Сад Эдема - Ларичев Виталий Епифанович. Страница 7

Помощники Буше де Перта, рабочие из песчаных карьеров, видели, конечно, бескорыстное увлечение человека, который в зной, холод и слякоть собирал камни. Землекопы сочувствовали ему и всячески стремились помочь. Но, наверное, слишком часто повторял Буше де Перт о том «единственном», чего ему теперь недоставало — какой-нибудь частице скелета древнейшего человека. Такая кость не попадалась, и нетерпеливый Буше де Перт допустил ошибку: назначил вознаграждение в 200 франков (сумму по тем временам немалую) тому, кто первым найдет кость допотопного человека.

Корысть часто обращает святое дело в черное. Но мог ли Буше де Перт подозревать коварство, когда 23 мая 1863 г. собственноручно извлек из слоя песка в Мулен-Киньоне нижнюю челюсть человека?! Конечно нет. И он с присущей ему решимостью объявил об открытии, не отдавая себе отчета, что невольно начинает новый тур ожесточенной, но на сей раз обреченной на неудачу борьбы. А она не замедлила вспыхнуть, причем к его удивлению к находке предельно скептически отнеслись не только его противники в лице Академии и Института Франции, но и добрые друзья, в том числе Лайель, Фальконер, Приствич… К тому же Фальконер, который вскоре посетил Мулен-Киньон, сразу же заподозрил неладное: он заметил обывателей, которые усердно оббивали камни, сидя перед дверями своих домов. На вопрос, зачем они делают это, один из них простодушно ответил: «Я делаю кельтские топоры для господина Буше де Перта». Как оказалось, рубила затем подбрасывали в слой, который в то время раскапывали Буше де Перт или его помощник Никола Алатр.

16 апреля 1863 г. абвильские археологи встретились с Фальконером и Приствичем. Буше де Перт услышал приговор: рубила из Мулен-Киньона подделаны, а челюсть подброшена. К такому же выводу пришли английские геологи. Затем 9 мая того же года последовала ожесточенная схватка в Париже, на заседании в Музее естественной истории. Все были единодушны в том, что камни подделаны, а челюсть принадлежит современному человеку. Шумиху подхватили газеты.

Рационалисты англичане, не склонные решать проблему, основываясь на эмоциях, распилили челюсть и тщательно изучили ее части. Итог исследований был для Буше де Перта обескураживающим; 4 июля 1863 г. в журнале «Атенеум» Кипер объявил: челюсть принадлежала человеку XVIII в. Процент содержания фтора тоже оказался слишком низким, чтобы допустить глубокую древность находки. Затем, как бы теперь сказали, «частные детективы» докопались до подробностей происшествия: рабочий Васер под нажимом их сознался, что он подбросил челюсть и оббитые им самим камни.

Стоит ли говорить о том, что когда в 1864 г. Буше де Перт сообщил об открытии еще одной челюсти, то уже никто не принял его сообщения всерьез. В 1870 г. Чарлз Лайель назвал обе эти челюсти «фальшивыми», то есть подброшенными.

Минорные тона этой скорбной истории скрашивает лишь одна трагикомическая деталь: небезызвестный секретарь Академии наук Эли де Бомон, десятилетия высмеивавший Буше де Перта и, наконец, осознавший, что он, как и академия, попал впросак, при сообщении об открытии челюсти поспешил исправиться, чтобы окончательно не прослыть ретроградом, — в мае 1863 г. в академическом журнале «Compte Rendu de l’ Academie des Sciences». Эли де Бомон известил читателей об открытии Буше де Пертом подлинной челюсти допотопного человека! Вот уж поистине — из огня да в полымя…

Но французская Академия наук так и не простила Буше де Перту своего унижения; после его смерти в 1868 г. деятели ее (возможно, не без нажима церкви) потребовали, чтобы семейство абвильского упрямца припрятало «подальше от греха» сочинения покойного!

Между тем новые, материалистические идеи по вопросам древности человека и его происхождения продолжали наступать на отжившие представления. Биологи довершили сокрушительный удар: в 1859 г. Чарлз Дарвин опубликовал книгу «О происхождении видов путем естественного отбора». И хотя в ней специально не затрагивался вопрос о происхождении человека, как «предмет, окруженный предрассудками», для всех стало очевидным, что человек неумолимо подводится под те же законы развития, которые лежат в основе эволюции всего остального животного мира. Томас Гексли, ближайший соратник Дарвина, вскоре восполнил этот пробел, написав книгу, уже специально посвященную проблеме происхождения человека от обезьяноподобного существа. А немецкий биолог Эрнст Геккель в сочинении «Естественная история мироздания» попытался восстановить родословное древо рода человеческого, впервые провозгласив существование в далеком прошлом промежуточной формы, связывавшей в единую цепь антропоидную обезьяну и человека. Эта форма, питекантроп (обязьяночеловек), пока не открыта наукой (вот оно, «как бы незаполненное место» Ламарка!), поэтому ее можно назвать missing link — «недостающее звено».

В 1871 г. с открытым изложением своих взглядов на проблему происхождения человека, «самую высокую и наиболее интересную для натуралиста», выступил Дарвин: «…Земля долго готовилась к принятию человека, и в одном отношении это строго справедливо, потому что человек обязан своим существованием длинному ряду предков. Если бы отсутствовало какое-либо из звеньев этой цепи, человек не был бы тем, кто он есть… От обезьян Старого Света произошел в отдаленный период времени человек, чудо и слава мира». Можно представить негодование обывателя, читающего следующие строки великого ученого: «Я старался по мере сил доказать мою теорию, и, мне кажется, мы должны признать, что человек со всеми его благородными качествами, с его божественным умом, который постиг движение и устройство солнечной системы, словом, со всеми высокими «способностями, все-таки носит в своем физическом строении неизгладимую печать низкого происхождения».

Дарвин иронически увещал оскорбленное тщеславие филистера, не желавшего покинуть воздвигнутый себе пьедестал и снизойти до родства с обезьяной: «Стыдиться здесь, право, нечего. Самый скромный организм все же несравненно выше неорганической пыли под нашими ногами; неизвращенный ум не может изучать живое существо, даже самое низшее, без удивления перед его чудным строением и свойствами!»

Такую сатиру на дарвиновскую теорию эволюции человека поместил на своих страницах английский журнал «Punch’s Almanack» (1882 г.)

Что могли противопоставить такой сокрушительной атаке сторонники божественного происхождения человека? По существу, ничего, кроме плоских выходок вроде знаменитой реплики епископа Вильберфорского в адрес Гексли, брошенной в ходе публичного диспута в зале Британской ассоциации наук: «Мне хотелось бы спросить вас, мистер Гексли, действительно ли вы считаете, что вашими предками были обезьяны? А если все так, то мне интересно узнать, с какой стороны вы происходите от обезьяны — со стороны дедушки или бабушки?» Довольный своим остроумием епископ услышал в ответ такие слова: «Человек не имеет причины стыдиться, что его предок — обезьяна. Я, скорее, стыдился бы происходить от человека суетного и болтливого, который, не довольствуясь сомнительным успехом в собственной деятельности, вмешивается в научные вопросы, о которых не имеет никакого представления, чтобы только затемнить их своей риторикой и отвлечь внимание слушателей от действительного пункта спора ловкой спекуляцией на религиозных предрассудках…»

Но что оставалось делать епископам? Еретика не сожжешь и язык ему не вырвешь — времена уже не те. Не на прошлое ли намекал Уотсон, когда, вторя Томасу Гексли, писал: «Я скорее желал бы быть потомком маленькой храброй обезьянки, которая не побоялась броситься на страшного врага, чтобы спасти жизнь сторожа, чем быть потомком дикаря, который наслаждается мучением своих противников».

Однако богословы не только отшучивались. Они стремились примирить с Библией то, что стало трудно отрицать. Вот несколько тому примеров.