Арабески ботаники. Книга 1 - Куприянов Андрей Николаевич. Страница 25

 «Имея честь быть шведского происхождения, я счёл своей обязанностью представить Королевской Академии эту неизвестную птицу. Я видел эту птицу несколько лет сряду в Змеиногорске и у Колыванского завода, около Усть–Каменогорской крепости и на скалах Алтайских гор. Эта ласточка относится к Сингории, описанной несколько лет назад китайцами, почему я назвал её Hirundo singoriensis и послал несколько экземпляров в Петербургскую Академию наук, однако же без описания.

Так как при возвращении моём я увидел её в Петербургском кабинете редкостей и нашёл, что Мессершмидт назвал её Hirundo saxatilis daurica, то пусть это имя останется за нею. <...> Так как и профессор Паллас называет её не иначе в своих “Spicilegiis zoologicus”, которые в нынешнем году печатаются в Берлине, то не хочу быть упрямым и оставаться при старом имени, потому что не желаю навязывать естествоиспытателям нового слова, чем они уже бесконечно мучаются...»

Такие казусы не могли украсить научную репутацию Лаксмана. Поэтому присвоение за эту краткую заметку академического звания можно поставить в заслугу не Лаксману, а Линнею, хлопотавшему за него. Лаксман стал стокгольмским академиком, но рассчитывать на уважение Палласа он уже не мог.

Спустя два года Паллас и Георги практически повторили маршрут Лаксмана на Алтае. Лагус, первый монограф Лаксмана, так пишет об этом периоде отношений двух натуралистов:

«Можно легко представить себе, что занятие это не было особенно приятно [Лаксману], так как он должен был видеть, что его собственные сибирские исследования, как по объёму, так и по точности, нередко уступали этим сочинениям, вовсе не упоминавшим о нём даже в таких местах, где сравнение было бы весьма поучительно, например, при описании горячих источников речки Турке. Нельзя полагать, что Георги не знал о "сибирских письмах" своего предшественника, но в настоящее время, по примеру Палласа, слава и влияние которого с каждым днём возрастали, он, вероятно, желал следовать его примеру постоянного умалчивания».

Рыжепоясничная, или даурская ласточка (Hirundo daurica)

Действительно, ничем другим подобную «забывчивость» объяснить нельзя, как только крайним пренебрежением Палласа и его команды к Лаксману. Даже когда они прибыли в Барнаул, который Лаксман оставил всего два года назад, в адрес жившего здесь исследователя не было сказано ни одного слова. В то же время много слов восхваления рассыпано многим живущим там горным мастерам — Лейбе, Гану и другим. О Лаксмане не упоминается даже при перечислении растений и животных, которых открыл этот естествоиспытатель, между тем Георги, по словам Лагуса, постоянно восхваляет Палласа «часто весьма пышными эпитетами».

Видимо, такое отношение объясняется тем, что в то время Паллас не рассматривал Лаксмана как самостоятельного учёного, но только лишь как корреспондента Линнея, с которым Паллас не сотрудничал.

Во второй раз интересы Лаксмана и Палласа столкнулись вокруг научного наследства Фалька, который застрелился в Казани. Этот неуравновешенный, психически нездоровый человек, был подвержен частым депрессиям. Он тоже был учеником Линнея и считался другом Лаксмана. Но и Паллас тоже считал его своим «искренним» другом. Научное наследие Фалька насчитывало около 7000 листов, написанных на разных клочках, часто не связанных между собой. Но всё равно это был очень ценный научный материал, и Георги, которого Фальк обвинял во всех своих бедах, хотел забрать его себе. Паллас тоже делал всё возможное, чтобы получить в своё распоряжение эти дневники и сборы. И тем не менее, осенью 1774 года все материалы были переданы Академией Лаксману. Разумеется, отношения Палласа и Лаксмана в этот период были довольно напряжённые. Получив бумаги Фалька, Лаксман в этой интриге выиграл, но он совершенно не готов был к тщательной редакторской работе. Он продержал материалы у себя целых пять лет, но так и не смог привести их в порядок. После этого эпизода за Лаксманом закрепилась слава «ленивого сочинителя».

Карта путешествий П.С. Палласа. 1— 1768–1774 гг.; 2 — 1793–1794 гг.

В то время академики писали очень много. Это было необходимо для поддержания имиджа. Сочинения подносились влиятельным покровителям, от кого зависело как продвижение по службе, так и денежное вознаграждение. В этом отношении Паллас был в числе первых. Он работал очень плодотворно и на высоком научном уровне.

После того как Академию возглавил С.Г. Домашнев, там стали происходить большие перемены. Новый президент в августе 1776 года задал вопрос Академическому собранию: «Какие места в России ещё не исследованы и где ещё можно надеяться сделать открытия?» В ответ Паллас даёт программу экспедиционных исследований. Ниже мы приводим её полностью:

«Обзор путешествий, которые необходимо ещё сделать в Азиатской части Российской Империи.

1. В Оренбургской губернии много интересных открытий обещают пустынные степи (Deserts) за рекой Уралом, прежним Яиком. При наличии хорошей охраны следовало бы достигнуть и пройти по тянущимся от этой реки до Алтайских гор горным цепям.

2. Совершенно не тронута и обещает бесконечно много открытий в отношении горных богатств часть Уральских гор, расположенных к северу от р. Сосьвы, и вообще вся местность между реками Печорой и Обью. Сюда должна быть направлена чисто минералогическая экспедиция, и для выполнения её задач по открытиям этого рода она должна быть усилена несколькими рудокопами и довольно большим числом рабочих.

3. В южном районе Сибири большого внимания наблюдателя, подкреплённого отрядом рудокопов, заслуживает гористая и дикая местность, расположенная между реками Чарышом и Томом.

4. В доступных для прохождения местах заслуживают также обозрения тянущиеся от р. Енисей до оз. Байкал приграничные горы. Не останется без интересных ботанических открытий всякое ботаническое путешествие за пределы этих гор до Монгольских пустынь, так же как и путешествие по Кяхтинской дороге вплоть до местожительства верховных правителей (commandants en chef) этой монгольской орды, называемого Ургой.

5. На севере Сибири полезно было бы произвести следующее путешествие: спуститься по р. Енисею до Океана и, возвратившись в Мангазею, подняться по течению Нижней Тунгуски, осматривая и изучая образующие горную цепь горы между Нижней и Подкаменной Тунгусками. После этого следует пройти от истоков первой из этих рек к Лене и посетить окружающие её устье арктические местности, а также всё течение р. Вилюй.

6. Расположенная за Леной самая восточная часть Сибири почти совершенно неизвестна в физическом отношении и очень мало изучена в отношении географическом; в этих диких районах можно было бы сделать несколько маршрутов, в особенности начиная от Колымского зимовья или Ямского острога.

7. Путешествие на Камчатку, продолженное с одной стороны Курильскими, а с другой Алеутскими островами и примыкающими к Северной Америке так называемыми Лисьими островами, помимо своего чрезвычайного, географического интереса, явилось бы для всех частей физики и натуральной истории самым важным из всех путешествий, которые можно было бы произвести в пределах обширной Российской Империи.