Арабески ботаники. Книга 1 - Куприянов Андрей Николаевич. Страница 32
Однако радость долгого и захватывающего путешествия Гумбольдта по просторам России было изрядно омрачена назойливой подозрительностью чиновников. От ареста он был гарантирован, но определённая опасность исходила от малообразованных и враждебно настроенных военных начальников русских поселений. В русском историческом журнале «Русская старина» было напечатано следующее письмо от исправника Ишима к сибирскому генерал–губернатору, писанное в 1829 году, когда Гумбольдт проводил здесь свои изыскания:
«Несколько дней тому назад приехал сюда немец, приземистый, невзрачный на вид, с рекомендательным письмом от Вашего Превосходительства. Согласно письму, я принял его учтиво, но должен сознаться, что мне он кажется человеком подозрительным и даже опасным, невзлюбил я его с первого взгляда. Слишком много говорит и пренебрегает моим гостеприимством. Чиновным людям в городе никакого внимания не оказывает, а водится всё больше с поляками и прочими политическими преступниками. Осмелюсь довести до сведения Вашего Превосходительства, что его шашни с политическими не ускользнули от моей бдительности. Один раз он ходил с ними на гору, с которой виден весь город. Они брали с собой какой то ящик и вынимали оттуда какую-то трубку, которую мы все приняли за ружье. Укрепивши эту трубку на треножнике, они навели вниз на город и один за другим смотрели, хорошо ли видно. Это явно большая опасность для города, в котором все постройки деревянные; так что я послал отряд войска с заряженными винтовками следить за немцем на горе. Если оправдаются мои подозрения относительно вероломных замыслов этого человека, мы готовы положить жизнь за Царя и Святую Русь. Сию депешу посылаю Вашему Превосходительству с нарочным».
Более характерное письмо, чем это донесение жандармского чиновника, найти трудно. Цивилизованный мир должен поздравить себя с тем, что блестящей карьере великого Гумбольдта не положила конец пуля из казацкой винтовки или полицейская сабля в то время, как он, при помощи угломера, делал съемку в маленьком сибирском городке Ишиме.
Гумбольдт вроде бы особняком стоит в истории российской ботаники, но всё же есть узелок, который связывает его с Н.С. Турчаниновым и Г.С. Карелиным, — это общее знакомство с графом Канкриным. Возможно, Турчанинов пользовался большей свободой, работая в Министерстве финансов, благодаря покровительству сиятельного графа Егора Францевича Канкрина (1774–1845).
Это был необычный министр финансов. Родился он в 1774 году в Ганау (Гессен); занимался в университетах Гессена и Марбурга. Приехал в 1797 году в Россию, где его отец заведовал старорусскими соляными заводами. Он много наблюдал, имел своё мнение о разных отраслях сельского хозяйства. В 1800 году по просьбе графа Остермана Канкрин подал записку о развитии овцеводства в России. Записка понравилась, и молодого человека назначили помощником отца. В войне с Наполеоном он служил генерал–интендантом. А позже написал научный трактат об интендантстве и войне. И хотя его книги выходили анонимно, он пользовался уважением как финансист. Александр I в 1823 году пригласил его возглавить Министерство финансов и не ошибся в своем выборе.
С именем Е.Ф. Канкрина связано упорядочение русской денежной системы, усиление протекционизма и улучшение государственной отчётности и счетоводства. Стремясь развивать промышленность в государстве, Канкрин провел ряд инициатив: учредил мануфактурный совет, устраивал промышленные выставки в Санкт–Петербурге и Москве, давал специальные поручения агентам министерства за границей, основал Технологический институт в Санкт–Петербурге, распространял специальные издания, устранял формальности при открытии промышленных учреждений; содействовал расширению овцеводства, горного дела (преобразование горного законодательства, казённой горной промышленности, горного управления, корпуса горных инженеров, организация геологических изысканий); лесного дела (преобразование лесного института, новые училища для подготовки лесничих, заграничные командировки, особые инструкции по лесному хозяйству); ввел уставы о векселях, торговой несостоятельности и о системе российских мер и весов. И что немаловажно, он понимал, что только изучение всех природных ресурсов поможет упрочить экономическое положение России.
Длительное пребывание его на посту министра, своеобразный внешний вид и характер становились предметом многочисленных салонных острот великосветских шутников. Среди них был и такой анекдот:
«Граф Канкрин справшивает директора департамента: — А по каким причинам хотите Вы уволить от должности этого чиновника? — Директор: — Да стоит только посмотреть на него, чтоб получить от него отвращение: длинный, сухой, неуклюжий немец, физиономия суровая, рябая... — Граф Канкрин: — Ах, батюшка, да Вы мой портрет рисуете! Пожалуй, Вы и меня от должности отрешить захотите!»
Другой анекдот касался введения в российский оборот ценных бумаг и бумажных ассигнаций, его приписывают весельчаку и балагуру А.С. Меншикову — адмиралу и управляющему морским министерством.
«Однажды Меншиков разговаривал с государем, увидал проходящего Канкрина и говорит: — Фокусник идет. — Какой фокусник? — спрашивает государь, — министр финансов что ли? — Фокусник, — продолжал адмирал, — в правой руке держит золото, в левой платину, дунет в правую — ассигнации, дунет в левую — облигации».
Именно при содействии графа Канкрина на ботанические исследования выделялись десятки тысяч рублей. Так, К.Ф. Ледебуру была предоставлена возможность совершить своё первое путешествие, Карелину он помог осуществить самое знаменитое его путешествие на Алтай, десятки лет покровительствовал Н.С. Турчанинову. Можно смело признать, что все блестящие ботанические исследования в середине XIX века были совершены только благодаря помощи министра финансов России.
При этом Е.Ф. Канкрин был очень рачительный (если не сказать скупой), очень осторожный экономист, умеющий держать и сохранять государственную копейку, и тем не менее, он поощрял ботанические исследования. Можно было бы объяснить такое отношение тем, что граф сам проявлял интерес к ботанике или увлекался гербариями. Но это не так. Кроме того, ему была известна пренебрежительная фраза, брошенная Наполеоном Гумбольдту при знакомстве: «Вы занимаетесь ботаникой? — спросил Наполеон путешественника, — моя жена делает тоже самое». Скорее всего, это был всё же экономический расчет на возможную пользу от исследований растительного мира России. И кроме того, как проницательный человек он не мог не понимать значимость своих деяний для науки. Ведь благодаря его поддержке Карелин, Кирилов, Ледебур, Турчанинов наперегонки публиковали в Бюллетене Московского общества испытателей природы описания новых видов.
И сегодня, в тяжёлое для всей фундаментальной российской науки время, приятно сознавать, что были в России такие чиновники, как Егор Францевич, которые, не требуя ни степеней, ни научных званий, помогали развиваться отечественной науке.
Известно много писем Гумбольдта к Канкрину, в которых он благодарит графа за организацию поездки по России. Из этих писем следует, что министр финансов чрезвычайно был заинтересован в изучении растительных богатств России, что он и сам когда-то выдвигал теории по происхождению степей. Гумбольдт был очень доволен поездкой, о чём явно свидетельствуют его письма графу.
Гумбольдт — Канкрину. Астрахань. 1/13 октября 1829 г.