Завтра утром - Джексон Лайза. Страница 34
РАЗ, ДВА, ТРИ,
ПЕРВЫХ УБЕРИ.
ИХ КРИКИ СЛУШАЙ,
МОЛИСЬ ЗА ИХ ДУШИ.
Это введение в курс дела. Убийца сообщал, что жертв будет несколько, даже несмотря на то, что Полин Александер умерла естественной смертью и уже давно лежала в земле. Насколько понимал Рид, убийца насмехался над ним, не давая информации, кроме той, что это лишь начало и будут еще жертвы. Бобби Джин и Полин — в начале списка.
ТИХО ХОДЯТ ЧАСИКИ — ТИК, ТАК. ДВА В ОДНОМ У НАС, ВОТ ТАК.
Две жертвы или… или убийца знал о ребенке?
Если так, должно быть три… один плюс два… Но ведь тел было только два. Может, это указание на Томаса Мэсси, который давно уже мертв? Если только Мэсси — действительно часть плана, а не случайный обитатель могилы, которую выбрал убийца.
— Думай, Рид, думай, — прорычал он. Здесь есть что-то еще, что-то со временем. Что? Убийца работает по расписанию? Он так организован? И зачем ему Рид? — Давай, идиот, соображай, — процедил он, записав содержание третьего послания:
РАЗ, ДВА, ТРИ, ЧЕТЫРЕ.
ИХ УЖЕ НЕТ В МИРЕ.
БУДЕТ ЛИ ЕЩЕ?
Очередная насмешка. Убийца играет с ним. Чувствует свое превосходство. Задает вопрос в последней строчке. Но что-то не складывалось, и это беспокоило Рида. «Раз, два, три, четыре». Как детская считалка, но это также и намек на количество трупов. Четыре жертвы — то есть в их число входят не только Бобби Джин Маркс и Роберта Питере, но и Полин Александер, и Томас Мэсси. Иначе зачем считать до четырех? Если только убийца не играет с тобой и нет еще двух жертв, спрятанных в чужих гробах, которые ты еще не раскопал.
— Черт, — пробормотал он и порадовался, что может передать эту записку психологу из ФБР. Федералы с ней попрыгают.
Он забарабанил пальцами по столу, снова просмотрел отчеты по делу, проверил почту и обнаружил предварительный отчет по Томасу Мэсси. Афроамериканец, четверо детей рассеяны по разным уголкам страны, пожилая жена живет за городом в небольшом домике. Мэсси долгие годы был привратником в частной школе и дьяконом в местной церкви. Его жена Беа воспитывала детей и подрабатывала бухгалтером. По всей видимости, у Мэсси никогда не было проблем с законом, и они с женой прожили в браке сорок пять лет до самой его смерти.
Роберта Питере, шестьдесят три года, вдова. Детей нет. Жила одна в старом доме, который они с мужем занимали с 1956 года. Муж умер за четыре года до нее.
Как же связаны жертвы? И связаны ли вообще?
…будет ли еще?
Рид стиснул зубы. Убийца явно не собирается останавливаться. Ограничится ли он определенным числом? Видимо, нет. Это риторический вопрос. Ублюдок не прекратит своих смертоносных игр, пока полиция не поймает или не убьет его. Рид надеялся на последнее.
Может, повезет и эта честь выпадет ему.
Глава 13
— Ты не хочешь остаться на обед? — спросила Шарлин Жилетт. Она была очень бледна и весила не больше ста фунтов, но макияж ее был безукоризненным. Она восседала на подушках у окна, выходящего на сады с террасами поместья Жилеттов. На улице было темно, но кусты освещались фонарями, специально расположенными у кирпичных стен. На кухонном столе, возле букета «райских птиц», лежал утренний номер «Сентинел», открытый на статье Никки; на нем покоились забытые очки для чтения.
— Что значит — «не хочу», мама? — ответила Никки, ее желудок чуть не стонал от пряного аромата мяса в горшочке, который доносился из духовки. На столе остывал пирог с пеканом, на плите варилась картошка. Сандра, наполовину горничная, наполовину сиделка, делала салат со шпинатом, грушами и голубым сыром. Никки стояла у стола, подбирая кусочки орехов, которые еще не попали в миску.
— Ты всегда куда-то торопишься. Что случится, если ты сядешь и поешь с нами?
— Ничего, конечно, — но Никки уже собиралась сделать новые ключи от квартиры, потому что кто-то к ней недавно забрался, — маленькая тайна от родителей. Иначе они забеспокоятся и будут настаивать, чтобы она пошла в полицию или пожила у них… а это не выход.
— Не знаю, когда ты отдыхаешь, — озабоченно произнесла Шарлин.
— Это не в моих правилах.
— Вся в отца.
Сандра подняла бровь, высыпая горсть орехов на шпинат.
— Это плохо?
Мать не стала отвечать прямо. Вместо этого стиснула пальцы, словно вспомнила что-то важное.
— Кстати, дорогая, угадай, кто сюда недавно заезжал?
— Не знаю, — честно сказала Никки. — У тебя слишком много знакомых.
— Это не мой знакомый. А твой… то есть бывший знакомый.
— И кто? — спросила Никки без особого интереса.
— Шон, — ответила она, в глазах мелькнул огонек, и Никки застонала про себя.
— Шон Хок? Что ему было нужно?
— Просто заехал меня навестить. Ты же знаешь, мы с его мамой вместе ходили в школу.
Никки помнила. Хотя лучше бы не помнила.
— Он спрашивал о тебе.
— Мы уже разговаривали.
— И что? — Мать подняла бровь.
— И ничего. Он хотел встретиться. Меня эта мысль не порадовала.
— Да? А мне Шон всегда нравился. — Она подняла руки к голове, словно защищаясь от удара. — Знаю, знаю. У вас не сложилось. Он увлекся другой, но ведь тогда вы были так молоды. Может быть, сейчас…
— Нет, мама, никогда, и поверить не могу, что ты это говоришь. Шон всегда был и остается подлецом. Разговор окончен. — Никки почувствовала невольное раздражение. Похоже, Шарлин считает ее старой девой, потому что ей уже за тридцать. Это просто смешно. — Отцу он никогда не нравился, — заметила она и краем глаза увидела, что Сандра коротко кивнула.
— Твой отец ко всем относится с подозрением. — Шарлин скрестила руки на узкой груди. Губы решительно сжались в тонкую ленту, которую Никки слишком часто видела на ее лице. — Все оттого, что он занимается уголовщиной и каждый день видит преступников.
Никки услышала, как открывается дверь гаража:
— Легок на помине.
Мать непроизвольно выпрямилась, как если бы потягивалась, и Никки кольнула грусть. Что же случилось с ее родителями, которые в молодости танцевали и смеялись, глаза их светились, когда они шутили, стараясь перещеголять друг друга? Они были преданы друг другу, хотя и независимы, и прежде всего уважали друг друга. Они были великодушны и счастливы. Любили друг друга, даже после рождения четверых детей и двадцати лет совместной жизни. И их счастье разрушилось, сломалось со смертью Эндрю и их чувством собственной смертности. Возраст и печаль лишили Шарлин юмора и жизненной силы, и те же демоны не обошли стороной и отца.
Сандра смахнула последние крошки орехов, и достопочтенный судья на пенсии Рональд Жилетт распахнул дверь из гаража и появился в кухне, освещенной теплым светом.
У него были румяные щеки, уже постоянно красный нос, голубые глаза сверкали, несмотря на лопнувшие сосудики. Некоторые считали, что он похож на Санта-Клауса, но Никки он напоминал Берла Айвса в роли Большого Папы в старом фильме «Кошка на раскаленной крыше».
— Привет, Петардочка! — прогремел он и заключил младшую дочь в медвежьи объятия, которых она, впрочем, и ожидала. От него пахло сигарами, ржаным виски и дождем. — Значит, ты наконец попала на первую страницу! Поздравляю! — Очередное объятие.
Когда он выпустил ее, Никки широко улыбнулась:
— Ключевое слово — «наконец». Большой Рон хихикнул:
— Похоже, дела у тебя пошли на лад.
— Пока да.
— Что ж, думаю, нам стоит за это выпить. Шарлин?..
— Нет. — Она покачала головой, стараясь скрыть неодобрение.
— А ты-то будешь? — спросил он Никки.
Она вспомнила о назначенной встрече с Клиффом.
— Как-нибудь в другой раз, папа. Мне нужно работать.
— Ну, всего стаканчик. — Он уже направился в комнату. Мать перевела взгляд на темные окна, и Никки увидела в них бледное отражение Шарлин; в этом призрачном образе читались боль и осуждение.
— Мама, как ты себя чувствуешь? Шарлин моргнула, выдавила улыбку.
— Прекрасно.
— Не надо меня обманывать, ладно? — Никки уселась рядом на подушку и обняла мать. От Шарлин пахло духами и пудрой. — Вчера ты была у врача. Что он сказал?