Каприз дочери босса - Джеймсон Бронуин. Страница 23

Досада усугубилась дискомфортом: она сидит тут, неловко вытянув руки, потому лишь, что нельзя испортить результаты его тяжкого труда. Парис вскочила на ноги.

— Скажи мне, Джек. Среди всего задуманного тобой есть ли место для того, что могу захотеть я?

— Чего ты хочешь?

Голос ровный, возмутительно спокойный. Злость Парис перехлестнула через край. Подбоченившись, она уставилась на него.

— Я тебе говорила. Секса. Горячего, без комплексов, без правил.

— Нет.

Она вздернула подбородок.

— Тогда, думаю, тебе лучше уйти. Ничего другого не получится.

Он не ответил, не двинулся с места, только вздулись желваки на скулах. И изменилось что-то в глазах. Они словно потемнели от мрачной решимости.

— Ты действительно желаешь, чтобы я ушел? спросил Джек, голос его, мягкий и обволакивающий, вливался в ее уши, опутывая невидимой паутиной, лишая воли. Его глаза не отпускали ее, взгляд проникал в самые потаенные глубины души, он просто читал ее помыслы. И ответа ему не требовалось. Он понял. Его лицо смягчилось. Уголок рта пополз вверх, Иди сюда, — сказал он мягко и похлопал по сиденью рядом с собой.

Она присела и мгновенно была пересажена к нему на колени — настолько быстро, что воздух с шумным «уф» вырвался из ее легких.

— Так-то лучше. Теперь внимание, дорогая. Я не собираюсь повторять дважды. — Он обвел линию ее подбородка большим пальцем руки. Голос его удивительно соответствовал ощущениям от касающегося ее лица пальца. Шершаво-грубоватый снаружи и хранящий манящую чувственную суть внутри. Парис боролась с его магией, боролась изо всех сил, но это походило на тщетные усилия пловца, сражающегося с отливом. Она вложила остатки сил в последнее возражение.

— Снова правила?

— Нет. — Палец отправился вверх по щеке. — После постели неизбежно возникнут обязательства. Понятно тебе? — Палец потрогал уголок ее рта.

Нет, ей было непонятно. О чем он толкует? Сердце ее застучало в бешеном темпе, словно и оно только что боролось против враждебного отлива. Она открыла рот, чтобы спросить, и его палец сразу же скользнул внутрь. Случайный, абсолютно непреднамеренный, но одновременно невероятно провокационный жест. Мягко, неуверенно ее губы сомкнулись, из его горла вырвался хриплый невнятный возглас.

Она лизнула подушечку одним быстрым движением языка, и Джек позабыл о запланированных разговорах и еде, о правилах и самоконтроле. Забыл обо всем в то мгновение, когда погрузился в ее горячий влажный рот. Перестать касаться ее для него было так же невозможно, как перестать дышать. Ее грудь полновесным грузом легла к нему в руку, напрягшийся сосок хорошо прощупывался сквозь одежду. Он начал ласкать его, Парис застонала в ответ. Стон отозвался во всем его существе.

Никогда еще он не возбуждался так быстро и так сильно. Его тело молило о теплой влажной ласке, взывало, требуя разрядки. Он отдернул палец, она прошептала:

— Поцелуй меня.

И он подчинился. В губы, яростно прижимаясь к ним жаждущим ртом, в мочку уха, в шею. Огонь разливался по его жилам.

Его пальцы мяли ткань, сражались с непослушными пуговицами ее кофты.

— И кто придумал это приспособление для пыток? пробормотал он вне себя.

Она рассмеялась ему в шею.

— Ты можешь просто разорвать ее.

Не потребовалось. Последние пуговки сдались под отчаянным напором, ее голова откинулась назад, сигнализируя о полной и безоговорочной капитуляции. Мгновение Джек оцепенело взирал на открывшуюся ему красоту, пытаясь насытить ею глаза, сохранить картину во всей ее полноте. Но лишь мгновение. Потом ему уже потребовалось прикоснуться, вкусить, заполнить руки, рот, чувства. Надо было попробовать, так ли нежна кожа, как кажется, прикоснуться языком, своей кожей. Надо было слышать ее короткие возгласы поощрения, ощущать ее руки на себе.

Он сорвал с нее джинсы, она боролась с его рубашкой. Звук пуговиц, падающих и катящихся по полу, казался неестественно громким. Может, потому, что ее чувства обострились до предела, или потому, что время остановилось.

Он нащупал горячую влажность внутри, она пролепетала о своей жажде прямо ему в губы. Сладкая боль желания сдавила его. Он едва мог дышать. Ее рука у него на талии, она ласкает его под джинсами. Дикая свирепость мелькала в ее глазах, он ожидал, что и первое прикосновение будет таким же. И жаждал его.

Но когда Парис коснулась его мягкими, нежными руками, показалось, что она дотрагивается до драгоценного произведения искусства. Ее глаза сияли, щеки раскраснелись, влажные губы приоткрылись от благоговейного восторга. Джек ощутил странную раздвоенность. Ему хотелось уложить ее на спину, накрыть своим телом, стереть все ласки, которые могли бы быть до этого, наполнить ее только собой. И — одновременно — растягивать каждое мгновение надолго, чтобы калейдоскоп огней, ощущений, прикосновений никогда не прекращал свое верчение.

Она провела пальцем по его животу, едва касаясь, словно в сомнении, и последние остатки его самоконтроля разлетелись на куски. Он ссадил ее с колен и опустил рядом с собою на диван. В следующий раз можно будет не спешить, а сейчас ему необходимо оказаться внутри нее. Прямо сейчас.

Он стянул трусики и ласково дотронулся до горячей влажной плоти. Парис приподняла бедра и раскрылась. Он слился с ней одним быстрым движением. Остановился. Ощутил ошеломляющее плотное, влажное и сладкое прикосновение. И удовольствие столь сильное, такое раскаленно-жаркое, что не мог больше терпеть… не сейчас, когда она поднимается навстречу, обвивает его длинными ногами, притягивая все ближе и глубже, пока ему не стало казаться, что он растворяется в пламени желания.

Глава 11

Парис мягко опустилась на землю… точнее, на пол гостиной. У нее покалывало ступни, под коленками, в кончиках пальцев. С Эдвардом она никогда не испытывала подобных ощущений, даже слабых их отблесков. Удивительно: она одновременно чувствует себя и расслабленной, и возбужденной. Она пошевелила пальцами ног и подумала, как долго может продлиться это воодушевление? На данный момент вполне возможным казался ответ — остаток всей жизни.

Парис решила потянуться, но обнаружила, что одна ее рука и обе ноги плотно прижаты к полу мускулистым мужским телом. Но она не жалуется. Нет, сэр! Она вам рада и такому расслабленному, как была не так давно в восторге от напряженного, дикого, необузданного и требовательного, подумала Парис. Ее улыбка прорвалась наружу. Испугавшись, что она может граничить с ухмылкой, девушка осторожно приоткрыла глаза. Испытывать самодовольство — это одно, а быть застигнутой с нестерпимо самодовольным видом — совсем другое.

Его глаза все еще были закрыты. Густые черные ресницы полукружьями лежали на щеках. Не в силах удержаться от искушения, она подняла руку, разглаживая морщинку между бровями. Сегодня она не выглядит такой глубокой.

Он вздрогнул, веки на секунду сжались плотнее.

— Скажи мне, что мы этого не сделали, — пробормотал Джек.

Парис попыталась обуздать неуместную ухмылку.

— Напротив, я совершенно уверена, что сделали.

Его глаза открылись, темные, с болью, затаившейся в глубине. Ухмылка Парис исчезла. Разве для него все случившееся не замечательно? Она уверена, что так и есть.

— Расстраиваешься, что пара пунктов повестки дня пропущена? — громко предположила она.

Он поджал губы. Затем поднялся и долго, томительно-долго натягивал на себя джинсы. Нетерпеливо дергая их в разные стороны, он с трех попыток справился с поставленной задачей и сел на полу, рядом с диваном.

Распростертая на полу в ярком утреннем свете Парис неожиданно остро ощутила свою обнаженность.

Она схватила ближайший предмет одежды — его рубашку — и натянула на себя. Пуговиц не обнаружилось. Неужели она сорвала ее, не расстегивая? Не вспомнить.

Она не могла припомнить и момент, когда они упали с дивана, но закончили они, несомненно, на полу.

Предательский жар начал разливаться по ее щекам, но она не собиралась обнаруживать свое смущение. Она останется спокойной и невозмутимой, будет делать вид, что подобное проявление необузданной страсти для нее в порядке вещей. Как будто она занимается этим каждый день. Поплотнее запахнувшись в его рубашку, она вздернула подбородок и встретила его неловкий взгляд.