Пруд - Шерфиг Ханс. Страница 10

Для большинства из нас «однодневка» — слово литературного происхождения, не имеющее отношения к живому организму, так как еще с древних времен оно употребляется для обозначения всего краткого и преходящего. Да и немногие видели поденок воочию. Но существование их в природе — бесспорно. Они, правда, не мухи и не четвероногие, как думал Аристотель; однако век их действительно короток, он длится сутки, а иногда и три-четыре часа.

Такой скоротечной жизни предшествует длительное развитие. Будучи личинками, поденки год, а то и два пребывают в воде: они могут жить и в стоячих водоемах, и в текучих, и в прибойной зоне озер (например, озера Эсрум); одни виды зарываются в донный ил, другие свободно плавают; некоторые ведут себя как хищники, некоторые — как вегетарианцы.

В июне поденки появляются из воды после двойного превращения: сначала плавающая личинка становится крылатым насекомым с закрытыми половыми органами, а спустя час оно еще раз сбрасывает кожицу и выходит из воды уже половозрелой взрослой поденкой, которой суждено прожить лишь несколько часов.

Ради этих кратких минут пребывания в воздухе маленькое, почти невесомое существо снабжено и органами чувств сложного устройства, и необычным аэростатическим приспособлением (эту роль выполняет кишечник), и балансирным стержнем, и управляющим устройством. У поденки есть двойной половой орган и два половых отверстия. Все так нежно и хрупко, что страшно дотронуться. Но с помощью лупы можно кое-что разглядеть. Например, удивительные глаза. Словно бы для того, чтобы побольше увидеть в немногие отведенные ей часы жизни, поденка смотрит на мир семью глазами. Спереди три глаза примерно такого же строения, что и наши; кроме них имеются еще два больших боковых, это сложные фасеточные глаза; а наверху, над боковыми, — еще по глазу, желтого или рубинового цвета. Цветные глаза, по мнению специалистов, — особо чувствительные к свету оптические устройства, «включающиеся» с наступлением темноты.

У поденки есть ротовое отверстие, но она им не пользуется. Есть кишечный канал, но он совсем не функционирует. Всю свою недолгую жизнь эти насекомые посвящают брачным танцам.

В летние вечера на лугах у озера Эсрум собирается особенно много поденок. Будто облако или пар, они то поднимаются вверх, то медленно опускаются. Они спариваются в воздухе, соединяются в небесной выси. Самец обнимает самку и позволяет ей нести себя. В таком блаженном состоянии они опускаются к земле.

После приземления самка, не теряя времени, откладывает яйца в воду. Из двух половых отверстий их выпадает огромное количество. Выполнив свой долг, поденки тут же умирают и остаются лежать распростертыми на воде рядом с яйцами-комочками.

Говорят, соловьи не поют после Ивана Купалы. Возможно, что это и так. Но у поэта Ханса Хартвига Сеедорфа ^[22] они разливаются трелями и тогда, когда под высокими звездами созревает хлеб, когда яблоки наливаются соком и сладостью; написано красиво, но явно противоречит естественным законам. Когда в Зеландии ^[23] созревают яблоки, соловьи уже месяца два как улетели.

А сейчас они еще поют и мешают спать по ночам. У пруда их живет несколько, один — совсем недалеко от дома. Его гнездо находится на земле среди высоких сорняков под ежевичными лозами; сложенное из засохшей листвы, смешанной с соломой, оно имеет весьма неопрятный вид. В первые дни июня там лежало пять яиц, коричневых и блестящих, словно лакированные. Но сейчас малыши уже выросли.

Соловьи поют не только по ночам, а часто и в утренние часы. Тогда-то и можно их рассмотреть. Соловей вовсе не пуглив, как это принято считать, и подпускает к себе на довольно близкое расстояние. Когда соловей поет, кажется, он вот-вот лопнет от напряжения. Голос у него звонкий и слышен за несколько километров, а пение может длиться часами. Только зеленые лягушки способны соперничать с маленькой серенькой птичкой по выносливости и силе голоса.

В немецком энциклопедическом словаре Мейера я прочитал, что в Дании соловьи не живут. Те же птицы, которых мы, датчане, принимаем за них, по мнению автора, «так называемые соловьи» и никоим образом не могут равняться с «настоящими». Дело в том, что в Европе встречаются два вида: северный и южный соловей. Наш северный — хорошо известный всем — не появляется за Лим-фьордом. Но он и есть тот, настоящий, соловей, прославленный на весь мир X. К. Андерсеном. Смешно было бы называть эту сказку «Так называемый соловей» ^[24].

Сведущие люди говорят, будто и поют эти два вида по-разному. Южный соловей не издаст клохчущих звуков, характерных для наших соловьев. Соловей, о котором писал Аристотель 2200 лет назад в своем трактате по естествознанию, был, без сомнения, южный, ненастоящий; но его тоже ценят за пение. Аристотель установил, что у самки и самца голоса одинаковы, но самка, высиживая птенцов, молчит. Он утверждает еще, что у южного соловья язык имеет не такой острый кончик и что соловей поет непрерывно, день и ночь, пятнадцать суток подряд, но что к лету голос его меняется и приобретает иной тембр, поэтому на юге его принимают за другую птицу.

Подобного рода изменения с нашими соловьями не происходят. Но их трели не менее переливчаты и разнообразны, чем у южных; каждая птица талантлива по-своему, имеет собственный репертуар. Обо всем этом узнаешь, когда бодрствуешь ночью и слушаешь здешнего соловья.

Уровень воды в пруду за последнее время понизился, несмотря на прошедшие летом дожди. Зима была малоснежной, весенние месяцы — необычайно сухими, и пруд уменьшился в объеме. Большие камни, невидимые ранее, теперь торчат островками. Растения, прежде покрытые водой, сейчас оказались на суше: частуха с белыми легкими цветками-стеблями, трифоли с тройчатосложными листьями и кистями беловато-розовых цветов, маленький белокрыльник, который еще называют болотным корнем. А вокруг них плотной зеленой стеной — ирис и рогоз.

Некоторые водные цветковые растения, лютик например, оказываясь на суше, меняют форму. А у некоторых есть два вида листьев: погруженные в воду — остроконечные и вялые и торчащие в воздухе — круглые и твердые. В какой-то сотне метров от пруда лежит еще несколько водоемов, но уже с иной флорой. Местность Асминнеред, нужно сказать, весьма богата и озерами, и ручьями, и прудами; любопытно, что каждый из них таит в себе нечто свое, только ему присущее. Многое, конечно, зависит от содержания извести в воде, от освещенности, от глубины и т. д. Но чистая ли это случайность — то, что один пруд покрыт плавающим рдестом, другой — белыми кувшинками, третий — раковой клешней, или телорезом, с острозубчатыми и жесткими, как у алоэ, листьями, а четвертый — белыми водяными лютиками? До чего соблазнительно — взять и дополнить флору своего пруда растительностью других водоемов, пусть даже искусственным путем, хотя необходимости в этом нет и по законам природы такое делать нельзя.

Вода в пруду не отражает больше голубое небо, она теперь зеленая, как настоящая лесная лужайка, ковер из плавающих водных растений. Первой, конечно, разрастается ряска. А потом — желтые кубышки (те, которые привлекают насекомых) и белые кувшинки (они без меда); плавающий рдест и земноводный гречишник с цветами, похожими на крошечные елочные свечи; и водокрас, или лягушечник, напоминающий миниатюрные лилии, с листочками величиной в небольшую монетку и белыми цветками, изредка выбрасывающими семена, — водокрас, как и земляника, размножается усиками, которые осенью опускаются на дно.

Водоросли поднимаются со дна большими хлопьями и лежат на воде, словно зеленая вата, поддерживаемые воздушными пузырьками. Прямо-таки тропическая пышность… В пруду свой микроклимат, там теплее, чем на суше; но флора водоемов по сравнению с наземной на редкость однородна по составу в большей части света.