Зеленые оборотни. Рассказы о хищных растениях - Емельянов Леонид. Страница 2
Пугающая информация, естественно, доходила и до воюющих голландских солдат. Они были уверены, например, что одна лишь ветвь ядовитого дерева яванских джунглей, заброшенная на их сторону, в состоянии погубить целый лагерь.
Чтобы ускорить порядком затянувшуюся разгадку туземной отравы, к работе стали привлекать естествоиспытателей. Но в боевой обстановке, да еще на чужой территории, не так-то просто проводить какие-то изыскания – любой европеец мог получить здесь метко посланную из засады пулю или стрелу.
Вряд ли занимался ими и отправленный с этой целью в Малайзию Румпф. Как считает американский дендролог Эдвин Меннинджер (здесь и далее мы ссылаемся на его сведения. – Авт.), красочно описанное голландским ботаником опасное дерево тот на самом деле в глаза не видел, хотя и провел в этой островной стране долгие 15 лет. Проваливалось порученное ему важное задание, и в поисках хоть какой-либо информации о зеленом убийце Румпф стал методично досаждать расспросами местного губернатора.
Насколько тот разбирался в ботанике, трудно сказать. Судя по приставке к должности (генерал), ему и не требовалось ее знать. Но слухи о страшном дереве до него наверняка доходили. И любознательность настырного голландца была однажды им сполна удовлетворена. Анчар он описал в самых мрачных красках. Для пущей убедительности ботанику осторожно вынесли и дали подержать в руках наглухо закрытый (как же иначе, если внутри таится смерть!) бамбуковый цилиндр, в котором якобы находилась веточка этого ядовитого дерева. Впечатлительному ученому показалось, что он ощутил при этом легкое покалывание, схожее с реакцией переохлажденной ткани на тепло. И сделал вывод: от яда анчара полностью не спасают даже прочные стенки. Он проникает через них и воздействует на кожу.
Написать отчет теперь уже не составляло труда. Понятно, что в основу его легли весьма сомнительные материалы (за что купили, как говорится, за то и продали). Перепроверить полученные сведения не удалось. Да и не хотелось. Кому охота встретиться при этом с воинственно настроенными туземцами, рискуя собственной головой.
И байка пошла гулять по белу свету, обрастая по пути новыми живописными подробностями. К ХVIII веку они стали настолько устрашающими, что не выдержали уже англичане. Они организовали собственную проверку. Но и она не дала нужных результатов. Полученные ими сведения оказались еще более фантастическими.
В конце ХVIII века на Яве побывал еще один голландский естествоиспытатель – Фёрш, врач по профессии. Ничего путного в отношении яда он тоже не разузнал, хотя и написал о своей поездке пространное сочинение. В нем он подтвердил ботаническую сказку своего соотечественника. Вот что утверждалось в его труде: «Здесь внутри острова растет опаснейшее дерево, которое убивает не только коснувшихся его, но и всех, которые осмелятся к нему подойти на значительное расстояние. Даже на окружающие его растения действует оно убийственно, почему и стоит одиноким посреди пустынной долины, окруженное вокруг на три мили лишь костями зверей и человека». В этой зоне нет даже ни мышей, ни крыс, ни паразитов. Неосторожно подлетевшая птица тоже находит здесь погибель.
Один из таких же незадачливых путешественников, по словам исследователя растительности Малайского архипелага профессора В. М. Арнольди, пошел еще дальше в своих фантазиях. Он увеличил радиус поражающего действия анчара до 15 миль. «Вся эта пустынная местность, – утверждал он, – настоящая долина смерти!»
Тут перемешана правда с вымыслом. Дело в том, что на Яве и впрямь есть места массовой гибели животных и птиц, иногда находят здесь смерть и люди. Но гибнут они по другой причине – от ядовитых выделений из вулканов и трещин земли. Главным образом от углекислого газа и паров серы, которые скапливаются в понижениях рельефа. Доказал это в 1837 году У. Х. Сайкс, который посетил одну из так называемых долин скелетов. Он оставил здесь на ночь собак и кур, а наутро обнаружил их мертвыми.
Ущелья и долины смерти есть, кстати, также в США, Италии и даже на российской Камчатке – на территории Кроноцкого заповедника. Но «злокозненные» деревья тут тоже ни при чем. В колорадской смертоносной зоне, например, одно время массово (стадо за стадом) гибли овцы и другие домашние животные. От земли здесь исходил неприятный запах, напоминающий чесночный, а цветы пахли испорченными яйцами. Виновником же трагедий оказалась почва, сильно зараженная ядовитым селеном. Из почвы он поступал в растения и дальше по экологической цепочке в тела различных животных. Концентрация его в клетках всего лишь в 0,001 % делала растения опасными для жизни.
В Камчатской долине смерти (наиболее опасный ее участок размером всего 50 на 100 метров), помимо двуокиси углерода, сероводорода, сероуглерода и некоторых других вулканических газов, в приземном слое воздуха в 1982 году были обнаружены высокотоксичные цианистые соединения. Они вызывали гибель даже таких крупных и подвижных зверей, как медведи и росомахи. Растительности же здесь почти нет вообще.
Вернемся, однако, к сочинению Фёрша.
Зловещая слава о дереве-убийце, казалось бы, должна была вмиг образумить других любопытных и остановить смертельно опасные к нему походы. Ведь людская молва о леденящих кровь событиях распространяется мгновенно. А вояжи к гибельному растительному объекту, как ни странно, продолжались. Об этом свидетельствуют рисунки тех лет: под древесной кроной зеленого душегуба, наряду с животными, разбросаны явно и человеческие кости. Причем в великом множестве. Как объяснить людское безрассудство?
Оказывается, очень просто, если верить Фёршу. Он терпеливо разъясняет загадку костных нагромождений: это, якобы, останки преступников, приговоренных за свои злодеяния к смерти. Их принудительно приводили сюда и давали весьма своеобразный шанс выжить. Надо было исполнить лишь единственное поручение местных повелителей: сходить к упасу (туземное название ядовитого дерева) и набрать из него яда для обработки стрел. Ну а там уж как кому повезет.
Здесь и дальше любопытно проследить развитие событий в ботаническом сочинении и в стихотворении Пушкина. В поэтическом изложении они выглядят так:
Сходство в действиях, как видим, почти полное.
Исследуем далее.
У Фёрша: в случае благополучной доставки опасного груза осужденных ждало прощение. Но счастье улыбалось немногим. Назад возвращался лишь один человек из десяти (от такого счастливца голландец, по его словам, и узнал о свойствах дерева). Остальные погибали от вредных испарений. От полутора тысяч загнанных сюда людей в живых через два месяца осталось не более трехсот. Спастись от летучей смерти, как свидетельствуют и другие источники такого рода, можно было только при попутном ветре, который дул бы в сторону упаса и, следовательно, относил бы от человека ядовитые газы.
Румпф, если вспомнить его труд, вообще рекомендовал подходить к дереву, лишь основательно подготовившись: закутав голову, руки и ноги платками. Иначе смельчака поразит жестокий озноб и он упадет тут же без сознания. Дальнейшее нетрудно представить.
Пушкин же рисует финал следующим образом:
Как видим, путник у него, набрав смертоносного яда, все же возвращается и умирает не сразу и не у дерева. Но грозный образ анчара от этого не только не меркнет, а проступает с еще более потрясающей силой.
Сочинение голландского хирурга, несмотря на отдельные случаи неодобрения со стороны современников (некоторые прямо называли это ложью), было переведено на многие языки. Приведенные в нем сведения мало-помалу проникли во все европейские руководства по естественным наукам и долго еще будоражили умы. Неудивительно, что каким-то образом эта ботаническая сказка дошла и до Пушкина.