Царь мышей - Абаринова-Кожухова Елизавета. Страница 48
Когда тебя бьют тяжелой дубинкой по голове, то ощущения обычно бывают весьма неприятные. Но если это происходит два раза подряд, то второй удар, даже более сильный, ощущается притупленным сознанием уже гораздо слабее.
Нечто подобное произошло с нашими путешественниками на торжественном царском приеме. Едва увидев сокровища из тайника на столе у Путяты, Василий понял, что игра проиграна.
Явление икон и церковных книг стало не более чем довеском к первому удару, лишь Чаликова выдала себя восклицанием: «Что вы с ним сделали?». Впрочем, иного Дубов от нее не ожидал — ведь речь шла уже не о шальных сокровищах, а о человеческой жизни.
Конечно же, Василий не был равнодушен к судьбе дона Альфонсо — но понимая, что сейчас не в состоянии ему реально помочь, Дубов на время как бы вывел этот вопрос «за скобки». Перед Василием и его друзьями вставали другие насущные вопросы — в чем причины их провала и что им теперь делать?
Именно об этом шла речь на совещании в Надеждиной горнице. Кроме Чаликовой и Дубова, в беседе участвовали Чумичка и отец Александр, только что прибывший из Храма на Сороках.
— Итак, вопрос первый, — говорил Дубов, неспешно меряя шагами комнату — так ему лучше думалось. — Как случилось, что все наши находки попали к Путяте? В чем был наш просчет?
— Неужели мы недооценили Петровича? — предположила Надя. Она сидела верхом на стуле, вся бледная, бездумно глядя перед собой, и, казалось, с трудом принуждала себя следить за ходом беседы. — Но я стопроцентно уверена — когда мы открывали тайник, его рядом не было!
— Да, Петрович в это время находился на озере, — подтвердил Василий. — И все-таки, как мне кажется, свое дело он сделал: отвлек наше внимание на себя.
— Обычный тактический маневр, — прогудел отец Александр, живописно полулежавший на тахте. — Еще Михайла Илларионыч после Бородинской битвы… Впрочем, это к делу не относится.
— Вот именно, Александр Иваныч, тактический маневр, — согласился Дубов. — Пока мы все силы тратили на то, чтобы придумать, как нам хоть на недолго избавиться от Петровича, кто-то другой, очень опытный и изощренный, незаметно следил за нашими поисками.
— Так что же, получается, Петрович был подсадной уткой? — загоготал отец Александр.
— Нет-нет, Петрович был тем, кем он был — личным посланником Путяты и рачительным блюстителем государственной выгоды, — объяснил Дубов. — Не сомневаюсь, что он до конца дней будет вспоминать, как следил за нами и не дал присвоить чужое добро. Другое дело, что при всем этом присутствовал еще кто-то, кто наблюдал и за нами, и за Петровчем, и за Каширским с Глухаревой.
— И еще за доном Альфонсо, — добавила Чаликова. — И зачем только мы впутали его в свои дела? Человек мирно себе путешествовал, никого не трогал… Погодите, как там сказал этот Лаврентий Палыч — с ним поступили по справедливости? Судя по их представлениям о справедливости, дон Альфонсо теперь либо мертв, либо томится в застенках.
— Не волнуйся, он жив и на свободе, — проговорил доселе молчавший Чумичка.
— Ты уверен? — обернулась к нему Надя.
— Раз говорю, значит, знаю точно, — ответил колдун. — Ему пришлось несладко, но теперь все невзгоды позади.
— Хорошо, коли так, — облегченно вздохнул Дубов. — Однако нам не мешает подумать о своей собственной безопасности.
— Вася, вы считаете?.. — не договорила Чаликова.
— Я уверен, что живыми нас отсюда не выпустят. Иными словами, тоже поступят «по справедливости». Полагаю, не нужно объяснять, почему? — Василий остановился и оглядел друзей.
Так как все молчали (очевидно, в знак согласия), детектив продолжал:
— Я так думаю, что «по справедливости» нам заплатят завтра. А будет ли это несчастный случай на охоте, или мы просто исчезнем безо всяких следов — тут уж, так сказать, дело техники.
— Ну и что вы предлагаете? — тихо спросила Чаликова.
— Ответ очевиден — уходить сегодня.
Эти слова Дубов произнес с некоторой заминкой. Давно изучившая его характер и привычки, Надя почувствовала, что у Василия есть что-то еще на уме.
— Полностью вас поддерживаю, Василий Николаич, — пробасил отец Александр. — Иногда разумно вовремя отступить! Помнится, еще Михал Богданыч в двенадцатом году…
— Как же, так нам и дадут вовремя отступить, — с горечью усмехнулась Надежда. — Если то, что вы говорите о завтрашней охоте, действительно так, то из города нас просто не выпустят.
— На этот счет не беспокойтесь, — заверил Чумичка. — Я вам помогу уйти так, что никто и не заметит!
— Спасибо, Чумичка, — с искренним чувством промолвила Надя. — Ты столько раз нас выручал, выручи и в последний раз!
— В предпоследний, — уточнил отец Александр. — Знаете, тут неувязочка вышла. Я уж настрополился нынче вместе с вами идти, да честной отец Иоиль, что меня подменить согласился, он сегодня чем-то другим занят и вечернюю службу провести не сможет. Так что я, пожалуй, еще на денек задержусь. И уж буду тебя, друг Чумичка, просить, чтобы ты и меня так же само транспортировал, без лишний огласки.
— Сделаем, — пообещал Чумичка.
— А к вам у меня такая просьбица… — оборотился священник к Дубову и Чаликовой, но тут раздался стук в дверь, и на пороге появились хозяин дома господин Рыжий вместе с доктором Серапионычем.
— Могу сообщить новость — ваш, Наденька, протеже боярин Андрей уже отпущен из темницы и препровожден под домашний арест, — сообщил Рыжий.
— Хоть одна польза от наших стараний, — удовлетворенно заметил доктор.
— Ну а как там почтеннейшая княгиня Длиннорукая? — спросил Дубов. — Надеюсь, случай не очень тяжелый?
— Случай средней тяжести, но лечению поддается, — заверил Серапионыч. — Несколько дней усиленной терапии, и все будет в порядке.
— Очень рад, что с Евдокией Даниловной ничего страшного, — сказал Рыжий. — Ну ладно, оставлю вас, но к ужину жду непременно — и вас, батюшка, и тебя, Чумичка.
— Да, так вот, я не успел договорить, — продолжал отец Александр, когда дверь за хозяином закрылась. — Мне тут поступили прозрачные намеки, что и со мною тоже того… по справедливости поступить хотят. Уж не знаю кто, а видно, что ребята крутые — им человека загубить, что раз плюнуть. Ну я-то ладно, я уж свое отжил, а за Васятку боязно. В общем, просьба такая: когда пойдете, то возьмите его с собой.
— Ну конечно, возьмем, — ответила Надя. — Что за вопрос!
— Погодите, господа, вы хотите сказать, что мы возвращаемся уже сегодня? — слегка удивленно спросил Серапионыч. — Вообще-то не успел я войти, как милейший мосье Рыжий меня огорошил — вы, говорит, приглашены все трое назавтра на царскую охоту. Это ж такая честь, говорит, каковой даже ближние бояре редко-редко удостаиваются…
— Увы, царская охота отменяется, — с сожалением развел руками Василий. — Конечно, я не могу решать за вас — вы, Владлен Серапионыч, вправе принять это лестное предложение, но в таком случае за вашу безопасность я не дам и ломаного гроша. Извините, что опускаю подробности, но обстоятельства складываются так, что вам с Надей и Васяткой придется отправиться на Городище уже сегодня.
— Постойте, Вася, — резко перебила Чаликова, — а вы что, с нами не идете?
— Да, я решил задержаться еще на денек, — стараясь придать беспечность голосу, ответил Дубов. И, словно успокаивая Надю, с улыбкой добавил: — Знаете, Наденька, хочу напоследок отдать должок одному хорошему человеку.
Уточнять, кто этот хороший человек, Надежда не стала — если бы Василий хотел, он бы назвал его сразу. Но начни Надя перебирать всех Царь-Городских знакомцев, то царь Путята в качестве «хорошего человека», которому Дубов собирался отдать должок, пришел бы ей в голову в самую последнюю очередь.
Проводя какое-нибудь очередное расследование или разыскание и имея перед собой достойного противника, Василий Николаевич старался относиться к нему с долей уважения, сколь бы малоприятным человеком тот ни был. И противники, как правило, чувствовали это и соответственно относились к Дубову, даже если при этом испытывали к нему личную ненависть. Но то откровенное шутовское хамство, с которым их сегодня чествовал Путята, «достало» даже всегда сдержанного и рационального Дубова. И хотя «игра без правил» закончилась, по признанию самого детектива, со счетом 2:0 в пользу соперника, сдаваться Василий не собирался — он жаждал матча-реванша.