Английская наследница - Джеллис Роберта. Страница 10

— Прекрасно, — заметил Роджер. — Стало быть, не так страшно пойти в «Отель де Виль» за разрешением на устройство мастерской. Я бы хотел сам поговорить с кем-нибудь из людей Маро.

Фуко внимательно посмотрел на своего гостя, в глазах его мелькнуло подозрение. Однако после некоторого размышления он подумал, что ничто не мешало Роджеру пойти к Маро тайно, ведь необходимости говорить об этом не было. К тому же, оценив разговор, Фуко убедился, что никто кроме него не пострадает, даже если Роджер заодно с Маро.

— Думаю, что это не опасно для вас. Самое страшное — то, что у вас заберут ружья. Худшее, что принес нам ап-cien regime, — превратил таких людей, как Маро, людей со светлыми идеями и с самыми что ни на есть благородными целями, в кровожадных монстров.

Радужные надежды Леонии и Генри на побег заметно потускнели. У них не было возможности осуществить свой план. Луи не приходил за Леонией и, более того, она не могла склонить его к тому, чтобы он зашел в погреб, когда приносил еду. В первый раз, когда он отдал Леонии суп и хлеб через узкую щель, она не очень забеспокоилась. Луи и раньше так часто делал.

Отец был за дверью, готовый к действию, но если Луи войдет, Леония не хотела прибегать к подобным приемам. Она не посвящала Генри в свой план. Девушка надеялась, что сможет убедить отца в том, что Луи сам отдал ей ключи, или в том, что она украла их, не признаваясь, что она его любовница.

Но прошло два дня, затем три, а Луи все не приходил. На четвертый день, когда он передавал еду, Леония робко позвала его.

— Луи, ты сердишься…. — начала она. Но он не дал закончить, покачал головой и тут же закрыл дверь. У Леонии от страха сильно забилось сердце и перехватило горло. Неужели они приговорены? Не мог ли кто-нибудь их подслушать? Нет, они говорили только по-английски, правда, это могло показаться подозрительным. Леония постаралась вспомнить, не было ли когда-нибудь в погребе темнее, чем обычно, когда кто-то мог подслушать у окна, но ничего подобного припомнить не могла. Может быть, она как-то выдала свои мысли Луи? Но он никогда не обращал на нее достаточно внимания, чтобы заметить даже то, что она хотела. Леония прикусила губу. Похоже, что Луи превзошел самого себя и понял, что он может нажить себе неприятности. Если так, то первым делом он должен показать, что суров к заключенным.

Леония немного успокоилась, опустилась на пол рядом с отцом и разломила хлеб. Хлеб был свежий! Она понюхала суп, обычно она старалась этого не делать. Не только аппетитный запах, но и содержимое было густое и больше напоминало тушеное мясо, чем суп. Страх тут же вернулся. Что если они едят последний раз в жизни? Чтобы Маро проявил такую доброту, такого быть не может. Но трудно представить, что и Луи подумал бы о таком благородном жесте. Он, скорее всего вообще не принес бы им никакой еды перед казнью.

— Как хорошо, правда, папа?

— Еще бы. Такая же еда была вчера. Разве ты не заметила?

— Нет, — Леония очень удивилась. Как могла она такое не заметить?

— Я тебе об этом говорил, и ты согласилась. Ты, должно быть, забыла.

— Да-да, сейчас вспомнила. Я думала о другом.

Еще бы, ведь вчера она была уверена, что Луи придет за ней. Леония была так возбуждена и напряжена до предела, обдумывая и передумывая каждый свой шаг, что могла глотать и камни, не заметив. Она и в самом деле помнила, что отец обращался к ней во время ужина, но отвечала машинально. Но если еда была хорошей вчера, то…

— Интересно, почему? — выдохнула Леония.

— Уверен, что бедняга старается изо всех сил, чтобы достать нам хорошую еду, когда может, — ответил Генри, удивленный реакцией дочери.

Леония не стала спорить, хотя думала иначе. Генри подумал и покачал головой.

— Боюсь ошибиться, но думаю, что это мои друзья дают ему деньги, чтобы он покупал нам хорошую еду. Раньше они, наверное, боялись обратиться к нему или сами были в тюрьме.

Леония прикусила губу. Можно и не говорить отцу, что если бы кто-нибудь и дал Луи деньги, то он без зазрения совести положил бы их к себе в карман.

На самом деле, Генри был ближе к истине. Луи и вправду заплатили, чтобы он хорошо кормил узников. Причина, по которой он взял деньги, была в том, что он хотел видеть их достаточно крепкими, чтобы они послужили его целям. Он не был таким уж законченным бессердечным чудовищем, как думала в своей ожесточенности Леония. Конечно, он не стал бы рисковать из-за нее и, не задумываясь, принес бы ее в жертву ради собственной выгоды. Но когда подвернулась возможность получить то, что он хотел, он не возражал заодно оказать хорошую услугу и Леонии. Леонию и Генри кормили так, чтобы они могли бежать. Луи хотел бы, чтобы они удрали. Так он убьет двух зайцев: Маро будет слеп к тому, что тот делает, и поведение его станет еще более невыносимым для горожан. Луи сделал это в основном из-за того, что всегда был настороже, выискивая, что можно обернуть себе на пользу, частью по чистой случайности. После разговора с Фуко Роджер отправился в «Отель де Виль», чтобы навести справки об открытии магазина. Его вопросы были встречены с удивлением и подозрительностью, против чего Роджер не возражал. Один клерк посылал его к другому. Каждый боялся признаться, что он не знает, нужно ли разрешение. Не нашлось желающих взять на себя ответственность дать такое разрешение.

Обсуждение и перепроверки тянулись, и Луи пришел, чтобы закрыть и проверить кабинеты перед уходом служащих. Все знали о его дружеских отношениях с Маро, поэтому решили узнать его мнение по делу Роджера. Свое удивление Роджер постарался скрыть. Мелкие служащие слишком чинопочитаемы, чтобы спрашивать мнение какого-то привратника или ночного сторожа. Итак, Луи имел больший вес, чем казалось, из-за его отношений с Маро. Роджер понял, что к Луи прислушивается революционный лидер города.

Роджер взглянул на Луи, когда тот разговаривал с одним из служащих. Слишком молод, чтобы… Нет, эти морщинки у глаз и рта говорили о многом… Роджер обратил внимание и на манеры. Никакого высокомерия, приятен и вежлив как с самым напыщенным, так и с самым мелким клерком. Умен, очень умен, заключил Роджер. О многом говорило и отношение к нему клерков. Они боялись Маро, но Луи им нравился, и беспокойства не вызывал. Луи вряд ли был шпионом Маро, по крайней мере, явным, и не среди служебного персонала. Сейчас все, что хотел знать Роджер, был ли Луи преданной собакой своего кумира или хитрой честолюбивой бестией.

На следующий день Роджер выяснил, что все его проблемы разрешены. Честному коммерсанту всегда открыта дорога в Салю, сказали ему. Следует только заплатить пошлину, как любому ремесленнику, и можно открывать дело в любом месте, где он пожелает. Роджер расплатился с благодарностью, протянув ассигнацию. Она была принята, но с неодобрением, показывающим, как мало веры имели люди к деньгам своего правительства. Роджер про себя улыбнулся. Он знал, как лучше пустить в ход золото и серебро, и чувствовал, что час для этого настал. Роджер улыбнулся Луи и предложил ему выпить.

Луи умен, но Роджер был умнее. Он умел распознавать, и обводить вокруг пальца людей, недаром он в совершенстве овладел юридической практикой. Как Луи играл с Маро, так и Роджер играл с Луи.

Тем не менее, Роджеру не все удалось. Он все еще верил, что сможет освободить де Коньеров, но после разговора стало ясно, что ему не удастся уговорить Луи выпустить Генри и его дочь, (Роджер знал, что Мари и ее младший сын умерли). Честолюбие Луи было сильнее простой жадности, и он был достаточно умен, чтобы понимать, что Салю — единственное место, где оно может воплотиться. Однако в завуалированной форме он дал понять, что побег можно устроить и другим способом.

Тем же вечером, основательно вооруженный, Роджер пошел в винный погребок в такой район города, какой честному ремесленнику лучше бы не знать. Его портной был бы жутко напуган видом его пиджака, уродливо перекошенного стопкой золотых монет в одном кармане и прекрасным револьвером Лоренцони в другом. Второй револьвер был в правом сапоге, тяжелая рапира с поцарапанным эфесом, что говорило о частом применении, висела на боку.