Арабески ботаники. Книга 1 - Куприянов Андрей Николаевич. Страница 11
29) Адодуров Василий Евдокимович,
1735 год:
30) Штелин Яков Яковлевич (Stahlin Jacob),
31) Леруа Пьер–Людовик (Le Roy Pierre–Louis),
1736 год:
32) Мула Фредерик (Moulac Frederic),
33) Вильде Иоганн–Христиан (Wilde Johann–Christian),
34) Либерт или Либертус Иоганн–Христофор (Libert или Liebertus Johann–Christophor),
35) Гейнзиус Готфрид (Heinsius Gottfried),
36) Геллерт Христиан–Эреготт (Gellert Christian–Ehregott),
37) Мерлинг Георг (Moerling или Morling Georg),
38) Мигинд Франциск (Mygind Franciscus),
39) Малярд Михаил Андреевич,
1737 год:
40) Стеллер Георг–Вильгельм (Steller Georg–Wilhelm), ботаник,
41) Брем или Брэме Иоганн–Фридрих (Brehm или Brehme Johann–Friedrich),
1738 год:
42) Тауберт Иван Иванович или Иоганн Каспар (Taubert Johann Caspar),
43) Штрубе де Пирмонт Фридрих–Генрих (Strube de Piermont Freidrich–Heinrich),
1740 год:
44) Крузиус Христиан–Готфрид (Crusius Christian–Gottfried),
45) Рихман Георг–Вильгельм (Richmann Georg–Wilhelm),
1742 год:
46) Теплов Григорий Николаевич,
47) Ломоносов Михаил Васильевич,
48) Сигезбек Иоганн–Георг (Siegesbeck Johann–Georg), ботаник,
49) Трускотт Иван Фомич или Иоганн (Truscott Johann),
1745 год:
50) Крашенинников Степан Петрович, ботаник,
51) Тредиаковский Василий Кириллович.
С.П. Крашенинников (1713–1755)
Вряд ли иностранцам было выгодно учить русских «студентов». И очень горько, что из тридцати молодых людей, отобранных для 2-й Камчатской экспедиции, в науке прижился только Степан Крашенинников, который сам, без помощи профессоров Академии, изучил огромные пространства Сибири и Камчатки. А остальные 29 молодых талантов сгинули, не найдя поддержки и места под небом науки. Ни у кого из «просвещённых» академиков не осталось русских учеников, которые могли бы продолжать научные исследования своих учителей. Здесь и в самом деле в пору задуматься об интеллектуальном порабощении России, которое продолжалось почти 200 лет.
С.П. Крашенинников известен больше как географ, и наибольшую известность получила его книга «Описание земли Камчатки», где не столь много места отводится ботанике. В этой книге есть лишь одна небольшая глава о хозяйственно полезных растениях Камчатки, названная автором на громоздком научном языке того времени: «О произрастающих, особливо которые до содержания тамошних народов касаются» [7]. Здесь охарактеризованы 34 вида растений, находивших применение в быту местного населения.
Этим, конечно, не исчерпывались ботанические наблюдения Крашенинникова. Он собирал на Камчатке семена местных растений и гербаризировал их. Но отсутствие средств не позволяло ему проводить полноценные ботанические сборы. Неизвестно, сколько материалов, собранных студентом Крашенинниковым, стало достоянием «благородных господ профессоров». Да и впоследствии неоднократно делались попытки оспорить его авторство и опорочить его научное имя.
В 1743 году С.П. Крашенинников после десятилетних странствий вернулся в Санкт–Петербург. За время путешествия он сблизился с Гмелином, и последний действительно много помогал Крашенинникову стать хорошим ботаником. Это, пожалуй, единственное исключение из правил поведения академиков–иностранцев.
В это время Ботаническим садом Академии заведовал Иоганн–Георг Сигезбек (1685–1755). Он прибыл в Россию уже после отъезда экспедиции в 1735 году, работал медиком в приморском госпитале и одновременно заведовал Аптекарским огородом. Это был неплохой медик и садовод. Аптекарский огород под его руководством стал поставщиком лекарственных трав для всех аптек города. Вместе с тем он - откровенный ханжа, стоял на ортодоксальных позициях в биологии.
Линней открыл, что у растений есть мужские цветки с тычинками и женские — с пестиками. Сигезбек написал пасквильный трактат на это открытие Линнея, считая, что определение пола у растений — занятие крайне непристойное и постыдное. Но его пасквиль не достиг цели. Академия наук, напротив, высоко оценила заслуги Линнея: именно за это научное открытие она выбрала его своим почётным членом.
Несмотря на это, Шумахер подписал прошение об определении Сигезбека академиком ботаники на место умершего академика Аммана. Шаг этот даже для того времени был неожиданным. Скандальный и склочный характер при небольших способностях к ботанике нового академика были всем хорошо известны. За этим назначением явно просматривалась дворцовая интрига.
В те смутные времена в Российской Империи многое решалось вопреки здравому смыслу. Правили временщики, которые старались везде насадить «своих немцев».
Сигезбек уже через несколько месяцев после возвращения Гмелина подал на него жалобу. Может быть, через двести пятьдесят лет и не стоит вдаваться в детали тех дрязг, но человеческих отношениях ничего не меняется. Низость и подлость, подкреплённая «мохнатой лапой», к сожалению, всегда имеет преимущества. Сигезбек писал: «Когда г. Гмелин, химии натуральный профессор, прибыл из Сибири, то долго, будучи в отлучке и совсем отвыкнув чрез различные перемены и даже обычаи от академических постановлений, стал вмешиваться в дела ботанической профессии, а меня как профессора ботаники и начальника ботанического сада, обижал, беспокоил и часто возбуждал бесполезные столкновения...». В конце этой жалобы он находил, что поведение Гмелина тем непристойно, что Гмелин был новичком в ботанике, а он, Сигезбек, старый профессор, преподавал эту науку, когда Гмелин был ещё ребёнком. Именно это обстоятельство вынудило Гмелина создать возле дома свой маленький садик и в нём изучать привезённые растения.
Однако мерилом и судьёй человеческих отношений может быть только время. Именем Гмелина названы десятки видов растений. А именем Sigesbeckia Карл Линней назвал одну из самых уродливых колючек из семейства астровых.
И вот у такого академика заканчивал своё студенчество Крашенинников. Степан Петрович всегда был крайне беден. Жить на сто рублей с женой и шестью детьми было невозможно и в то далёкое время, поэтому он часто хлопотал перед Академией о материальной помощи. Известно, что в 1745 году на академическом заседании, незадолго до того, как Крашенинникову дали звание адъюнкта, Сигезбек сделал выговор ему за то, что тот без его ведома принял дрова и деньги от Академии. Много крови выпил Сигезбек из Крашенинникова, пока новый президент Академии К.Г. Разумовский не уволил сварливого академика в 1747 году. Резолюция графа была категорична: «Отрешить от Академии Сигезбека», на том основании, что «...адъюнктом Крашенинниковым пробавиться можно <…>, да и нужды в ботанической науке при Академии такой нет, чтоб профессора на столь великом иждивении за одну только ботанику содержать...» Следует порадоваться за Крашенинникова: его нить судьбы прочно вплелась в орнамент ботаники. Однако обидно за столь пренебрежительное отношение к науке ботанике со стороны государственного мужа.