Записки палеонтолога. По следам предков - Верещагин Николай Кузьмич. Страница 5
Рис. 4. На отмели левого берега лежали черепа древних вояк со следами сабельных ударов. Фото автора, 1950.
Дня через три мы продали по дешевке нашу верную «Сайгу» местным авиаторам. Упаковавшись и сдав коллекции, мотор и снаряжение в багаж водным путем, мы с боем отвоевали у команды футболистов два места на маленький самолетик до Астрахани. Первый палеонтологический разрез через зоны степи и полупустыни был с успехом выполнен.
Обработка палеонтологических коллекций и привязка добытых данных к современным ландшафтным зонам рассказали нам о сдвигах границ прикаспийских пустынь, полупустынь и степей на протяжении нескольких последних десятков тысячелетий. Собранные материалы послужили основой для дальнейшей работы. Видовой состав и соотношение костей крупных видов зверей мамонтовой фауны, косточек различных грызунов, например полевок — пожирателей сочной травы — и засухоустойчивых зерноедов: тушканчиков, песчанок, отчетливо показывали поэтапное оживление и опустынивание равнин Прикаспия, освобождавшихся из-под морских вод в послеледниковую эпоху. Представилась даже возможность палеонтологического обоснования истории возникновения в северном Прикаспии устойчивого очага чумных эпизоотий, главными носителями которых были суслики и песчанки.
Собранные нами обломки неолитической керамики с ямочным орнаментом, изящные микролитические наконечники стрел и ножевидные кремневые пластинки свидетельствовали также о яркой вспышке человеческой культуры в эпоху расселения каких-то племен по северному Прикаспию несколько тысячелетий тому назад. В коллекционных лотках лежали как бы новые странички далекой истории животного мира и древнего народа степных пространств юго-востока великой Русской равнины.
Дома из бутылок, из консервных банок, бочек из-под бензина и других подручных материалов уже не изумляют нас ни эксцентричностью, ни оригинальностью исполнений. Труднее представить себе хижину из черепов мамонтов.
Летом 1955 г. украинский академик С. Н. Бибиков пригласил меня в комиссию по изучению остатков какого-то сооружения — «комплекса» из костей мамонтов, открытого близ села Мезин севернее Чернигова. Мезинское поселение было открыто еще в 1908 г., и при последующих раскопках на нем обнаружились четыре «завала» костей, которые так и не были опознаны прежними археологами в качестве сооружений особого назначения. Уцелевшая от прежних раскопок часть Мезинского палеолитического поселения изучалась археологом И. Г. Шовкоплясом совместно с профессором И. Г. Пидопличко.
Ранним прохладным утром наша комиссия вышла на край глубокого оврага, широким устьем открытого к долине Десны. На его левом склоне южной экспозиции перед нами предстал большой раскоп. Стена палевых лессовидных суглинков девятиметровой высоты четко разделялась на два горизонта. Верхний слой темного суглинка, мощностью в 2 м, падал под углом 15° к днищу оврага.
В светлом нижнем слое палевого лёсса залегал большой завал крупных серых костей. Он был тщательно расчищен на площадке 25×25 м. По окружности, диаметром в 6 м, располагались частью поставленные на затылок, частью закопанные в грунт рострами 18 черепов некрупных мамонтов. Их лобные поверхности были обращены внутрь сооружения. По периферии и внутри завала лежали вниз зубами нижние челюсти, а также бивни, лопатки, плечевые, локтевые, бедренные и бердовые кости, позвонки мамонтов, рога северных оленей. В пяти метрах к юго-востоку виднелись расчищенные остатки трех скелетов волков. С южной, «фасадной», стороны в расположении черепов имелся свободный промежуток метровой ширины, а два больших слабо изогнутых бивня, обнаруженных на этом участке, вызывали догадку о том, что они, находясь в альвеолах двух противостоящих черепов, обрамляли когда-то аркоподный вход.
По окружности костного завала на маленьких грунтовых пьедесталах лежали расчищенные ножами и кисточками остроконечники, ножевидные пластинки и скребки из черного и сизого кремня. Внутри завала, на его днище, были видны три очажных пятна, запас охры, браслет из пластинок бивня и мелкие предметы культового значения. Как оказалось при позднейших подсчетах, на постройку было израсходовано свыше 300 костей крупных животных: 32 мамонтов, нескольких северных оленей, одного носорога и пяти волков.
Пояснения нашей компании археологов, историков и палеонтологов давал профессор Иван Григорьевич Пидопличко, который не сомневался в том, что демонстрируемый «комплекс» был не чем иным, как основанием и каркасом разрушенной зимней хижины. Через несколько лет Пидопличко действительно соорудил из снятых здесь черепов и костей хижину, походящую на чукотскую ярангу. Она была установлена в одном из холлов музея Института зоологии АН УССР и в разобранном виде возилась даже на промышленную выставку в Японию. К сожалению, для выводки стен из нижних челюстей и потолка из бивней и рогов пришлось прибегнуть к довольно мощному внутреннему железному каркасу. Что же произошло бы с этим сооружением при обтяжке его тяжелыми намокающими при каждом дожде шкурами лошадей, бизонов и, не дай бог, самих мамонтов! Для неискушенного наблюдателя было несомненным, что стоячие бивни могли быть только украшением — не более. Основная тяжесть ложилась безусловно на мощный деревянный каркас, а кости лишь прижимали сверху тяжелые шкуры. Кстати, при реконструкции «жилища» выяснилась одна пикантная деталь: оказалось, что высота потолка «хижины» равнялась 260 см, а полезная площадь пола — 20 м2. Таким образом, «потолочная норма» современных малогабаритных квартир была выработана архитекторами уже в каменном веке.
Часам к 10 утра солнце полностью высветило всю площадку, и нагревшиеся стены раскопа стали пылать жаром. Наши фотографы и я сам щелкали со всех сторон затворами камер, выбирая наиболее эффектные ракурсы (рис. 5).
Большинству из нас был малопонятен источник, из которого брались кости для сооружения хижины. И. Г. Пидопличко считал, что весь строительный материал был результатом охоты, во время которой было уничтожено целое стадо мамонтов. Однако в то же время он отметил, что материал «хижины» разновременен, да еще частично погрызен хищниками до того, как был использован для постройки. В древности, предполагал он, нечем было расчленять деревья, и поэтому для стройки использовался готовый подручный материал — кости и черепа охотничьих животных. Однако таскать к стоянке тяжелые вонючие черепа, а затем и жить среди них вряд ли доставляло большое удовольствие. Не вернее ли, что где-то поблизости находилось природное «кладбище» десятков и сотен мамонтов, погибших и погибавших от наводнений, и полностью мацерированные и подсохшие черепа выбирались оттуда?! Ведь такой принос трупов мамонтов мог совершаться ежегодно древней Десной. В устье мезинского оврага или в ближайшей старице могли каждой весной скапливаться туши волосатых гигантов, забитые туда волной.
Вечерком в холодке, снимая эстампы со стертых поверхностей зубов всех доступных черепов, я задумывался главным образом над вопросом причин относительно хорошей сохранности костяных руин. Архитектурный комплекс проблематичного назначения уцелел на протяжении 10 и 15 тысячелетий. Будь он сложен из камня, он мог бы сохраниться и миллионы лет, но ведь кость на открытом воздухе трухлявеет и разрушается полностью в течение нескольких десятилетий. Между тем черепа и кости мезинских мамонтов были светло-серого цвета и мало потрескались от атмосферного выветривания. В носовой скважине одного из черепов мамонтов И. Г. Пидопличко обнаружил следы древней дневки совы, вероятнее всего домового сыча. Там залегали характерные погадки с косточками грызунов. Оказывается, эта миловидная совка умела использовать человечьи постройки уже в каменном веке, но, конечно, после того как сооружение было надолго или навсегда покинуто хозяевами...
