Царь мышей - Абаринова-Кожухова Елизавета. Страница 14

Так как господин Херклафф под шумок незаметно покинул харчевню, то весь градоначальничий гнев пал на голову трактирщика:

— Что у вас тут за безобразие — всюду щели, дыри, мыши бегают где попало, да мало того что бегают, так еще приличных людей оговаривают! Завтра я сюда приду — чтобы все блестело! Чтобы мыши не шныряли, где попало, а в струнку стояли при одном виде градоначальника! А не то прихлопну вашу похабную лавочку к такой-то матери!

Владелец харчевни только кивал да приговаривал:

— Будет сделано, господин князь, будет исполнено, господин князь.

А про себя думал: «Как же, так сейчас и прихлопнешь. А где ж ты, обжора, столоваться будешь, как не у меня?».

Боровихинская кузница находилась справа от дороги, при въезде в деревню. Внешне она выглядела как самый обычный дом, и Дубов с доном Альфонсо наверняка бы проехали мимо, если бы не Васятка:

— Вот здесь, должно, и будет кузница.

— Как, с чего ты взял? — в один голос удивились его спутники.

— На обычную избу не похожа, — охотно пояснил Васятка. — Ни тебе забора толкового, ни огорода. А построена из камня — не из дерева.

Васятка оказался прав — едва карета встала перед высокой и широкой дверью, как оттуда выскочил рыжебородый человек:

— Приветствую вас, господа. Видать, починка нужна?

— Увы, — печально развел руками дон Альфонсо. — Но Его Величество Дормидонт говорил, что вы, господин кузнец, с любой работой справитесь.

— А-а, так вы от Государя? — в голосе рыжебородого послышалось непритворное уважение и почтение. — Только я не сам кузнец, а его помощник. Зовите меня просто Илья.

— А как по батюшке? — спросил Дубов.

— Да по батюшке как назовете, на том и благодарен буду, — рассмеялся Илья. — Лишь бы не по матушке. Вижу, у вас колесо не в порядке? Ну да Порфирию-то Прокофьичу, кузнецу нашему, это раз плюнуть. А ежели и еще чего, так он с радостью сделает, особенно для друзей Дормидонта…

За этими речами Илья ввел гостей в помещение, которое можно было бы принять за что угодно, только не за кузницу — там стояли столы и удобные кресла, а на окнах красовались яркие занавески.

— Мы сами завезем вашу карету вовнутрь, — пояснил Илья, — а вы покамест погодите здесь. Ежели угодно прилечь, то и это устроим.

— А как же с оплатой? — удивился дон Альфонсо.

— Потом, после, — беспечно махнул рукой Илья. — Я ж вижу, что вы люди приличные, добротные — сладим по совести.

В это время Дубов с любопытством оглядывал комнату, и его внимание привлекла крупная подкова, прибитая над дверью. Василий приподнялся на цыпочки и стал внимательно ее разглядывать. Несмотря на ржавчину, можно было заметить на подкове какую-то надпись. Некоторые буквы прочесть было очень трудно, и Василий понял только, что с левой стороны буквы они всего латинские, а справа — не то старославянские, не то какие-то еще.

— Да она тут уже давно висит, — пояснил Илья. — Сколько себя помню, столько и подкову помню. А что, разве на ней еще что-то и написано?

Василий извлек из внутреннего кармана лупу — верную спутницу частного (да и всякого иного) сыщика — и стал внимательно изучать левую сторону подковы. Надпись состояла всего из нескольких букв, и первая, несмотря на то, что была сильно сбита, все-таки была похожа на «N». После нее следовал пробел, а далее шли подряд еще девять букв, из коих Дубов с большей или меньшей уверенностью прочел вторую — «А», четвертую — «G» и шестую — «S». Еще предпоследняя, восьмая, была более узкой, а свержу нее находился бугорок, из чего детектив решил, что это могла быть буква "i".

Дубов перенес надпись к себе в блокнот, заменив «нечитаемые» буквы точками: «N.A.G.S.i.»

Правая надпись сохранилась лучше — видимо, из-за особенностей походки лошади — но она представляла письменность, с которой Василий знаком не был.

— Дон Альфонсо, посмотрите, пожалуйста, сюда, — попросил Дубов. — Может, вы прочтете?

Едва глянув на подкову, дон Альфонсо, тут же ответил:

— Так это ж по-гречески. Увы, сим наречием я не владею, но прочесть немудрено — «Вендополь».

— И что это значит? — оглядел Дубов присутствующих. Все молчали. Илья переминался с ноги на ногу, желая поскорее приступить к работе.

— Еще один, последний вопрос, — обратился к нему Василий. — Знаете, мы с доном Альфонсо и Васяткой очень интересуемся всякой стариной. Нет ли у вас в селе старожилов, которые могли бы рассказать, как сюда попала эта подкова?

(Если бы Дубова спросили, зачем ему это понадобилось, он бы, наверное, не нашелся, что ответить — просто чутье сыщика подсказывало, что он вышел если и на сам верный путь, то на тропинку, которая могла к нему вывести. Да и слово «Вендополь» вызывало у Василия смутные воспоминания, он только не мог понять — какие и откуда).

— А вы порасспросите моего деда, Патапия Иваныча, — тут же предложил Илья. — Ему уже годов под сто, коли не больше. Он многое из старины помнит, может, и про подкову чего расскажет.

— И где его найти? — спросил Дубов.

— Да очень просто, идите вперед по этой же улице, и третья изба справа — наша.

И Илья, как бы опасаясь, чтобы его снова не задержали, покинул светлую горницу.

— Ну что ж, чем тут сидеть, сходим до Патапия Иваныча, — предложил Дубов.

Уже выйдя во двор, путники увидели, как Илья вместе с Максимилианом распрягают лошадей, чтобы вкатить карету через боковую дверь, более похожую на ворота, уже собственно в кузницу.

В отсутствие Василия его друзья старались не терять времени зря. Конечно, ни Чаликова, ни Серапионыч не надеялись вот так вот, наудачу, выйти на следы клада — им нужно было собрать как можно больше «информации к размышлениям», которая могла бы пригодиться аналитическому уму Дубова. Даже Дормидонт, поначалу отнесшийся к этой затее с некоторым сомнением, понемногу втянулся в их изыскательства и сам стал водить гостей по терему, показывая всякие закоулочки, чуланчики и полупотайные проходы, коих там оказалось немало.

— Степан самолично все продумал, что и где расположить, — говорил Дормидонт. — Во все мелочи входил и даже, говорят, чертежи составлял. Ну, вестимо, и зодчие постарались. А когда помер, то все остановилось. Ну, достроили настолько, чтобы хоть какой-то вид был, и все. Хотя, может, оно и к лучшему — тут все ж-таки лес, деревня рядом… А хоромы, понимаешь, пускай в городе городят.

Чумичка в общем следопытстве участия не принимал — он возился (или делал вид, что возился) с лошадьми и каретой. Зато Петрович, тяжко охая и держась за задницу, неотступно следовал за Надей и доктором. Разумеется, особого удовольствия это им не доставляло. Чаликова видела, что Дормидонту очень хочется шугануть как следует навязчивого соглядатая, но он себя сдерживал — хватало и того, что велел высечь царского посланника на конюшне. За дело, конечно, не просто так, но все-таки — царского посланника. А Дормидонту в его нынешнем положении было никак не с руки «заедаться» со своим преемником.

Попутно Надежда пыталась простукивать стены в поисках пустот. А так как ее опыт в этой области прикладного кладоискательства ограничивался просмотром кинофильмов и чтением художественной литературы, то тайники ей мерещились чуть не в каждой стене.

— Ну, сударыня, дай вам волю, вы бы, понимаешь, весь терем по камешку разобрали, — шутливо погрозил ей пальцем Дормидонт, когда Чаликова, настукав авторучкой очередную «верную» пустоту, уже готова была бежать за ломом или молотом.

Надеждин пыл остужал Серапионыч — при помощи стетоскопа он всякий раз устанавливал, что нетерпеливая кладоискательница несколько погорячилась. Глядя на странные предметы, которыми орудовали Надежда и Серапионыч, Петровичу казалось, что его просто дурят. А раз дурят его, Петровича, то, следовательно, дурят и самого царя Путяту. Разумеется, эти подозрения ничуть не улучшали его и без того весьма паршивого настроения.

Наконец, Дормидонт завел своих гостей в какую-то темную затхлую комнатку, в которой прямо на полу валялся всякий хлам.