И.П.Павлов PRO ET CONTRA - Павлов Иван Петрович. Страница 77
Эти работы с печенью тесно соприкасались с рядом работ, имевших отношение к химизму тела. Однако интерес к химиз му вообще был небольшой у И. П., который весь свой пыл устре мил в сторону «нервизма», в сторону нервных связей организ ма. Так, один из его учеников (Миронов) исследовал причины секреции молочных желез. После перерезки всех нервных свя зей секреция продолжалась: ясно, тут имели дело с гормональ ными связями организма. И этого одного было достаточно, дабы оставить навсегда этот вопрос!
А все нервные механизмы исследовались до конца. И. П. сла гался в качестве научного деятеля во время быстрого развития изучения нервных связей, а о гуморальных связях в те времена болтали разные сказки лишь старые врачи. И это сказалось на всю жизнь. Эта склонность И. П. вполне хорошо объясняет, по чему он остановился на полпути в анализе действия кислоты на секрецию поджелудочного сока. Нервные связи предполагались априорно, и достаточно было удаться одному контрольному опы ту, дабы считать дело вполне показанным. Как раз мне поручил И. П. проверить данные Бейлиса и Старлинга о секретине. В его присутствии начали опыт, который дал полное подтверждение их взглядов. И. П. постоял, молча ушел в кабинет и через пол часа вышел и сказал: «Конечно, они правы. Ведь не можем же мы претендовать на единственное право открытия новых фак тов!» Вопрос был для него уже решен раз и навсегда, всегда было на первом плане преклонение перед фактом, действительностью. Теории хороши, поскольку они дают новый подход и накопля ют факты, — и только. А вот действие секреторных нервов на панкреатическую железу английскими авторами отрицалось даже совсем, пока наконец эти опыты не были демонстрирова ны в самой Англии одним учеником И. П. (Анрепом).
Получив кафедру фармакологии, И. П. уже мог не думать о материальной стороне жизни в такой степени, как раньше, хотя семья увеличивалась. Для летнего отдыха И. П. стал регулярно ездить в Силламяги на дачу в Эстляндию, где и проводил все лето. В это время он не любил ездить в Питер и навещал лабора тории только в исключительных случаях, когда у работавших у него сотрудников подходил срок командировки.
Вообще же лето посвящалось всецело отдыху от лаборатории: в это время он много читал литературных новинок, исторические книги, в то же время процветал всякий спорт, купание, велоси пед и, конечно, городки — занятие, любимое еще с Рязанской се минарии. На его обязанности лежало поддержание дорожек сада в должной исправности. Кроме того, И. П. много занимался раз ведением цветов, особенно любил левкои, ради которых специ ально ездил в мае на дачу для подготовки клумб, причем рабо тал так, что часто не мог даже спать ночью от усталости. Фотографии отмечают эту сторону жизни И. П. Таким образом, у И. П. сложилась жизнь совершенно по другому шаблону, чем у Дарвина: у первого не остывал широкий интерес ко всему окру жающему. Все его радовало: и хорошая книга, и цветок, и ба бочка, и игра в рюхи. Зато он и сохранил умственную и телесную свежесть, несмотря на свои годы. Наоборот, Дарвин рано уже сделался полным инвалидом, жизнь которого поддерживалась только заботами семьи. Благодаря такой тренировке И. П. в 1918 г. мог с Удельной на велосипеде ездить в Институт экспе риментальной медицины для работы на огороде. Если он и поху дел так сильно, осунулся, даже появились коекакие симптомы сердечной слабости, то только потому, что наряду с физическо работой питание у него было тогда неважное.
Вскоре после утверждения И. П. профессором Академии на чальником ее назначен был весьма талантливый и популярны Пашутин. Конечно, это назначение сперва всеми приветствова лось. Но скоро наступило и горькое разочарование. Человек вла стный, Пашутин повел свою линию очень круто, нисколько не считаясь с желаниями Конференции, а его властность так импо нировала, что вызывала подобострастие среди профессуры, в сущности вполне не зависимой от начальника. Все это, конеч но, вызвало сильный отпор со стороны И. П., который сразу повел неустанную борьбу с Пашутиным. Так, у И. П. годами в кармане лежал устав Академии, чтобы всегда иметь его под ру 302 В. В. САВИЧ кой для борьбы. Заметных результатов от этой борьбы не было потому, что большинство профессуры вставало постоянно на сто рону начальства. Даже когда удаляли одного товарища якобы за выслугу лет, а по сути за смелость высказать свое мнение, не согласное с начальством, то невозможно было устроить даже товарищеского прощального обеда. Сперва давали согласие, а узнав о недовольстве Пашутина, малодушно отказывались. И это люди практической медицины, хорошо зарабатывающие частно практикой, значит, и с материальной стороны вполне обеспечен ные. Тут действовала унаследованная черта характера — покор ность. За свою непокладистость И. П. был наказан тем, что ему долго не давали звания ординарного профессора, даже после того, как он перешел на кафедру физиологии в 1895 г. Ординатуру же он получил лишь в 1897 г. Все эти факты сильно отзывались на боевой натуре И. П. Горячо привязанный к родине, он тем не менее не мог забыть времени господства Пашутина в Академии.
Отдыхая летом от лабораторных занятий, И. П. обнаружил большую страсть к коллекционерству, сперва бабочек, потом растений, марок, наконец картин. Сначала говаривалось, чтоде бабочки собирались для сына. Конечно, это был лишь предлог: И. П. так привык в лабораториях к постоянному коллекциони рованию все новых и новых фактов, что уже не мог вовсе жить без соответствующего интереса. Летом получалось лишь замещение одного другим, а самая суть явления оставалась. Оттого кол лекционирование стало проявляться уже в зрелых годах. Конеч но, он отдавался и этим занятиям со свойственной ему страстью, подкрадываясь к давно желанной бабочке, занимаясь лаборатор ными исследованиями или спортом.
Благодаря этой черте характера — его способности увлекать других — могло так долго функционировать гимнастическое об щество врачей. Дабы разохотить одних, подзадорить других и привлечь всех, И. П. выдумал особую табель о рангах и давал шу точные звания «столбов» тем, кто не манкировал вовсе, «подпо рок» — кто мало пропускал, и т.д. И это поддерживало азарт, так что общество это распалось лишь в 1914 г., когда война сра зу вырвала массу членов из Питера. Эти качества сказались и в качестве руководителя лабораториями.
Живой и веселый, И. П. умеет вдохнуть энергию и интерес самым, казалось, апатичным натурам. Кроме того, он удивитель но ясно и просто умеет представить все предметы и тем подгото вить новичка к решению стоящего на очереди вопроса.
Вообще И. П. обладает громадным педагогическим талантом, оттого его лекции всегда привлекают массу слушателей. Дело в том, что И. П. излагает чрезвычайно просто и образно весь пред мет, довольно-таки трудный для новичка. Оттого его лекции, изданные чуть ли не 25 лет назад, еще до сих пор являются желанной книгой для студента: все там так просто и ясно! Его лекции часто переходят в живой диалог, так как студенты всегда переспрашивают, что им осталось еще непонятно. Это придает его лекциям еще более живости, зато является очень трудным делом застенографировать их, ибо И. П. порой из-за вопросов забегает то вперед, то назад.
Благодаря «контрам» с Пашутиным И.П. долго не имел по стоянных учеников. Все, кто оставался у него, неизбежно про валивались на конкурсе на заграничную поездку, несмотря на хорошие работы. За это время только один его ученик попал за границу, да и то только благодаря личным связям среди хирур гов. Таким образом, работа у него производилась главным обра зом военными врачами, которые были прикомандированы на время к Академии и в это время защищали диссертации. Все это были практические врачи без всякой специальной физиологиче ской подготовки. С таким материалом И. П. сумел организовать живую работу в большом масштабе. Конечно, сам И. П. являлся истинной киназой (катализатором. — Сост.) работы: где он на ходился, там и кипела она. Сам И. П. входил в мельчайшие де тали, часто измерял количество переварившихся миллиметров белковой палочки. При этом он был очень пунктуален относи тельно времени. В назначенное время он всегда был на месте, никогда не опаздывал. В других отношениях у него не было вов се подобной точности. Так, на письма всегда отвечал с большим запозданием или вовсе даже не отвечал, и вообще это для него — большой труд.