэмпион никогда бы не позволил мужчине одному подняться на верхние этажи.