Бык из моря - Джеллис Роберта. Страница 56

— Отлично. Если мой отказ вывел его из себя, полагаю, я же и успокою его, — пошла надевать теплый плащ.

По дороге они с Федрой не разговаривали. Рев Астериона был слышен от самых дверей, а когда они растворились и она, зажав уши, шагнула внутрь, навстречу ей высыпали служители с зажженными факелами в руках. Странно, подумала Ариадна, факелы среди бела дня?.. — но задуматься ни над чем не успела.

— Когда ты так вопишь, я не могу ничего разобрать, Астерион, — сказала она, воспользовавшись мгновением тишины.

Он повернулся к ней, угрожающе опустив рога, и проревел:

— Больше не Астерион! Минотавр! Бог-Бык! Не младенец Астерион. Взрослый!

Он грозил ей! Рогами! Ариадна была поражена, Со времени, когда он пытался защищать ее, она не видела, чтобы Астерион кому-нибудь угрожал. Потрясение изгнало из ее памяти образ беззащитного уродливого младенца, приникшего к ней, потому что никто больше не мог коснуться его. Сейчас она видела человека-зверя — видела таким, какой он есть: огромный, могучий, очень опасный — и опасность заключалась не просто в его размерах и данном самой природой оружии, а в его неумении владеть собой, управлять бурлящими в рано созревшем теле страстями.

К тому же он сказал правду. Он больше не был ее Астерионом. Воистину он стал Минотавром. Неприязнь ледяной иглой кольнула Ариадну. Младенец Астерион нуждался в ее защите — могучий Минотавр защитит себя сам.

— Отныне ты будешь для меня Минотавром, — резко произнесла она. — Не маленьким братом. Тебе нет нужды грозить мне рогами. Если Минотавр разгневан и не желает видеть меня — я с радостью удалюсь.

— Не уходить. — Грозные рога поднялись, рука Минотавра умоляюще протянулась к ней. — П... пж... жалста. — Он старался выговорить слово, не пригодное для его рта. — Хочу брат. Ридна не уходить.

Ариадна проглотила комок в горле. Какой-то — самый опасный — миг она не дышала, теперь дыхание восстановилось. Дура, обругала она себя, как бы он ни выглядел, ему всего только восемь лет, а здравый смысл даже не восьмилетнего. Им движут чувства двухлетки.

— Не расскажешь мне, что тебя рассердило? — более мягко спросила она.

— Я бог! — взревел он.

— Бог — но не мой, — спокойно отрезала Ариадна. — Для меня ты брат, и я люблю тебя, но ты не мой бог.

— Сифа сказала, Бог-Бык — важный. Ридна танцует для Бога-Быка.

— Нет. — Она произнесла это холодно, веско. — Ты, быть может, и бог, Минотавр, с этим я не буду спорить, но я не танцую ни для кого из богов. Ни для Посейдона, ни для Зевса — ни даже для Диониса, а ведь он мой бог, меня посвятили в его жрицы. Я танцую только для Матери.

Он выпучил глаза.

— Танец для Сифы?

Ариадна улыбнулась и коснулась его шеи, погладила по плечу.

— Ну конечно, нет. Есть такая богиня, великая и могущественная богиня, для которой у нас нет имени. Со времен, когда мужчина и женщина были созданы из первоначальной глины, Ее почитают просто как Мать — не нашу маму, просто — Мать.

Она не рассчитывала, что он поймет, и действительно — он отмел объяснения и снова начал добиваться своего:

— Хочу танец Ридны, — сказал он, одновременно умоляя и требуя.

— Ты соскучишься, — с улыбкой заметила Ариадна. — Мой танец и вполовину не так интересен, как то, что танцуют твои жрецы. Они прыгают, вертятся, блестят и сверкают. А я только хожу, кружусь и машу руками, да и то редко.

— Ты моя Ридна. Хочу танец.

Ариадна напряглась — и неожиданно успокоилась. Улыбка легла на ее губы.

— Почему бы и нет? — спросила она, отыскав способ исполнить желание «малыша», мечтавшего посмотреть, как танцует сестра, и вместе с тем переиграть Пасифаю, все еще жаждущую подчинить Ариадну своей воле. — Помоги мне собрать все эти игрушки и раздвинуть сундуки и кресла — и я станцую для тебя прямо здесь и сейчас.

— Сейчас?.. — Его губы шевельнулись, словно в улыбке.

— Конечно — но только если ты очистишь комнату. Чем он и занялся, перетаскивая по две-три тяжеленные вещи за раз, пока Ариадна собирала разбросанные игрушки. Некоторые из них запылились, и девушка взяла себе на заметку — поискать, чем еще заинтересовать братца.

— Танцуй, — сказал он и отошел к креслу у стены.

Ариадна подняла руки и начала танец приветствия. Прошло несколько минут — и Минотавр беспокойно зашевелился. Ариадна продолжала танец — шаги на восток, на север, потом повернулась к югу и, наконец, к западу. При этом она ритмично покачивалась, плавно взмахивая руками. Лишняя репетиция оказалась полезной, Ариадна в уме представляла себе ответные движения участников хора и танцевала, пока Минотавр вдруг не заговорил.

— Танец рассказывает? — спросил он.

— Да, — ответила Ариадна, остановилась, повернувшись к нему, и объяснила, что означают движения.

К ее удивлению, Минотавр слушал внимательно.

— Люблю рассказы, — заявил он.

Ариадна сразу же ухватилась за это. Становится все труднее отвлекать его игрушками. Движения его стали быстры и точны, он запускал простенькие игрушки — и тут же их отбрасывал. Сложными же он не мог управлять, потому что не понимал, как это делается, — и в гневе ломал их.

— Я могу приносить картинки и рассказывать, что они значат, — предложила Ариадна. — Тебе бы это понравилось?

Он поднялся, подошел к ней и, сложившись почти вдвое, потерся щекой о ее плечо.

— Ридна делает Минотавра счастливым. Люблю Ридну. На миг у нее перехватило дыхание, на глаза навернулись слезы. Это был жест Астериона.

— И я люблю тебя, милый, — ответила она, гладя его гриву. И тем не менее Ариадне не хотелось оставаться. Ее танец утомил Минотавра, а у нее не было при себе ничего, что развлекло бы его. Где-то в глубине ее памяти мерцали вызолоченные, угрожающе наклоненные рога. — Я пойду — поищу для тебя картинки.

Он отпустил ее, и Ариадна поспешила вернуться в святилище — отыскать глиняные таблички, где изображалось, как делается вино: от обрезания лоз до наполнения пифосов. Их можно отослать сразу. О виноделии кто-нибудь да сумеет ему рассказать.

Заняться поисками ей, однако, не пришлось. Дионис стоял перед своим изображением, перепуганные жрицы, жрецы и ученики — полукругом подле него. Ариадна сразу же торжественно приветствовала его, прижав левый кулак ко лбу и подняв правую руку.

Дионис приподнял брови в ответ на столь официальное приветствие и осведомился:

— Где ты была? — Тон его при этом был мягче, чем она ожидала.

— Успокаивала Минотавра, — ответила она. — Могу я отпустить твоих ревнителей, господин мой?

Он уловил ее интонацию, и брови его вновь удивленно дрогнули. Потом он сказал:

— А, разумеется, — и махнул рукой.

Служители попятились, а потом попросту сбежали, скрывшись за дверьми храма. Ариадна опустила руки. Дионис проводил взглядом сбежавших служителей и обернулся к Ариадне.

— Я только спросил, где ты. А они испугались. Чего? Ты же ведь не боишься.

— Мое отсутствие рассердило тебя, господин, и они почувствовали твой гнев.

— А ты не чувствуешь?

— Не знаю, как ответить, Дионис. Я знаю, что ты зол; я ощущаю твой гнев. Но... между жаром и едкостью этого гнева и мной словно стоит облачная стена.

— Поэтому они и зовут тебя, когда быкоглавый ярится? Этот туман защищает тебя и от него?

— Никогда, господин. Цветок моего сердца открывается лишь для тебя. А от Минотавра меня защищает его память о том, как я заботилась о нем в его младенчестве и детстве. — Она поколебалась — перед ее мысленным взором вновь вспыхнули направленные на нее рога, — но все же продолжила: — Бедняга. До него никому нет дела, и он это чувствует, поэтому до сих пор и тянется ко мне.

— И, жалея его, ты отдаешь ему предпочтение передо мной. Даже приди я к тебе в грязных лохмотьях, изодранный и усталый, ты не оставила бы его, чтобы позаботиться обо мне.

Ариадна рассмеялась.

— Потому что даже в лохмотьях, изодранный и усталый, ты великолепен... — смех ее оборвался, — ...а он — немногим больше, чем зверь. Ох, Дионис, ум его совершенно не развивается. Он думает, как двухлеток.