Царь мышей - Абаринова-Кожухова Елизавета. Страница 60

— А что, если Вася давно уже куда-нибудь ушел? — предположила Надя. — Мы тут сидим, прохлаждаемся, а в это время…

— Нет-нет, вряд ли, — поспешил успокоить доктор. — Василий Николаич признавался мне как-то, что в молодости он был страшным соней, а теперь каникулы, с чего ему вставать и куда-то бежать? Ну, разве что мусор выкинуть. — Помолчав, доктор уверенно добавил: — Нет-нет, конечно, это не он.

По тротуару, беспечно размахивая пустым ведром, шел тот самый паренек. А так как теперь он никуда не спешил, Надя могла его разглядеть чуть лучше. И действительно, даже с чаликовской журналистской фантазией нелегко было бы вообразить Василия Дубова, пусть даже совсем юного, с ярко-красными волосами и веснушками.

— Нет, это не Вася, — повторил Серапионыч, — но сейчас мы кой-чего про него узнаем.

И доктор прямо через столовское окно замахал рукой.

Мальчик заметил это и кинулся было через улицу, однако вернулся и аккуратно поставил пустое ведро рядом со входом в дом.

— Владлен Серапионыч! — радостно закричал мальчик и чуть не повис на докторе, который вышел из столовой, чтобы его встретить. Краем глаза Надя заметила, как заулыбались кассирша и раздатчица — и вправду, с приходом юного спринтера словно солнышко осветило скучную столовую. И никому не пришло в голову бранить его, что появился в общественном месте в одних спортивных трусиках.

— Вот, познакомься, — усадив мальчика на свободный стул, представил доктор своих спутников. — Надя и Васятка. Прибыли аж но с самого Севера — из Воркуты.

Солнышко протянул гостям сразу обе руки:

— Солны… То есть Гриша Лиственницын. И вы действительно с самого Севера? Вот это да! А у вас в взаправду ночь пол года? А на небе северное сияние?!

Серапионыч знал, что Солнышко способен «заговорить» кого угодно, и едва тот остановился перевести дух, доктор как бы невзначай спросил:

— Ну и чего ты в такую погоду дома торчишь? Шел бы на речку…

Гриша печально вздохнул.

— Все понятно, — улыбнулся доктор. — Солнышко перегрелся на солнышке. А ну-ка встань.

Солнышко послушно встал, и только теперь Надя заметила у него в руке листок бумаги с рисунком.

— А ведь это он и есть, — незаметно шепнул Васятка.

Слегка изогнув шею и скосив глаза, Надя разглядела рисунок и согласилась: да, черты изображенного на портрете спящего подростка очень напоминали Василия Дубова, хотя, как вынуждена была сама себе признаться Надежда, без Васяткиного замечания она бы вряд ли его опознала.

Тем временем Серапионыч налил в блюдечко немного чая и размешал в нем ложку жидкости из скляночки. Потом смочил в этой смеси салфетку и стал осторожно протирать Солнышкину многострадальную кожу.

— Потерпи, сначала будет немного больно, — говорил доктор, — зато потом быстро пройдет. А через пару часов смой под душем… Предупреждали ж тебя, чтобы загорал осторожно. Это ведь научный факт, что у таких, как ты, в общем… — чуть замялся Серапионыч.

— У рыженьких и конопатых? — пришел ему на помощь Солнышко, стоически терпевший боль.

— Ну да. В общем, у вас другая пигментация, кожа более бледная, и надо избегать прямых солнечных лучей. А ты, небось, опять забыл об этом и решил не отставать от Василия, — очень кстати ввернул доктор имя Дубова. — С Васей-то, надеюсь, все в порядке? Передавай ему привет, если он дома.

— Дома, дома, — закивал Солнышко. — Но скоро уходит. Ой, мне пора бежать — я ж ключ забыл!.. Спасибо, Владлен Серапионыч, и вправду меньше болеть стало. Привет Северу!

Последние слова, естественно, адресовались Наде и Васятке, которых доктор поселял то в Норильске, то в Нарьян-Маре и, наконец, в Воркуте.

— Нравится? — перехватил Солнышко взгляд Надежды, все еще прикованный к портрету. — Сам рисовал!

— Дай-ка взглянуть, — попросил доктор, возвращая скляночку внутрь сюртука. — Кто это — уж не Вася ли Дубов? Солнышко, будь так щедр, подари его мне! А то у меня в кабинете одни репродукции, да и те какие-то мрачноватые, а так будет что-то яркое и оригинальное.

— Конечно, берите! — обрадовался Солнышко, что хоть на что-то сгодилось его творчество. — А хотите, я и ваш портрет нарисую? Но не сейчас…

— Ловлю на слове, — усмехнулся доктор, забирая рисунок. — Постой, не беги. У нас к тебе дело.

На последних словах Серапионыч конспиративно понизил голос, так что и Солнышку, и Наде с Васяткой пришлось податься чуть вперед, чтоб его расслышать.

— Солнышко, ты умеешь хранить важные государственные тайны? — чуть не шепотом спросил доктор.

— Не знаю, но думаю, что да, — честно ответил Солнышко. А Наде подумалось, что если доктор решился открыть юному художнику всю правду, то это было бы не так уж глупо: во всяком случае, Лиственницын-младший наверняка воспринял бы ее с куда большим доверием, чем Лиственницын-старший.

Но то, что сообщил Серапионыч, стало для Чаликовой воистину откровением:

— Дело в том, что эта очаровательная молодая дама на самом деле служит в разведке.

— В какой — американской? — не то восхитился, не то ужаснулся Солнышко.

— Нет-нет, ну что ты, в нашей, конечно, в нашей, — поспешно и чуть испуганно ответил Серапионыч.

— Как радистка Кэт?

— Н-ну, что-то вроде того, только без рации. И вот в этой-то связи нам понадобится твоя помощь.

— И что я должен делать?

— Быть на связи. Наденька следит за вражеским шпионом, который прибыл в Кислоярск для совершения диверсионного акта, а Васятка ей в этом помогает. Ну и я немного, — скромно добавил доктор. — Консультирую, так сказать, в местной топографии. А поскольку ни рации, ни мобильного телефона у нас нет, то ты станешь нашим связным.

— Как это?! — у Солнышка загорелись не то что глаза, а даже ресницы.

— Очень просто. Сиди дома, но прислушивайся к телефону. Возможно, время от времени мы будем тебе звонить и передавать сообщения друг для друга…

Чаликова, которая поначалу изумилась и даже внутренне возмутилась неуемной фантазии доктора, произведшей ее в разведчицы, наконец-то отдала должное его предусмотрительности: и правда, как им еще связываться друг с другом, если наблюдение за Дубовым и его погубителями придется вести раздельно?

И тут же у Нади защемило в сердце, когда она вспомнила рассказ доктора о той беде, которая неминуемо должна была постигнуть Солнышко и всю его семью через какие-то пару месяцев. Надя не могла себе представить Солнышко, излучавшего свет и радость, лежащим в гробу среди лент и венков.

И, прощаясь, Надя надолго задержала в руке его теплую ладошку.

Чтобы как-то утаить от своих спутников, что творится у нее в душе, Чаликова раскрыла сумочку и стала перебирать ее содержимое. Кроме обычных дамских и журналистских принадлежностей (пудреница, диктофон и прочие мелочи), там хранилась вещь совсем иного рода, которая теперь неожиданным образом могла им очень пригодиться — а именно, шапка-невидимка. С ее помощью Чумичка вывел Надю и ее спутников незамеченными из терема Рыжего, прежде чем доставить на Горохово городище. Какими колдовскими уловками Чумичка ухитрился спрятать под одной шапкой троих, Надя не имела и понятия, но уже то, что в их распоряжении оказалось такое чудо-средство, делало их гораздо сильнее в предстоящей схватке с Глухаревой и Каширским. Впрочем, неизвестно еще, каким оружием снабдил злоумышленников чародей Херклафф…

Сложнее было с магическим кристаллом, который путешественники оставили на квартире Серапионыча, засунув поглубже в чаликовский саквояж — Чумичка просил Надю спрятать его в «своем» мире, но вряд ли даже он мог предполагать, что его друзья совершат прыжок не только через миры, но и сквозь времена. И было неясно, как теперь следовало поступить с кристаллом — спрятать его в каком-нибудь глухом уголке или брать с собой в обратный путь?

От этих раздумий Надежду оторвало прикосновение Васяткиной ладони. Из дверей дома напротив появился ничем не примечательный подросток лет четырнадцати в джинсовых шортах и рубашке-"ковбойке". Через плечо у него было перекинуто яркое махровое полотенце. Сомнений не оставалось — это был тот же человек, что и на Солнышкином портрете. Хотя себе самой Надя призналась, что если бы просто увидела его где-нибудь в уличном многолюдстве, то вряд ли узнала бы в нем Василия Дубова.